Б. С. Шостакович

ПАМЯТНИКИ  И  ПАМЯТНЫЕ МЕСТА, СВЯЗАННЫЕ   С   ПОЛИТИЧЕСКОЙ   ССЫЛКОЙ 1830—1880-х гг.

Каждому иркутянину хорошо знакомо здание; римско-католической приходской церкви издавна, по традиции называемое здесь (хотя и не совсем правильно) Польским костелом. Это легкое, стрельчатое сооружение — практически един­ственный образец архитектурного стиля поздней готики (неоготики) на всей восточной части на­шей страны от Енисея до Тихого океана. С ним связаны существенные события из истории духовной жизни приверженцев римско-католичес­кой конфессии в Восточной Сибири и на Даль­нем Востоке. Одновременно оно является и ис­торическим памятником, олицетворяющим тесные связи передовых представителей народов России и Польши в освободительной борьбе против цар­ского самодержавия в XIX — начале XX в.

Римско-католический костел в Иркутске по­ставлен в первой четверти XIX в. На месте ны­нешнего каменного здания храма вначале было, другое, деревянное. Оно представляло собою постройку на каменном фундаменте, с двумя фли­гелями, общей площадью 64 кв. сажени, (ок. 136 кв. м). Портик главного фасада в стиле классицизма выходил на Тихвинскую площадь (ныне площадь им. С. М. Кирова).

На протяжении почти всего XIX в., вплоть до 70-х гг., Польский костел служил не только местом отправления религиозного католического культа, но и оказался одним из центров демок­ратической оппозиции царскому режиму в Вос­точной Сибири, многообразного дружественного общения россиян и поляков. Особенно это было заметно до конца 70-х гг. XIX в. в связи с мас­совым притоком в Восточную Сибирь польских политических ссыльных — участников националь­но-освободительных восстаний 1830—1831 и 1863—1864 гг. и конспиративных организаций, действовавших в период между этими восста­ниями на различных территориях расчлененной бывшей Речи Посполитой.

Прогрессивно настроенные представители польского духовенства, служившие в Иркутском костеле, поддерживали отношения с ссыльными. Так, настоятель костела ксендз Дезидерыош Гациский общался с декабристами П. А. Мухановым, М. Н. и С. Г. Волконскими, Е. И. и С.П. Трубецкими, М. К. и А. П. Юшневскими и другими. Д. Гациский был причастен и к пуб­лицистической деятельности декабриста М. С. Лунина и к польским конспиративным планам 1830-х гг. В 1839 г. в доме при костеле у ксендза-викария Клодоальда Шейдевича останавливался по пути с забайкальской каторги на поселение в Западную Сибирь декабрист И. И. Пущин.

Сменивший Д. Гациского (ум. 1855) ксендз Кшиштоф Швермицкий (Шверницкий) сам был политическим ссыльным за причастность к поль­скому патриотическому движению 1840-х гг. и фактически возглавлял колонию польских политссыльных в Иркутске, Личность его незаурядна во многих отношениях и ждет еще своего биог­рафа-исследователя. К. Швермицкий пользовался повсеместным уважением и симпатией иркутян, сибиряков и приезжих, часто не связанных ни с польской, ни вообще католической средой. Швермицкий, в частности, продолжил традиции декабристско-польского дружественного обще­ния. Установленные им связи с некоторыми из семей ссыльных русских дворянских революцио­неров еще во время их пребывания в Восточной Сибири не порывались и в последующую пору. Он переписывался с вдовой декабриста Юшневского, поддерживал контакт с князем С.П. Тру­бецким. При нем нашел в костеле приют преста­релый декабрист-крестьянин П. Ф. Дунцов-Выгодовский, живший там до своей кончины (декабрь 1881). В 1857 г. при Иркутском костеле Швер­мицкий оставил ксендза Тыбурция Павловского, известного своей близостью к декабристу М. С. Лунину. К. Швермицкий оказывал помощь польским политссыльным в подготовке извест­ного восстания 1866 г. на строительстве Кругобайкальского тракта.

В середине XIX в. Иркутский костел подверг­ся капитальному ремонту, а фасад его был час­тично реконструирован. Пришедший в ветхость музыкальный инструмент, сопровождавший бого­служения, заменила специально выписанная из Петербурга фисгармония со звучанием, близким к органному — так называемый «орган мелодиум Парижской фабрики Дебена». Приобретен он на средства, собранные по подписке среди иркутян. Немного позднее интерьер костела украсил за­мечательный резной алтарь, выполненный ссыль­ным польским повстанцем 1863 г. Игнацием Эйхмиллером (Эйхмюллером), казненным в 1872 г. за пощечину, нанесенную генерал-губернатору Н. П. Синельникову в ответ на его оскорбления» Летом 1879 г. в огне большого иркутского пожа­ра костел полностью сгорел.

К. Швермицкий деятельно взялся за восста­новление католического храма, пожертвования на который поступали из разных мест — как от католиков, так и от сочувствующих польской колонии в Иркутске, в частности, и от некото­рых семей декабристов. Каменное здание возво­дилось по проекту старшего архитектора строи­тельного отдела Главного управления Восточной Сибири Яна (Ивана Фомича) Тамулевича, кото­рый был утвержден в 1881 г. Сравнительно не­большое по объему, оно привлекательно своими удачно найденными пропорциями и богатым, на­рядным декором. Внутренняя отделка была осу­ществлена по рисункам, и под наблюдением быв­шего политссыльного, столяра, художника, рез­чика по дереву Войчеха Коперского. До нашего времени дошел образец его работы — балконная решетка хоров, реставрированная Б. Корогодом в 1978 г. На хорах находилась фисгармония, вы­полнявшая функцию органа, традиционного для католической церкви. Новое здание костела бы­ло открыто в 1885 г. Незадолго до начала пер­вой мировой войны возник план его перестрой­ки и расширения, в том числе и установки нас­тоящего органа. Но план этот остался нереали­зованным.

Еще на протяжении почти десяти лет после сооружения нового здания костела его настояте­лем оставался ксендз Швермицкий, скончавшийся в 1894 г. Преемником его стал ксендз Рузга, в прошлом также политссыльный. С 1938 г. было прекращено использование здания костела по его прямому назначению — как религиозно-культово­го сооружения. Здесь разместилась Восточно-Сибирская студия кинохроники. В конце 1978 г. пос­ле   длительных   научно-реставрационных работ (первоначальной их целью было устройство в этом здании музея истории поляков в Сибири — проектировщик, архитектор Г.А. Вязунова) по решению городских властей в помещении быв­шего костела открылся органный зал. Для этого по специальному заказу в ГДР был изготовлен концертный орган известной фирмой Шуке.

Территория бывшего Иерусалимского кладби­ща в Иркутске является уникальным историко-мемориальным объектом, более чем столетие неразрывно связанным с многообразной историей нашего города и края. Иерусалимское кладби­ще в Иркутске по его значимости с полным ос­нованием можно уподобить Лычаковскому во Львове, Россе в Вильнюсе или Раковицкому в Кракове. К сожалению, в конце 1950-х гг. по распоряжению городских властей оригинальные надгробия и вся сложившаяся планировка клад­бища оказались уничтоженными, и ныне его тер­ритория занята Центральным парком культуры и отдыха. Очевидно, что столь страшный урон, ко­торый нанесли этому иркутскому некрополю бытовавшие в минувшие десятилетия чиновничье невежество и забвение собственной истории и культуры, практически невосполним. Однако в силах историков и других специалистов попы­таться теперь хотя бы описать отдельные, наи­более значимые фрагменты некрополя на Иеру­салимской горе в Иркутске, воздать долг наибо­лее видным представителям ушедших поколений, связанных с этим местом, а в их лице и всем нашедшим здесь вечное пристанище.

Наш рассказ пойдет об одной из самых ин­тересных и ценных с исторической точки зрения частей этого бывшего кладбища — католической, располагавшейся на той стороне территории ны­нешнего Парка культуры, что прилегает к улице Первой Советской, начиная от улицы Парковой. Само название указывает на то, что здесь хо­ронили лиц католического вероисповедания. Значительную их массу в XIX и начале XX вв. составляли поляки, оказавшиеся в столице Вос­точной Сибири в качестве политических ссыль­ных-поселенцев. Хотя, несомненно, среди них были люди и иных национальных принадлежнос­тей. Об этом напоминает единственный воссоз­данный на месте прежней католической части кладбища памятник декабристу Иосифу Поджио (1792—1848), который, как известно, происходил из древнего итальянского рода.

Известный польский политический и общест­венный деятель Агатон Гиллер, сосланный в Си­бирь в 1850-е гг., опубликовал впоследствии под­робный очерк о своем посещении Иркутского кладбища в 1859 г., перечислив там всех похо­роненных в католической части кладбища по­ляков, о которых ему удалось собрать какие-ли­бо сведения. Согласно этому ценному источнику, представляющему большую библиографическую редкость и никогда не переводившемуся на рус­ский язык, а также и другим материалам, в част­ности, документам, хранящимся в Государствен­ном архиве Иркутской области (ГАИО), предста­вим нашим читателям выявленные к настояще­му времени данные о польских могилах первой половины XIX в. на католическом кладбище в Иркутске.

Выделяется группа захоронений ссыльных «конарщиков» — участников    организации «Со­дружество польского народа» на Украине и в Литве, руководимой выдающимся польским ре­волюционером Шимоном Конарским (казнен по приговору царского суда в Вильно в 1839 г.): Людвиг Янишевский (1778—1848)—причастный к восстаниям Т. Костюшки и 1830 г., а затем член организации Конарского на Подоле. Людвиг Трынковский (1811—1849) — ксендз, каноник ка­федрального костела в Вильно, широко популяр­ный оратор, прославившийся блестящими пропо­ведями патриотического содержания, автор ряда поэтических, философских и теологических про­изведений, он активно сотрудничал в отделении «Содружества   польского  народа» даже после казни самого Ш. Конарского. Арестованный и подвергнутый следственной комиссией допросам «с пристрастием», Л. Трынковский заболел рас­стройством психики и в таком состоянии был выслан «на вечное изгнание» в Сибирь. Вольф­ганг Щепковский (1807—1857) - участник по­дольского отделения организации Конарского, одаренный артист-скрипач и композитор, кото­рого связывали тесные контакты с декабриста­ми. Еще один подолянин Яцек Голыньский (1804—1846) —возглавлял отдел польского «Пат­риотического общества» среди учащейся молоде­жи Дременца, позднее поддерживал тесные кон­такты с организаторами восстания 1830 г., был активным участником этого восстания и членом организации Конарского.  Марьян  Подгородэньский (1792—1846) входил в так называемый волынский союз, преобразованный позднее в сос­тавную часть организации Конарского. Все эти «конарщики» закончили свой жизненный путь в Иркутске, находясь на поселении после отбы­тия каторжных работ (за исключением Л. Трынковского, который с самого начала его ссылки оставался в Иркутске, тяжело болел и скончал­ся здесь от мозгового заболевания).

В католической части бывшего Иерусалим­ского кладбища были похоронены и два ссыль­ных польских патриота-«заливщика», репресси­рованных царскими властями за причастность к партизанской «экспедиции Юзефа Заливского» 1833 г. Юзеф Сасинович (1774—1839) сражался еще в польских легионах под эгидой Наполеона и в одном из сражений той поры лишился зре­ния. Несмотря на тяжелое увечье, он сохранил прежнюю жажду борьбы за польскую незави­симость и в 1833 г. укрывал у себя дома, под Белостоком, «посланных польскими революционистами из Франции эмиссаров». За это он и по­платился ссылкой в Сибирь, которую — единственный из польских политссыльных, — отбывал непосредственно в тюрьме Петровского Завода, вместе с декабристами. Юзеф Гордыньский {1792—1840) —  майор польской повстанческой армии 1830—1831 гг. В 1833 г. он был из эмигра­ции направлен на родину, в Белосток, чтобы поднять новое восстание. Он один из тех «эмис­саров», которых полицейские органы выследили и схватили в доме Ю. Сасиновича. Сосланный в Сибирь, как и его укрыватель, он умер в Ир­кутске и был похоронен рядом с Ю. Сасиновичем.

Здесь же находились могилы повстанцев 1830 г., насильственно «отданных в военную службу в сибирских батальонах» и умерших вда­ли от родины: Бонифация Добровольского (ум. ок. 1845) — одаренного военного музыканта и композитора, Казимежа Добровольского (1765—. 1836), Аугустына Одаховского (1795—1853), Кшиштофа Цимермана (ум. 1853 в возрасте 50 лет), Франчишека Подгурского (1811—1845), Юзефз Творева (ум. ок. 1854), Мацея Мыстковского (1789—1856) и Антония Жабы (1782—1857)', Пав­ла Гадомского (1800—1844) и Станислава Тшчиныского (1798—1840)2, Вавжинца Гловацкого (1814—-1846), Дымитра Бэзьнюка (1802—1852), Анджея Романьчука (1806—1853), Юзефа Багиньского (1816—1856), Даниэля Балановского (1803—1856), Антония Нечаевского, Вильгельма Мальчевского, Ходакевича (имя неизвестно).

Среди тех, кто похоронен на католическом кладбище Иерусалимского предместья Иркутска позднее, во второй половине XIX в. и в первые десятилетия XX в., также можно обнаружить примечательных людей — ссыльных участников освободительного движения, общественных дея­телей, ремесленников, художников, служителей церкви. Сразу заметим, что подобный перечень, которым мы располагаем, еще весьма неполон. Для заполнения в нем значительных «белых пя­тен» потребуются еще серьезные усилия иссле­дователей.

На Иерусалимской горе похоронены два че­ловека, имена которых уже встречались читате­лю в этом очерке — ксендз Кшиштоф Швермицкий (1812—1894) и мастер художественной резьбы по дереву Войчех Коперский (1840—1920). Еще об одном человеке — Болеславе (Петровиче) Шос­таковиче (1845—1919) будет рассказано далее. Остановимся теперь лишь на истории двух из покоящихся здесь замечательных людей.

Николай Александрович Серно-Соловьевич Ц834_1866) — выдающийся русский революцио­нер, оригинальный мыслитель, философ-материа­лист, публицист. Вместе с Н. Г. Чернышевским он стоял во главе тайного общества «Земля и во­дя» - самой крупной революционной организа­ции России 1860-х гг. С целью революционного просвещения народа Серно-Соловьевич открыл книжный магазин и библиотеку для чтения при нем в самом центре Петербурга, развернул изда­тельскую деятельность. Однако вездесущее III от­деление и другие охранительные органы импе­рии собрали улики против вождей революцион­ной демократии, позволившие в июле 1862 г. арестовать одновременно Чернышевского и Серно-Соловьевича. Почти три года Серно-Соловьевич провел в гробовом заточении Петропавлов­ской крепости, мужественно вынес все тяготы следствия и во время хитроумных допросов не только ничего не выдал, но и постарался в един­ственно доступной ему форме показаний под­следственного высказать все, что он думал о царе, его правительстве и существовавшем в Рос­сии строе.

По личному распоряжению императора Алек­сандра II он был приговорен к «лишению всех прав состояния» и «вечному поселению» в Сиби­ри. По пути следования в ссылку Серно-Со­ловьевич вступил в тесные контакты и активное сотрудничество с польскими повстанцами 1863 г., разрабатывал с ними план совместного польско-Российского восстания в Сибири. План этот по­терпел неудачу и вылился лишь в локальное выс­тупление ссыльных польских повстанцев летом 1866 г. на строительство Кругобайкальского тракта. Тяжело заболевший, к тому же получивший ранения в результате несчастного случая на зимней дороге под Иркутском, Н. А. Серно-Соловьевич скоропостижно скончал­ся в начале февраля 1866 г. в иркутском тюрем­ном лазарете. Ему шел в ту пору только трид­цать второй год...

Юзефат (Иосафат Петрович) Огрызко (1826— 1890)—поляк, родом из Белоруссии, по профес­сии юрист, сотрудник министерства финансов, яв­лялся заметной фигурой в среде демократической петербургской интеллигенции. Он был близко знаком с Н.Г. Чернышевским и с Н. А. Серно-Соловьевичем. (Именно в принадлежавшей Ог­рызко типографии печатались многие демократические издания книжного магазина Серно-Соловьевича.) Он состоял в тесных связях с польскими и русскими революционными кругами. С начала польского восстания 1863 г. Ю. Огрыз­ко становится нелегальным представителем в Пе­тербурге повстанческого национального прави­тельства. Это и привело его к аресту, следствию, проводившемуся печально известной Виленской комиссией, руководимой М. Н. Муравьевым-«вешателем», и к ссылке в Сибирь на двадцатилет­нюю каторгу (взамен первоначального приговора к смертной казни). В Сибири прошла треть его жизни, наполненная тяготами тюремного заточе­ния и борьбой против злоупотреблений местной администрации. Он руководил «Акатуевским про­тестом» политических заключенных (июль 1866), затем пять лет провел в тюрьмах Якутии, из ко­торых свыше трех — в вилюйском остроге, куда позднее заключили Н. Г. Чернышевского. Толь­ко через десять лет Огрызко было позволено по­селиться в Иркутске, но он так и не дождался полного восстановления в гражданских правах и разрешения на выезд в европейскую часть стра­ны. Похороны Ю. Огрызко проходили при значительном стечении иркутян, что свидетельство­вало о глубоком уважении к покойному.

В Иркутске существует еще одно скорбное место, хранящее память о польских патриотах. Речь идет о месте казни по приговору военно-полевого суда четверых руководителей восста­ния польских политических ссыльных на строительстве Кругобайкальского тракта в июне—ию­ле 1866 г. Это восстание было единственным осу­ществленным актом вооруженного выступления. А с конца 1863 г. планов восстания в различных местах Сибири разрабатывалось много. Один из наиболее радикальных, но не осуществившихся возник в так называемой Красноярско-Канской организации, когда ее возглавил Н.А. Серно-Соловьевич. Целью ее была совместная борьба за свержение царского самодержавия и установле­ния демократического строя в России и Польше.

Кругобайкальское восстание было подавлено, его руководители — Густав Шарамович, Якуб Рейнер, Нарцыз Целиньский и Владыслав Котковский — расстреляны утром 15 ноября 1866 г. «за Якутской заставой на площадке, при огром­ном стечении народа. Это произошло ориентировочно в районе современной застройки конеч­ной части улицы Рабочего Штаба (бывшей Якут­ской). В ближайшем будущем здесь надлежит установить соответствующий памятный знак.

Познакомимся теперь с некоторыми местами и зданиями Иркутска, напоминающими о пребы­вании в «столице Восточной Сибири» ряда дея­телей русского и польского освободительного движения. В городе существует немало объектов, так или иначе связанных с ссыльными участни­ками польского восстания 1863—1864 гг. Однако при этом можно говорить лишь об единичных сохранившихся и непосредственно к ним относя­щихся памятниках, так как пожар 1879 г. унич­тожил значительную часть центральной город­ской застройки, свои коррективы внесло и по­следующее новое строительство центра Иркутска.

Один из таких памятников — здание под № 17 по улице Сухэ-Батора (угол улиц Сухэ-Батора и Карла Маркса, старые названия — Тихвинская и Большая). Прежде здесь размещался «Отель Деко» — гостиница с рестораном, владельцем ее был польский повстанец 1863 г. Казимеж Трэпка, а управляющим — другой польский ссыльный Деко. В советское время старое трехэтажное зда­ние надстроили до пяти этажей.

Ресторан Деко-Трэпки неоднократно упомянут в мемуарах Бенедыкта Дыбовского (1833—1930) — выдающегося польского ученого натуралиста, со­сланного в Восточную Сибирь в числе участни­ков польского восстания 1863 г. и снискавшего себе мировую славу фундаментальными иссле­дованиями фауны и зоогеографии Байкала, За­байкалья, бассейна Амура, Дальнего Востока. Особенно прославился Б. Дыбовский своими ра­ботами по изучению микрофауны озера Бай­кал, за которые был награжден в 1870 г. золотой медалью Русского географического общества. Получив в 1876 г. разрешение вернуться на родину, ученый лишь ненадолго оставил полюбившийся ему край. В 1878 г. он в должности уездного вра­ча отправился уже на государственную службу на Камчатку и в продолжение четырех лет рабо­тал там, сочетая врачебную практику с научным поиском естествоиспытателя и общественной дея­тельностью по улучшению быта коренного на­селения отдаленного полуострова.

В 1875—1878 гг., приезжая в Иркутск из своих многочисленных научных экспедиций, а затем по пути из ссылки и на Камчатку, Дыбовский обе­дал «У Деко», встречался здесь с некоторыми старыми друзьями и коллегами по ссылке — Хенрыком Волем, Феликсом Зенковичем и др.

Известны и другие иркутские адреса Б. Ды­бовского и его земляков. Это гостиница Метцге-ра «Под звездой», арендатором которой был польский изгнанник Корыцкий, на улице Тих­винской; квартира в доме на углу Арсенальской (Дзержинского) и 4-й Солдатской (Киевской); дом Быковой по 3-ей Солдатской (Грязнова), в котором квартировал Аугуст Иваньский и где в конце 1860-х гг. собиралась культурная и науч­ная интеллигенция из числа ссыльных повстан­цев 1863 г.; дом Верхозина по ул. Блиновской (Партизанской), где жил Александр Чекановский. Подобная информация носит самостоятельную ис­торико-культурную, научно-познавательную цен­ность, несмотря на то, что в одних случаях уже не существуют в городе те конкретные дома или иные сооружения, о которых она свидетельству­ет, в других же — требуется ее кропотливое изу­чение с целью точной идентификации с дошед­шими до нас зданиями и сооружениями.

Наконец нельзя не вспомнить и здание музея Восточно-Сибирского отдела Географического об­щества (областной музей краеведения по ул. Кар­ла Маркса, 2) и Белого дома (бульвар Гагари­на, 24), с которыми непосредственно связаны имена многих замечательных представителей поль­ской политической ссылки: Я. Черского, Б. Дыбовского, А. Чекановского, М. Витковского, B. Годлевского, В. Ксенжопольского, С. Вроньского и др.

Центральная площадь Иркутска имени C.М. Кирова. Когда-то, до пожара 1879 г., на эту площадь выходило деревянное здание гостиницы «Амур». Здесь в январе 1871 г. поселился под именем Николая Любавина человек трудной и удивительной судьбы — Герман Александрович Лопатин   (1845—1918).   Русский   революционер член генерального совета 1-го Интернационала, первый в России переводчик «Капитала», близ­кий друг К. Маркса и Ф. Энгельса. В Иркутск он прибыл из-за границы, куда, в свою очередь, скрылся из ссылки в Ставрополь, с целью осво­бождения из сибирского заточения Н.Г. Черны­шевского.  Разыгрывая роль светского заезжего гостя из Петербурга, революционер собирал све­дения о точном местонахождении Н. Г. Черны­шевского и разрабатывал детали своего опасно­го предприятия. Неожиданно этот тайный план выдал  властям  провокатор.   Лопатин  оказался арестован.

Содержали его в одиночном заключении при жандармских казармах, недалеко от реки Ушаковки, между нынешними улицами Фридриха Энгельса и Иосифа Уткина (бывшими Жандарм­ской и Кузнецкой). Отсюда Г. А. Лопатин и со­вершил первую неудавшуюся попытку побега. В канун 1872 г. его освободили из тюрьмы под надзор полиции, и он поселился на бывшей Тро­ицкой улице (ныне 5-й Армии), напротив Харлампиевской церкви (ныне здесь один из отделов библиотеки Иркутского университета). Частым гостем бывал он на Почтамтской улице (ныне Степана Разина), где в небольшом домике жил с женою Афанасий Петрович Щапов — видный русский ученый и деятель революционно-демократического движения. Летом 1872 г. Г. Лопатин совершил еще один побег, завершившийся его поимкой в Томске и возвращением в Иркутск. Прошел еще почти год, и в июне 1873 г. из зда­ния губернского суда Лопатин бежал снова. На сей раз ему удалось беспрепятственно скрыться от преследователей и добраться до Петербурга, а затем уехать за границу. Этим закончился си­бирский и иркутский период биографии Г. А. Ло­патина. Впереди у него были новые, не менее драматичные эпизоды, новые нелегальные пере­ходы границ, аресты, побеги, долгие годы тюрь­мы — жизнь, полностью отданная борьбе с гне­том самодержавия в России.

В здании бывшей Кузнецовской больницы {бульвар Гагарина, 6), где теперь находится Об­ластная детская больница, прошли последние месяцы жизни Ивана Александровича Худя­кова (1842—1876). Участник организации ишутинцев-каракозовцев, одаренный исследователь, фольклорист и этнограф, он был привлечен к следствию и суду после покушения Д. В. Кара­козова на царя Александра II 4 апреля 1866 г. Его приговорили к ссылке на поселении в «од­но из самых отдаленных мест Сибири». Такое место отыскали в Якутии, в Верхоянске, знамени­том своими рекордно суровыми зимними стужа­ми. Здесь Худяков провел около семи лет, зани­маясь изучением якутского фольклора, языка, эт­нографии, написанием автобиографии. В якут­ском изгнании начали обнаруживаться первые признаки нарушения его психики. Беспросвет­ное существование, деятельность, лишенная ка­ких-либо перспектив, полное духовное одино­чество способствовали тому, что болезнь Худя­кова все более прогрессировала. Центральная же администрация, опасаясь симуляции ссыльного, не спешила с лечением. Только летом 1874 г. Ху­дякова перевели в Якутск, где в ту пору не было врачей-психиатров, а в июле 1875 г.— в Иркутск, где в Кузнецовской больнице И. А. Худяков скон­чался 19 сентября 1876 г.

С Иркутском связана судьба еще одного си­бирского ссыльного по делу ишутинцев. Болес­лав (Болеслав Петрович) Шостакович (1845— 1919), происходивший из польской семьи ветеринарного врача, находившегося на государствен­ной службе в России, с гимназической скамьи включился в активную революционную деятель­ность. В ходе следствия и суда по делу Н. А. Ишутина — Д. В. Каракозова властям стала известна причастность Б. Шостаковича к осуществлению дерзкого побега из Московской пересыльной тюрьмы революционера и руководителя готовив­шегося польского восстания 1863 г. Ярослава Домбровского. Это и послужило основанием для осуждения Б. Шостаковича по названному про­цессу. Он был приговорен к «ссылке на жилье» в Томскую губернию.

Б. Шостакович проявил себя как прекрасный конспиратор. Многие существенные обстоятель­ства подпольной революционной деятельности он сумел надежно скрыть от дознания следствен-; ной комиссии М. Н. Муравьева-«вешателя», хо­тя представлял свои показания как «чистосердеч­ную откровенность». Только современным иссле­дователям удалось выяснить, что Б. Шостакович в 1864—1865 гг. являлся фактическим руководи­телем сохранившейся в Москве центральной зем­левольческой группы (не исключено даже, что это был московский комитет «Земли и воли»), которая в организационном смысле оказалась в непосредственно близком контакте с революци­онным польским комитетом, возглавляемым П. Маевским.

После двадцати лет пребывания в Западной Сибири — в Томске и в глухом северном Нары-ме, куда Б, Шостакович оказался вторично со­слан, он в 1887 г. переехал в Иркутск и здесь провел остаток своей жизни. В Иркутске служил в местном отделении Сибирского торгового банка, активно сотрудничал в Восточно-Сибир­ском отделе Русского географического общества, в редакции газеты «Восточное обозрение», участ­вовал в органах городского самоуправления, в различных общественных начинаниях.

Отошедший в эти годы от активной револю­ционной работы, Б. П. Шостакович до конца сво­их дней (он умер в Иркутске в 1919 г.) оставался верен революционным идеалам своей молодости и продолжал руководствоваться ими во всей практической деятельности иркутского периода. Своим детям, а было их у него семеро, он су­мел привить оппозиционное отношение к само­державному режиму.

О пребывании Б.П. Шостаковича в Иркутске напоминают два дома. Один из них расположен на углу улиц Карла Маркса и Литвинова (преж­ние Большая и 6-я Солдатская). На улицу Боль­шую выходили окна служебной квартиры Б. Шос­таковича, в которой он жил в начале 1900-х гг., еще служа в банке. По улице Рабочего Штаба, 27 (прежняя Якутская, 25), в одноэтажном дере­вянном доме прошли последние годы его жизни.

В заключение остановимся еще на ряде па­мятных мест, связанных с общественно-полити­ческим движением 1880-х гг.

Несколько адресов напоминают о пребывании в нашем городе Константина Гавриловича Неустроева. Уроженец Якутии, учившийся в Иркутской губернской гимназии, а затем окончивший Пе­тербургский университет, он работал в Иркутске гимназическим преподавателем и возглавлял на­родовольческий кружок, целью которого было поддержание связей с политическими ссыльными и оказание им помощи, а также организация по­бегов. Арестованного и осужденного за эту дея­тельность Неустроева посетил в тюрьме гене­рал-губернатор Анучин и принялся выговаривать ему в унизительном тоне. Неустроев ответил по­щечиной. За «оскорбление действием» Неустроев был приговорен к смертной казни военно-по­левым судом и расстрелян 9 ноября 1883 г. В Иркутске существует дом, где учился и затем работал педагог-революционер,— здание бывшей губернской гимназии (ул. Ленина, 5а). На углу улиц 3-й Солдатской и Арсенальской (ныне Грязнова и Дзержинского), в доме мещанина Мальцева, находилась квартира К. Г. Неустроева.

Можно вспомнить также и о пребывании в Иркутске двух прошедших карийскую каторгу виднейших «пролетариатцев». Так называли дея­телей партии Первый «Пролетариат» — первой политической партии польского рабочего клас­са. Феликс Кон (1864—1941)—хорошо известно имя этого революционера-ветерана, участника польского, российского и международного рабо­чего движения, впоследствии видного деятеля большевистской партии, публициста, ученого. Воспитанный в семье с прочными революцион­ными традициями, Ф. Кон рано вступил на путь революционной борьбы, посвятил этому делу всю свою жизнь. В Иркутске сохранилось зда­ние гостиницы «Коммерческое подворье», где он останавливался в 1903 г. (ул. Сухэ-Батора, 11). Тадеуш Рехневский (1862—1916) — один из руководителей Первого «Пролетариата». После более чем восьми лет каторги и нескольких лет пребывания в Чите переселился в Иркутск в 1899 г. Здесь он сочетал службу в управлении Забайкальской железной дороги с активным со­трудничеством в местной печати, организации потребительского кооператива железнодорожни­ков и нелегальной работой. Вместе со Станиславом Лянды (1855—1915) — участником первых польских социалистических кружков, связанных с русскими революционны­ми народниками, Т. Рехневский активно вклю­чился в деятельность общества «Огниво» («Зве­но»).

Читать дальше