Беловодья не было ни за
Байкалом, ни вообще на земле. Но Чикой распахнулся перед россиянами, как двери
нового дома. Росчисти и подсеки, запашки и заимки, села и слободы запестрели
по всей плодородной долине. Лес-то рядом. Бери сыновей, скликай соседей на
«помочи», пили кедровые или сосновые сутунки, дери доброе дранье на крышу,
стели половицы в локоть шириной, зови древоделов: «Эй, ребята, мешок ржи даю
за резные ворота, а за ставни с петухами — пуд масла, да от хозяйки ведро кваса
на день!»
Особенно заботились о
красоте выходцы из Подо-лии, из Ветковских и Стародубских слобод, куда они еще
раньше бежали из Соловецких скитов, из Литвы. Весь уклад «семейских»,
старообрядцев, их говор и наряды, домашняя утварь и убранство горницы, обычаи
и обряды, способ ведения хозяйства и внешний вид усадьбы отличались яркостью,
щедрой красочностью, самобытностью орнамента. Урлук, Байхор, Шимбилик, Архангельское,
Альбитуй — эти первые слободы «семейских» на Чикое поражали окрестное
население, недоверчивое к раздолью красоты, к дерзости человека перед лютой и
окаянной силой сибирской природы. Вообще в черноволосой и черноглазой Сибири
вызывающе глядели русые косы да рыжие кудри, синие-пресиние глаза, нарядные
кички и цветастые сарафаны, расписные дуги, буйноцветные кушаки .и полотенца,
янтарные ожерелья, крашеные туески, причудливые прялки и люльки-колыбельки,
жар-птицы на ставнях и воротах.
А народ был крепкий,
сильноголосый, бессломный в старой вере и тягловый в работе. Академик Петр
Симон Паллас в 1772 году отметил, что в долине Чикоя старообрядцев уже больше,
чем сибиряков. «Семейские» постепенно превратили долину Чикоя в настоящую
житницу Забайкалья. Они сеяли овес, яровую рожь (ярицу), пшеницу, гречиху,
ячмень, сахарную свеклу, капусту, репу, коноплю и подсолнечник для выжимки
конопляного и подсолнечного масла, хмель и бобы, помидоры и огурцы в парниках,
сбивали и топили масло, разводили куриц, гусей, индюков, поставляли мед, воск,
свиное сало, кожи и овчины, умели ткать холсты, дерюги и зипунину, крутить
пеньковые и волосяные веревки, ковать, бондарничать, шить и тачать, выжигать
уголь, гнать деготь и скипидар.
А еще — клеили балалайки
и тянули струну из овечьих жил;
а еще — клепали
поддужные колокольчики и бо-тала;
а еще — плели берестяные
кузова, бураки, скаль-ницы, хлебницы и солонки, тавлинки, босовики и Молостовы,
зобницы и берендейки;
а еще — навеселяли медом
и хмелем березовицу, ставили квас и ботвинью («Какова Аксинья, такова и ботвинья»).
Многое знали, и умели, и
понимали «семейские», но к таежному промыслу вначале отнеслись недоверчиво. С
той поры сохранились поговорки «У рыбака голы бока», «У охотника дым густой да
обед пустой», «Ваша воля, а наше поле, тут земля тяжела да хлеб родила».
Но постепенно и
«семейские» присмотрелись к местным промыслам: кедровое масло и соболиный мех, изюбриные
панты и медвежье сало — почему бы и не иметь это для себя да и на ярмарку можно
вывезти. А уж чего-чего на ярмарке нет: нерчинские и кях-тинские, китайские и
мунгальские купцы предлагают сукна английские, голландские, французские,
камло-ты, байки и парчи золотые, шелк и китайку, далембу и бархат рытый,
бухарку и байберку, игрушки, румяна, краски и белила, тигровые шкуры и дутые
перлы.
А чай-то, чай! Сорта —
ладзумей, сюпан, монихо, лондовый, тебой, луган бортогон, суула, пеюань,
фын-зу, лойшань... (да-а, это вам не грузинский плиточный, а настоящие сорта
китайского, индийского, цейлонского чая). Чай внакладку, чай вприкуску, чай
вприглядку и вприсядку — тут уж вряд ли кому в Сибири уступят чикояне в разнообразии
чайных ритуалов.
Вот и повезли чикойские
охотники соболя и выдру, сиводушку и огневку, рысь и корсака, колонка и горностая,
манула и белку, медведя и волка, ласку и бобра, ровдуги и панты, медвежью желчь
сушеную и струю кабарги.
Так сформировался
чикойский уклад жизни — пашенно-земледельческий и таежно-промысловый, упрямый
в старой вере и подвижный в хозяйственно-экономической деятельности. Эту
особинку, это таинственное переплетение эпохи Екатерины II и сегодняшнего
ракетно-телевизорного века надо учитывать всем, кто сходит на чикойскую землю с
трапа читинского самолета или с подножки автобуса «Петровский Завод — Красный
Чикой».
Мне было проще — «семейское»
родство распахивало двери и приоткрывало души людей...
|