Кашима
Затапливались деревни не
только по Илиму, но и по Ангаре — Пашино, Нижняя Шаманка, Подъелан-ка, Аникино
и другие, тоже некогда составлявшие Илимскую пашню. Для переселенцев построили
новый поселок Кашиму — центр совхоза Подъеланский. Старые деревни мы уже
достаточно повидали и теперь решили посмотреть новый поселок. Кашима — Усть-Илимского
района, но из Братска туда добираться легче — ближе километров на семьдесят.
...Влево от дороги—
первая широкая улица с двухэтажными панельными коттеджами, в сдном из них в
комнатке помещается магазин — хлеб, макароны, пряники, вино яблочное, консервы
— весь ассортимент. Вправо от улицы — снова панельные, какие-то оголенные — ни
кусточка, ни палисадника — коттеджи, за ними — солидные красно-кирпичные
здания банно-прачечного комбината, торгового центра, школы, котельной, еще
дальше — новые деревянные дома, двухквартирные и поменьше — пенсионерские. Все
это сидит в раскисшей желтой глине, в обочинах, в ямах, а здесь еще все
переворочено-перекопано, зеленая болотная вода. Пробираемся к домику Галины
Петровны Кузнецовой, который стоит на краю, у самого леса. Галина Петровна —
учительница и местный просветитель, она — из Нижней Шаманки, где много лет
работала в школе, пока не сдало здоровье, а потом создала библиотеку, в которой
собрала восемь тысяч книг — а начинали с семидесяти. Галина Петровна показывает
нам новые усадьбы и дома своих соседей-односельчан, говорят, что просят они
назвать их улицу Шаманской в память о старой деревне. В домах — две-три
довольно просторные и удобно расположенные комнаты, кухни с электроплитами, во
дворах, под одной крышей — три небольших стаечки, одна даже с загородкой для
кур. Все это выглядит красиво и геометрически правильно, по линейке, но вот дом
Галины Петровны — из сырого бруса, как он поведет себя дальше — неизвестно;
приусадебные участки — глина, дворы — маленькие, для деревенского человека
скудные («В огороде корова ляжет — хвост протянуть негде»,— сказала Матрена
Софроновна Шаманская), в подпольях — мы заглянули в одно — блестит черная
вода... Многие хотели перевезти свои бани — не позволили, сказали, у нас
поселок городского типа, они вид будут портить... Вечером Галина Петровна
рассказывала об острове Шаманском — тот остров длиной был в семнадцать
километров,— о пашнях, где брали пшеницы тридцать центнеров с гектара, о заливных
лугах и богатой рыбой Ангаре, о том, как дружно работали в колхозе «Рассвет
тайги» и в войну все отдавали, даже картошку сушили и отдавали, и никто не
роптал, не говорил, что трудно... Крепкий, работящий род был у Галины Петровны
— дед Тимофей в сто лет три сажени дров свободно искалывал, напоследок руки у
него совсем тряслись, ничего не давали ему делать, а он все норовил — хоть
лучины пощепать. Крепким, просторным был дом, в котором жила Галина Петровна —
одних окон одиннадцать, пять комнат... «Прибрала я его, хотела, чтоб при мне сожгли,
да без меня сделали, боялись, сильно плакать буду,— говорит она.— Оторвать нас
от земли, от воды, от Ангары и посадить в болото... Здесь даже кот жить не хочет
— все в лес уходит, корова там уж три дня, как медведь, бродит, пастись негде,
не знаю, цела ли...»
На следующий день
встречаемся с Юрием Иннокентьевичем Сахаровским, председателем поссовета. Он
рассказывает, что панельных коттеджей в Кашиме всего восемнадцать, в восьми нет
канализации, пенсионерских домов должно быть пятнадцать, заселены пока
восемь, еще четыре готовы к сдаче, есть также десять двухквартирных, будет еще
двадцать четыре. Готов, но пока не работает банно-прачечный комбинат, котельная
работает, но ее надо переделывать, открыли первого сентября школу, но
действует лишь один учебный корпус... О месте, на котором стоит поселок, Юрий
Иннокентьевич отозвался иронически: «Проектировщики говорят, что здесь нет
воды, а мы в ней плаваем...» Я спрашиваю его, очень ли отличается старая пашня
от новой. «Как небо от земли,— коротко отвечает он,— люцерну посеяли — не
выросла».
Мы едем на берег Ангары,
в Подъеланку. На улице среди опустевших темных домов встречаем яркую молодую
семью, явно городскую. Молодой папа с непокрытой головой, в синей нейлоновой
куртке и остроносых туфлях, мама в синем шерстяном пальто и белых сапожках,
девочка — тоже вся в синем и модном. Остановились, кричат старику, что выглянул
из-за забора: «Здравствуйте, дядя Вася!» Старик прищуривается: «А, приехали.
Последний раз глянуть, да?» — «Да, дядя Вася, в последний раз. Родились-то
здесь, больше не увидим...»
|