Возвращаемся в Кашиму,
где коротко, но довольно подробно беседуем с Анатолием Ивановичем Середкиным,
директором совхоза «Подъеланский». От старых пашен, рассказывает он, останется
триста-четыреста гектаров, новых сельхозугодий у совхоза будет три тысячи
семьсот гектаров. Да какие это земли... Плохо с пастбищами. Коровы совхозные по
лесу бродят, уже двадцать восемь потерялось, несколько дней найти не могут,
попробуй уследи за ними в тайге... Совхоз бу^дет планово-убыточным, в следующем
году запланировано двести тысяч рублей убытку. Пока придет в себя, пока сможет
прибыль давать — лет десять пройдет. Ну а поселок... «Обычно для жилья выбирают
южную сторону, и старики всегда так выбирали,— говорит Анатолий Иванович,— а
для Кашимы почему-то взяли северную, только кладбище посадили на южной... У
нас смеются: за все наши мучения здесь нам там потом хорошо лежать будет...».
Котельную, рассказывает дальше Анатолий Иванович, построили в расчете на уголь,
а его возить надо за сто восемьдесят километров, теперь переделывать будут под
электричество — сотни тысяч рублей уйдут... В банно-прачечном комбинате
прилавки делают — будут там пока магазины, потому что торговый центр не готов,
а кормить население надо — больше тысячи человек в поселке. Коттеджи с этими
красивыми лестницами... В кино по ним хорошо бегать, а у нас... Один упал —
полмесяца на бюллетене был, другой — ребро сломал. На огородах ничего не
растет, надо землю возить. Да, местечко еще то... Иван Иванович Наймушин,
начальник Братскгэс-строя, говорят, увидев все это безобразие, предлагал
перенести поселок, несмотря на затраты. Отмахнулись тогда, сказали будто бы,
что чудит старик... А теперь в Усть-Илимске возмущаются, костят вовсю проектировщиков...
Уже в Иркутске я сообщил
об этом Владимиру Георгиевичу Корочкину, директору института
Вост-сибгипросовхозстрой. Владимир Георгиевич страшно, рассердился, заявил
решительно, что место для Кашимы выбрано отличное, никакой воды там нет и
поселок тоже отлично спроектирован, во всем виноваты строители. Он сказал, что
я «пошел на поводу», и предостерег «от поспешных инженерных выводов». К тому,
что местные жители остались «без цветочков, лужков и рыбки», Владимир
Георгиевич отнесся иронически, а на мои слова о том, что у меня, например,
городского человека, а у человека деревенского все-таки потребности
неодинаковы, столь же решительно ответил, что это, мол, «старая песня».
Напоследок он вновь предостерег меня и обещал протестовать. Но был и некоторый
резон в его словах — когда он заметил, что площадку для Кашимы выбирали вместе
с проектировщиками и представители усть-илимских районных организаций...
Сыпался серый, тоскливый
дождик, улицы «отлично спроектированного поселка» лежали в глинистой хляби, в
которой хлюпали и деревянные тротуары. Мы уезжали. «Дежурка» ПМК добросила до
шоссе, а там на попутной машине в Братск.
* * *
Вот что пришлось мне
увидеть, услышать, узнать во время поездки по зоне затопления. Возможно,
встреченные мною люди были в чем-то пристрастны — это естественное и
благородное пристрастие к земле, на которой они выросли и которая их вскормила.
Я передал все откровенно, не прибавляя и не убавляя. Может быть, откровенность
эта кому-нибудь покажется совсем ненужной и неуместной: ну что теперь говорить,
зачем — уже ничего не переделаешь, не изменишь, не воротишь, но ведь на
очереди Богучанская ГЭС, уже четвертая на Ангаре, и, следовательно, новое море,
и, следовательно, новое, четвертое затопление...
Что и говорить,
затопление — мероприятие отнюдь не прибыльное, потери здесь неизбежны — тут
ничего не возразишь. Но разве нельзя сделать хотя бы так, чтобы потери эти — и
нравственные, и материальные — были во сто крат меньше?
Новые поселки, за
исключением Березняков, как назло, посадили вдали от рек, на берегах которых
совсем не случайно жили люди сотни лет. Можно было найти места лучше, удобней,
суше, по крайней мере? Да, несомненно. Наверное, изыскателям и проектировщикам
не лишне было бы по этому поводу посоветоваться с теми, кто здесь, на Илимской
пашне, знал все по старому, выверенному годами и веками опыту, все измерил, все
испытал и испробовал и руками и горбом своим. Можно было, между прочим,
спросить у будущих новоселов и о том, насколько удобны — именно с их, крестьянской
точки зрения — спроектированные дома, приусадебные участки, амбары, стайки.
Вполне возможно, что будущие новоселы высказали бы при этом не самые современные
архитектурные суждения, но наверняка здравые и разумные, которые бы следовало
учесть — ведь не кому-нибудь, а им, ангарским и илимским крестьянам,
предстояло жить в этих новых домах. И уж, конечно, совершенно необходимо было
сделать так, чтобы эти новые дома, новые, со всеми удобствами поселки были
полностью готовы к приему своих хозяев. И еще: не настолько, думаю, мы богаты,
чтобы никак не использовать, а просто бросить и сжечь не один десяток пусть не
современных, но крепких деревенских домов. Кстати, на строительство новых
совхозов только в Нижнеилимском районе ушло ни много ни мало — тридцать
миллионов рублей.
Трудно, но можно было,
конечно, полнее возместить потери земли, лучше подготовить новые пашни и
угодья. Между прочим, то, что местные жители, переселяясь, вынуждены сдавать
так называемый личный скот — это совсем не личное, не частное, а государственное
дело. Потому что прежде деревенские семьи сами снабжали себя и молоком, и
маслом, и сметаной, и мясом, а теперь они будут обращаться за этими продуктами
к государству, в магазины, где названные товары отнюдь не в избытке...
Ну а что касается леса,
который ушел под воду, и памятников старины, которые навсегда пропали для нас,
то что ж... Здесь, пожалуй, можно повторить то же самое, что было сказано и по
другим поводам. И еще добавить, что так же, как и в других случаях, имелось
время увязать и решить все вопросы и по-настоящему дело сделать — о затоплении
знали давным-давно, по крайней мере, отделы по подготовке Усть-Илимского
водохранилища были созданы еще в-1966 году...
...Да, не по чести, не
по-доброму простились мы с Илимской пашней. И нельзя умолчать об этом...
P. S. «Вы сострадаете — и
в этом подполье вода, и в десятом подполье вода, и в двадцатом подполье вода...
И огородики маленькие—«корова ляжет — хвост протянуть негде», и землица в них
не та, и баньки нетути... Пепелища оставленных деревень и дым от них полностью
заслонили гидростанцию и все то доброе, во имя чего, собственно, и жгли старые
деревни...»
Это — письмо автору из
одного учреждения, к сожалению, литературного.
«Площадь сельхозугодий
сократилась в два с половиной раза, однако производство и продажа продукции
сельского хозяйства планируется на уровне прошлых лет... Следует также
заметить, что ни в одном совхозном поселке не закончено строительство объектов
соцкультбыта, жилья, а также производственных помещений...»
Это — из статьи председателя Нижнеилимского райисполкома.
«Был я в прошлом году в
Нижнеилимске, где прошло мое детство и юность, после почти 30-летнего перерыва.
Богатые, красивые, родные места. Они в моем сердце. Спасибо от всех нас, что
написали. Сегодня высылаю статью старшему брату в Москву. До слез жаль, моя
красота...» »
Это — письмо автору от
одного из жителей Илимской пашни.
|