Я плыл в берестянке с
Григорием Самсоновичем, на другой лодке плыли Марков с Андреем. В обе лодки
была сложена наша нехитрая поклажа — палатка, спальные мешки, сухари, чай,
сахар, немного консервов, посуда. Берестянка — легкая лодочка с невысокими
бортами и округленным дном. Остов ее смонтирован из лучинок, только шпангоуты —
из более толстых искривленных корней, да по дну, от шпангоута к шпангоуту,
проходит несколько тонких брусков. Этот остов обтянут пластинами бересты,
сшитыми между собой тонкими расщепленными ветками кедра или тальника, все швы
обмазаны серой, которая вытапливается из лиственничной смолы. Плавать на берестянке
— искусство, которым не сразу овладеешь. Это очень верткая и непрочная лодочка.
Стоять в ней могут только привычные с малолетства эвенки или русские охотники,
выросшие среди эвенков. В твердой обуви — сапогах, рабочих башмаках — плавать
в берестянке не рекомендуется, можно легко проломить ногой дно или борта. К
берегу нельзя приставать носом, его легко сломать или порвать в нем бересту. Берестянка
пристает к берегу бортом, путник привязывает ее к траве и одним движением, гибко
поднявшись на ноги и не прикасаясь к бортам, выскальзывает на берег. Движется
берестянка тонкими длинными двухлопастными веслами-черпалками. Они же могут
служить при нужде шестами — только нужно быть осторожным, чтобы не сломать
весло. Но скользит берестянка по воде с громадной скоростью. Наши берестянки
поднимали каждая двух человек И килограммов 100 груза и под двумя веслами шли,
как моторные лодки. Пришлось нам с Марковым переобуться в сары — сшитые из
ровдуги (сыромятной оленьей кожи) легкие сапожки (вернее, кожаные чулки) до
половины голени.
Я впервые столкнулся с
замечательным северным народом — эвенками, прирожденными охотниками-следопытами
нашей северной тайги. Это очень честный и добродушный народ, доброжелательный
к нам, геологам, и вообще к людям, которые впервые попадают в северную тайгу.
Все стараются помочь, посоветовать, рассказать о своей жизни. В Ходолките я
попробовал и северных лакомств, из которых мне особенно понравилось густое, как
сливки, оленье молоко. Чай с оленьим молоком был очень вкусен, а взбитое с
ягодами оленье молоко — просто объеденье! В чумах (по-эвенкийски — джу) было
чисто и опрятно. Для обеда хозяйка накрывала низенький столик, похожий на
кукольный, все садились вокруг него на оленьи шкуры, поджав под себя ноги,
каждому давали тарелку, кружку, ложку (правда, помыв посуду, прежде чем
подать ее на стол, хозяйка чисто вытирала ее подолом своей широкой и длинной
ситцевой юбки).
Мы благополучно
добрались до ключа Хушман, но, увы! Сколько ни лазили по его долине, не нашли
ни одной нефтяной пленки! Я описал встреченные по дороге обнажения. В одном из
них, образованных крутой, но небольшой складкой горных пород, на поверхность
земли выбегали соленые ключи. Здесь я обнажил выход темно-серых, почти черных
известняков, издававших при ударе молотком запах сероводорода. Такие черные
«вонючие» (как их обозначают геологи) известняки или песчаники бывают пропитаны
битумом (органическим веществом нефтяного рода) и служат иногда показателем
нефтеносности породы.
Возвращаясь по Непе
обратно, я решил завернуть еще в ее большой приток, речку Чамбет, долина которой
подходила к горам, видневшимся не очень далеко. Там мы рассчитывали найти
обнажения горных пород и поискать среди них какие-нибудь признаки
нефтеносности района. Мы свернули в речку и поплыли вверх по ней. Описали
несколько обнажений горных пород, но ничего интересного не нашли.
Эвенки, населявшие
вершину Непы, уже очень обрусели. Они носили русские фамилии — Апкины,
Красноштановы, Коненкины, в их быту появилось много заимствованного от русских
соседей — вплоть до огородов, они держали и немного лошадей и коров и умели с
ними обращаться. Многие, почти все, имели и русские избы, хотя, кочуя с оленями
летом или уходя поздней осенью на добычу пушнины, жили в джу (чумах).
Недалеко от стойбища
Ходолкит была обширная поляна, окруженная высокими лиственницами и елями. Я
заметил, что эвенки как-то избегают ее. После расспросов я узнал, что с ней у
непских эвенков связано тяжелое историческое предание. Роды, населявшие Непу,
имели старую племенную вражду с эвенкийскими родами с реки Илима. На поляне было
главное родовое стойбище. И однажды илимские эвенки пришли военным походом на
Непу (это еще до прихода русских), окружили стойбище и разгромили его. Мужчины
были перебиты, а женщины и дети со стадами оленей захвачены и уведены на Илим.
Прошло около 300 лет с той поры, но память об этом кровавом эпизоде еще жила в
народе.
|