Работы на Непе
закончились, надо было отправляться на Илимпею. Мы рассчитались с колхозом,
распрощались с Григорием и Андреем и вдвоем с Марковым отправились на
берестянке вниз по Непе в село Ику (400 км по реке), откуда была уже конная дорога
на Нижнюю Тунгуску, в село Преображенку. Это большое русское село было до
революции волостным центром.
Река Непа была
пустынной, безлюдной, но богатой. На реке и по озерам в прибрежных болотах водились
утки, местами гнездились и журавли, и гуси, в прибрежных лесах было много
глухарей и рябчиков. Изредка пролетал, тяжело взмахивая крыльями, или парил
высоко в небе темно-сизый таежный орел' («кирэн» по-эвенкийски), или
орлан-белохвост, питающийся рыбой. До этого я еще никогда не видел нашего
сибирского таежного орла.
Не очень часто, но
местами к реке подходили коренные берега, дававшие скальные обнажения горных
пород. Надо сказать, что в те времена в этих местах на Непе не бывал еще ни
один геолог до нас и все наблюдения, которые мы вели, были новыми. Горные
породы, которые мы наблюдали и описывали, такие же, как на Илиме и на Лене, и
залегали в том же порядке. Я убедился, что геологическое строение этого района
аналогично геологическому строению Ангаро-Илимской площади. Но были и некоторые
различия. Очень часто осадочные породы смяты в узкие круглые складки и разбиты
разломами. В таких местах из трещин известняков выбегали соленые ключи.
Особенно много их в районе села Ики, конечного пункта нашего речного маршрута.
Добравшись до Ики, мы наняли в колхозе верховых и вьючных лошадей и переехали
в Преображенку, а уже оттуда, устроившись на большую грузовую лодку, поплыли по
Нижней Тунгуске в Ербогачен, районный центр самого северного Катангского района
Иркузу ской области.
Отсюда нужно было
направляться на уже недалекую Илимпею — около 150 километров или немного
больше через тайгу. Вот здесь вышла задержка — идти нужно было оленьим
караваном, в районном центре оленей не было, а колхозники кочевых эвенкийских
колхозов пасли оленей по ягельникам, ловили и солили рыбу и в районный центр
не выходили, ведь было известно, что к охоте товар завезут позднее, а спирту
уже давно не привозили и его нет в магазинах. Пришлось сидеть в Ербогачене и
ждать возможности попасть на Илимпею.
Подходил сентябрь.
Маркову нужно было возвращаться в Иркутск на учебу. Ему находился и попутчик
— доцент университета П. Ф. Попов, эконом-географ по специальности, в
каникулярное время проводивший исследования по экономике своеобразного
северно-промыслового Катангского района, где еще преобладало кочевое
эвенкийское население. Я решил отпустить Маркова с Поповым в Иркутск и ехать на
Илимпею один — кстати, и оленей в этом случае надо было меньше. Обычным
порядком, «приписавшись» к почте, Марков и Попов отправились на Лену, до
которой было 650
километров. Там они сядут на пароход.
А мне попались попутные
олени. В Ербогачен пришел по каким-то делам Иннокентий Владимирович Монго с
женой. С ними 15 вьючных и верховых оленей. Он направлялся к своему колхозу, кочевавшему
недалеко от Илимпеи, по реке Средней Кочеме. Он согласился отвезти меня на Илимпею,
в факторию Тунор. С ним я и вышел в маршрут в первых числах сентября. Езда с
оленьим вьючным караваном летом — очень своеобразное занятие. Вьючный олень
поднимает на спине вьюк в 20—25 кг весом. Груз должен быть упакован компактно и
строго уравновешен. Он кладется на вьючное
седло—рогульку строго на лопатки оленя и притягивается к нему ременной
подпругой. Груз не должен скатываться на
середину спины, у оленя слабый хребет. Верховые олени — наиболее крупные и
крепкие холощеные быки (учаки, или учэги) — могут нести всадника тоже строго
на лопатках, боже упаси съехать на спину оленя. Верховое седло, обшитое оленьей
шкурой, с таким же потником притягивается подпругой к лопаткам оленя, всадник
должен с земли закинуть на него одну ногу и, опираясь на посох, скользящим
движением сесть в седло. Эвенки — малорослые и поджарые люди, усевшись в
седло, они спокойно едут часами.
Стремян у эвенкийского седла нет — ноги находятся на весу, их надо
прижимать к бокам животного. При езде всадник опирается о землю посохом, что
помогает ему удерживать равновесие, когда олень передергивает шкурой, которая
ходит на нем совершенно свободно. Иннокентий выделил мне самого крупного и крепкого
учака и дал наставление, как садиться на оленя и как ехать на нем. Но такая
езда мне не пришлась по вкусу. Садиться надо как на хрустальный стул, мои длинные
ноги цеплялись за кусты и колоды, а если поджать их — скоро начинали ныть
колени. После нескольких попыток я предпочел идти пешком. Олений караван делает
25— 30 километров
в день, и мне пройти такое расстояние было не трудно. Зато я не был привязан к
оленю, мог отстать от каравана, описывая обнажения, свернуть в сторону и
осмотреть то, что меня заинтересовало, или обогнать караван и в удобном месте
присесть отдохнуть.
|