Эвенки северной части
Катангского района менее обрусели, чем эвенки Непы. Они сохранили как фамилии
свои родовые наименования — Монго, Сычегир,
Чапогир, Куркогир, и далеко не все взрослые свободно владели русским языком.
Жили среди них бывший родовой князек, теперь колхозник, Петр Владимирович
Сычегир и родовой шаман Иван Викторович. Оба были грамотны и отлично говорили
по-русски. Иннокентий Монго тоже был грамотен, читал газеты, он недавно
демобилизовался из Красной Армии (служил пулеметчиком под Владивостоком) и
свободно говорил по-русски. Жена его понимала русский язык, но говорила мало и
неохотно. Эвенкийские женщины при посторонних вообще неразговорчивы (впрочем,
бывают и исключения). Но на перекочевках, на «аргише», главный труд выпадает
на ее долю. Она вьючит оленей и собирает их в связку, она же и ведет эту
вереницу вьючных животных, которые то цепляются за кусты и колоды, то перепутываются
между собой, и все эти «мелкие недоразумения» она же и ликвидирует. А на
привале она варит пищу, раскладывает вещи и из нарубленных мужчиной жердей
делает чум. Мужчина же садится на оседланного женой верхового оленя, берет в руки
пальму — длинный и тяжелый острый нож, насаженный на рукоять — палку в рост
человека,— и едет впереди. Он выбирает путь и, не сходя обычно с седла, пальмой
разрубает, если это нужно, густой кустарник и чащу, чтобы прошла связка оленей,
которую ведет за ним следом жена. А если путь идет по тропе, то и этой работы
у него нет. Ребятишки побольше, которые уже могут держаться на олене, едут, как
и взрослые, верхом. Грудные дети, завернутые в пеленки и в ровдужные конверты
с сухим мхом, укладываются во вьючные короба — потакули, набитые сухим мхом, и
так и едут в связке на вьючном олене.
По маршруту из
Ербогачена на Илимпею я наблюдал уже другую геологическую обстановку. Исчезли морские
лагунные осадочные породы раннепалеозой-ского возраста, редко встречались более
молодые угленосные отложения. Их место заняли вулканические породы —
вулканические туфы и обрекчии, образованные выбросами вулканического пепла и
вулканических бомб, пронизанные жилами черных сибирских траппов, голубого
кальцита, с стяжениями кремния, халцедона и цветных лучистых по строению минералов
— цеолитов.
Тайга была богата птицей
— часто попадались рябчики и глухари,
но мы были обеспечены мясными консервами, и не было необходимости охотиться. Четыре
собаки Иннокентия Монго шныряли по тайге, изредка показываясь около оленьего
каравана, а вот крупного зверя — медведя или сохатого — не попадалось. Через
пять дней мы вышли на Илимпею,
на факторию Тунор (севернее 62° с. ш.). Здесь жил заведующий факторией
от Интегралсоюза — северной кооперации. В большом, рубленном из хорошего
леса доме был магазин и его квартира, отдельные постройки — склад товаров,
изба для приезжих и баня. Был и медпункт, который работал только осенью, во время
охотничьего сезона. Летом эвенки, преимущественно из рода Монго, кочевали с оленями
по тайге. Поздней осенью они выйдут на факторию, наберут боеприпасов и продуктов
(соли, сахару, чаю, круп, муки) и отправятся снова в тайгу, уже по снегу за
пушниной. На мое счастье, на факторию как раз
в эти дни заехал уже немолодой эвенк Евгений Монго по каким-то делам, и
я подрядил его сделать со мной маршрут по Илимпее в лодках-берестянках. Помывшись
в бане и крепко попарившись (русская баня прочно вошла в быт эвенков), мы на
двух маленьких берестянках вдвоем отплыли по Илимпее вниз. Я намерен был
сделать маршрут километров на 100—120; судя по дневнику гвардии сержанта Попова,
он был на Илимпее именно в этой части ее долины.
Долина Илимпеи, да и
сама река, резко отличалась от других виденных мной речек бассейна Нижней
Тунгуски. Те медленно текли в широких заболоченных долинах, очень редко к реке
подходили скалистые обрывы, реки для геолога были скучными. Совсем не такой
предстала передо мной Илимпея. Быстро бежала река с переката на перекат,
вплотную к ней подходили горы, которые давали скалистые обрывы, обнажавшие
разнообразные горные породы. Работы геологической хоть отбавляй, маршрут по
реке был интересный.
|