Мы пересекли водораздел между Нижней и Подкаменной Тунгусками, сели в Вановаре, подняв облако пыли над огородом, и стали планировать, что делать дальше. По рации на почте связались с факторией Стрелка Чуни и узнали, что Файнштейн и Алексеев уже там. Решили, что Вера Сиденко с Костей и Сашей Медницким выйдут с оленьим караваном геологическим маршрутом по тропе на Стрелку (200 км), я вылечу туда же немедленно и поработаю с Файнштейном и Алексеевым, поджидая отряд Сиденко. Иннокентий Трофимович, забросив меня на Стрелку, вернется в Вановару, заберет И. И. Сафьянникова и доставит его на базу экспедиции, а затем через Вановару прилетит на Стрелку Чуни и оттуда перебросит мой отрядик на Илимпею к В. Б. Белову. Таким образом, осуществится мой план — за лето осмотреть всю площадь поисков и побывать во всех поисковых партиях.
7 августа ранним утром Иннокентий Трофимович и я пошли к самолету. Загрузили его, взяв с собой запасные канистры с бензином, чтобы заправить самолет в Стрелке на обратный рейс до Вановары, и отправились в поле. Самолет был открытый — на переднем сидении пилот, на заднем пассажир (или. летнаб), и сюда же сгрузился багаж. Пассажирское место отделялось от летчика плексигласовым щитком, но мы с Куницыным протянули между сидениями пассажира и пилота резиновый шланг — для переговоров в воздухе.
Собираясь занять свое место, я получил от Иннокентия Трофимовича замечание за то, что попытался влезть в самолет справа. Оказывается, по летному этикету, нужно это делать только слева, как садишься верхом на коня. На заднем сиденье с багажом было тесно, особенно мешали канистры с бензином, уложенные в ногах, но приходилось терпеть. По расчету времени и скорости полета расстояние между Вановарой и Стрелкой мы должны были покрыть за два часа, и почти посреди маршрута было предполагаемое место падения Тунгусского метеорита — эпицентр грандиозного взрыва в атмосфере.
Вылетели мы благополучно, шли по проложенному курсу на высоте около 600 метров — наиболее удобная высота для аэровизуального полета. Я отмечал на своей карте-миллионке пройденный путь, наносил на нее видимые сверху обнажения горных пород, детали рельефа — словом, вел обычную работу воздушного геолога. Вот и место падения метеорита — обширная заболоченная котловина с радиаль-но поваленным, полусгнившим лесом, так и не прикрытым более молодой порослью. По моей просьбе Иннокентий Трофимович снизил высоту полета до 200 метров, дал несколько кругов — мы жадно вглядывались в местность, но ничего интересного увидеть не смогли. Снова легли на курс. Сличив карту с местностью, я определил, что мы пролетаем над вершиной реки Корды и в полете находимся один час. «Мы над Кордой,— сказал я Куницыну,— примерно через час должны подлетать к Стрелке». Он взглянул на свой планшет, на часы и ответил: «Да! Примерно так и у меня выходит!» Только мы обменялись этими фразами — вдруг в моторе что-то оглушительно затрещало, самолет затрясло, что-то черное мелькнуло в воздухе, а затем мотор выключился (его выключил пилот), и мы в тишине стали быстро терять высоту. Я не понял, что произошло, мне показалось, что у мотора оторвались левые цилиндры, но почему тогда мы не горим? «Что случилось?— спросил я Иннокентия Трофимовича,— садимся в тайгу?» Полная тишина в воздухе делала теперь лишним переговорное устройство. «Да! Без винта лететь нельзя! Посмотри назад, вон наш винт падает!» — и он перевел самолет в пологое пике. Я оглянулся: далеко сзади, еще продолжая вращаться, падал в тайгу наш пропеллер!!! А земля довольно быстро приближалась, из зелени молодого леса, как штыки, поднимались голые вершины сухих лиственниц. Иннокентию Трофимовичу некогда было объяснять мне свои маневры. Он скользнул в пике, чтобы нагнать скорость и не потерять управление самолетом. Я в то время, не понимая его маневра, решил, что мы так и врежемся в тайгу. Черт возьми! Я не хочу, чтобы канистры с бензином при ударе переломали мне ноги! Я решительно распинал их по углам, поджал под себя (под сиденье) ноги и перевел кобуру с револьвером, сбившуюся за спину, к себе на живот. «Сломаю ноги — придется стреляться,— подумал я,— со сломанной ногой из тайги не выйдешь!» Но тут Иннокентий Трофимович перевел самолет на горизонтальный полет, повернул немного влево, мы скользнули над долиной небольшого ручьяг сели на его кромку, немного прокатились и остановились, наехав на большой муравейник. С минуту или больше сидели мы на своих местах, переживая уже минувшую опасность, затем вылезли из самолета. «Ну, кто из нас в сорочке родился? Ты или я? Или оба?» — спросил меня Иннокентий Трофимович.
В сорочке, видимо, родился я — не прошло и года, как Куницын погиб на севере, попав в полете в снежный ураган.
|