Что же случилось?
Оказалось, что в полете отломился носок вала, на который крепится пропеллер
самолета, и винт улетел через левую плоскость. Хорошо, что он не рубанул по
ней, если б это случилось, нам бы так благополучно не сесть! Внутри свежего
излома виднелась внутренняя раковина. Заводской дефект! Покачали мы головами,
составили акт, в котором изложили суть происшествия, я тщательно сфотографировал
крупным планом излом вала, общий вид самолета, который остался совершенно
целым. Мы собрали продукты из неприкосновенного бортового запаса и из моего
рюкзака. Оружия у нас было достаточно — у меня наган, у Куницына ТТ армейский,
у меня еще и двустволка 20-го калибра. Натянули на самолет чехлы,
сориентировались по карте, нанесли на нее возможно точнее точку посадки
самолета, определили, под каким азимутом нам следует идти, чтобы скорее выйти
на большую оленью дорогу, соединяющую Вановару со Стрелкой Чуни,— и двинулись
в путь. Конечно, спальные мешки остались в самолете, тащить их на себе было бы
слишком тяжело.
Вершина Корды
представляла собой цепь глубоких и широких озер, разделенных заболоченными перемычками,
по которым медленно сбегали ручейки. По такой перемычке, щупая болото длинными
палками, чтобы не угодить в улово, мы перешли Корду. Масса диких уток была
тут, и они совершенно не боялись людей. Мы махали на них палками, чтобы не
наступить, но они уступали нам дорогу не больше, чем на два шага. Перешли мы
Корду, и на берегу большого озера нам попался сухой песчаный бугорок, заросший
чистой сосной. Смеркалось, решили ночевать. Развели костер, сварили чай,
нарезали еловых веток себе под бока, поели и стали наслаждаться отдыхом. На
озере поднялся какой-то шум, хлюпанье, видимо, сохатые забрели в озеро
лакомиться озерной травой и водорослями. Они это любят. Но вот раздался громкий
плеск, кто-то бросился в воду, послышалось глухое рычание, затем топот и треск
сучьев в тайге. Создалось впечатление, что на сохатых кто-то напал, вероятно,
медведь, но неудачно.
Взяв ружье, я вышел на
берег озера, вглядываясь в темноту и вслушиваясь. Но ничего не было видно и
слышно. Постояв на озере, я вернулся к костру, подбросил дров и налил себе еще
кружку чая. Тут, видимо, на огонь, стал выть волчий выводок с разных сторон.
Судя по голосам, и старые и молодые волки. С полчаса они угощали нас своим
концертом, потом замолкли, наверное, направились по своим делам. В общем — не
скучно!
Утром, позавтракав, мы
отправились по избранному направлению, часто сверяясь с компасом. Дорога была
не очень трудной, тайга чистая, буреломов много не попадалось. Бросилось в
глаза отсутствие следов эвенкийских стойбищ и троп. Ни остатков чумов, ни
рубленной пальмой чащи. Звери и птицы совершенно не боялись людей. Раза два
встреченные нами сохатые лениво и нехотя уступали нам дорогу. Один раз мы
набрели на торную тропу со свежими отпечатками копыт и радостно пошли по ней,
пока она вела в нужном направлении. И вдруг тропа, подойдя к какому-то
болотцу, бесследно исчезла. Старались понять — в чем дело? Нам очень хотелось
встретить людей! Мы стали разбираться и увидели, что даже ветки, загораживающие
тропу, нигде не срублены, молодая поросль по бокам тропы не порублена, нигде
нет ни одного затеса на дереве. Это был не эвенкийский олений аргиш, а сохатиный
переход — из одного болота в другое.
Но мы шли, не обращая
внимание на дичь, кишевшую вокруг, только подстреливали за день три-четыре
рябчика на обед и на ужин.
Почему не встречалось
следов эвенкийских стойбищ? Я вспомнил, где-то читал, что после взрыва Тунгусского
метеорита и последовавших пожаров тайги района его падения эвенки избегали. Это
была вотчина «харги» — злого духа, лешего эвенкийской мифологии. Около 40 лет
прошло после этой космической катастрофы, а район оставался исключенным из
перекочевок эвенков.
На четвертый день пути
мы увидели впереди что-то вроде относительно широкой проселки. Прибавили шагу
и вышли на дорогу Вановара—Стрелка. Зимой по ней ездят на нартах, летом идут
вьючные оленьи караваны. Это была настоящая человеческая дорога, и на берегу
речушки стоял даже дощатый балаган. Теперь было ясно, что мы выбрались из тайги
и выход на Стрелку уже недалек. Но мы порядком устали и решили отдохнуть.
Сварили обед, поели, нарезали ножами поблыне травы и веток и завалились спать
в балагане, ощущая себя уже в обжитом месте. В начале сумерек я проснулся и
спустился к речке — умыться после сна и набрать воды для вечернего чая. Я вышел
к речке, когда над ней низко и медленно летели два белоснежных лебедя. Они
резко выделялись на фоне темно-зеленого ельника, а начинающаяся вечерняя заря
делала их и всю картину особенно красивыми!
|