Автор: Кирилл Титаев
Голоустное — небольшое село на берегу Байкала, стоящее в устье реки, которая и дала селу название. От Иркутска до села менее 150 километров. В 2000-е гг. Голоустное стало центром туризма. За год в поселок и его ближайшие окрестности приезжают на короткое время более 10 тысяч туристов. Большая часть живет в оборудованных палаточных лагерях. Однако 300-600 человек, занимающихся экологическим и оздоровительным туризмом, живут в частных гостиницах и на частных туристических базах на территории самого села. Обычно люди приезжают сюда без какой-либо специальной программы: просто живут на берегу Байкала, загорают, купаются, прогуливаются по случайным маршрутам...
В течение нескольких лет я сопровождал в Голоустное туристические группы, одновременно выполняя функции экскурсовода, бывал там и как турист. Важным для понимания села и его истории стал опыт работы в проекте, посвященном проблемам неформального лесопользования. Мы брали интервью у жителей по теме проекта, а они, отвечая, переходили к историям своих семей и истории села в целом. Рассказы возникали спонтанно, без просьбы с нашей стороны; оставалось лишь задавать уточняющие вопросы. Я выделил те рассказы, которые заведомо обращены к людям приезжим, воспроизводятся публично, за пределами семьи и своих, т. е. односельчан. Причем нетрудно заметить, что излагаемая голоустнинцами история (даже в пределах моих знаний об истории места) не всегда совпадает с историческими фактами, зафиксированными историей официальной . Меня заинтересовали не столько эти совпадения и несовпадения, сколько образы истории села, создаваемые рассказчиками.
Официальная история
До возникновения села на его месте кочевали несколько бурятских родов. В конце XVII в. Посольским монастырем на берегу было построено зимовье, которое использовалось для организации почтовой гоньбы в зимнее время. Затем зимовье выкупил Л.П. Стрекаловский и передал его в наследство своим потомкам. В это же время в нескольких километрах от Голоустного возникает Белозерцевская заимка. Село разрасталось, к 1923 г. в нем насчитывалось 34 двора. В тридцатые годы здесь созданы артели «Красный Байкал» (охотничья) и «Красный Идегол» (рыболовецкая). При артелях существовали сельскохозяйственные подразделения, объединенные впоследствии в колхоз «Путь к коммунизму».
С 50-х гг. на территории созданного к тому времени Голоустненского сельсовета развертываются масштабные лесозаготовки, ставшие ведущей отраслью хозяйства. В 80-х гг. в бассейне Голоустной вырубали столько леса, что только подготовленного кругляка отправлялось более 5 тыс. вагонов ежегодно. Село не могло заинтересовать как место отдыха. В туристическом путеводителе 50-х годов, к примеру, не рекомендуется заезжать в Большое Голоустное, поскольку само по себе село — «малоинтересно, местность скучна. Занятие местного населения — лесозаготовки».
Наряду с общероссийскими сложностями во второй половине 80-х гг. население Голоустного столкнулось и со своими локальными проблемами. После образования в 1986 г. Прибайкальского природного национального парка и установления особого природоохранного режима для озера Байкал в плановом порядке был закрыт леспромхоз, прекращен сплав леса в поселок Выдрино; основные места работы жителей перестали существовать. Советская система управления леспромхозами предполагала в таких случаях плановые масштабные перемещения рабочей силы: после закрытия Голоустненского леспромхоза большую часть работников должны были направить в места, где добыча леса только начиналась и требовались работники соответствующих специальностей. Но в Голоустном случилось иначе. Для проведения лесовосстановительных и инфраструктурных работ создается коллективное лесопромышленное хозяйство «Байкал». По плану в нем должны были работать бывшие лесозаготовители, но работы по их специальностям не оказалось, а развал централизованной системы управления лесопользованием помешал переводу бывших работников в другие населенные пункты. Некоторые семьи уехали, но большинство осталось.
К середине 90-х гг. ситуация с Голоустным выглядит так: в зоне, малоудобной для сельского хозяйства, которым может быть занято не более 40-50 человек, где нет ни одного сколько-нибудь значимого производства, находится поселок с населением вдесятеро большим (от 500 до 580 человек). Это вызвало отток населения. Основой жизнедеятельности тех, кто остался, оказалось исключительно личное подсобное хозяйство.
Ситуация несколько изменилась в 2000-х: население незначительно сократилось, количество официальных рабочих мест выросло до 110-130. Около 50 жителей постоянно работают в Иркутске, еще столько же — это те, кому рыбная ловля и подсобное хозяйство стали приносить достаточно серьезный доход. Сложились постоянно работающие рыболовецкие артели, имеющие отлаженные каналы сбыта, что стало для сельчан важным источником живых денег. А главное — село стало одним из центральных мест развития туризма в Байкальском регионе. Поднялись цены на жилье.
Исторические рассказы
Помимо сдачи комнат внаем, жители имеют и другие источники дохода: снабжают отдыхающих продуктами, обеспечивают досуг и т. п. В последнее время даже рыбную ловлю стало возможным рассматривать как подотрасль туристического бизнеса.
При этом, несмотря на очевидную выгодность туризма для села, отношение к туристам временами напоминает таковое в курортных городах советского времени. Туристы воспринимаются как пришлые люди, досадная помеха сложившейся жизни, но в целом все отлично понимают, что туризм — единственный источник ресурсов для села.
Можно предположить, что присутствие в селе большого количества туристов создает определенный спрос на «исторические повествования» — рассказы об истории села. Когда в локальном сообществе нет посторонних, нет и необходимости все время пересказывать историю села. Как только такие посторонние появляются, возникает потребность в рассказах о прошлом. Иногда это происходит по инициативе туристов, иногда — по инициативе рассказчиков. Рассказ всегда состоит из отдельных частей конструктов, посвященных различным темам.
Интересными представляются несколько обстоятельств, сопровождающих эти рассказы. Голоустное никогда не являлось (и, похоже, никогда не станет) центром исторического туризма. Слишком уж мелки для посторонних локальные события. Голоустное было и остается центром туризма экологического: в первую очередь туристов привлекают красоты Байкала, относительная удаленность от основных трасс и т. п. Однако жители занимаются преимущественно «конструированием истории», а не «конструированием природы». Несмотря на незначительность исторических событии, жители хорошо помнят и исторические названия, и историю своей земли в целом. Можно с уверенностью говорить, что это нетипично для поселков (особенно тех, в которых проживают сельчане первого поколения). Примечательно обстоятельство, свидетельствующее об «экономических корнях» интереса к местной истории: после рассказа о бурятском населении практически всегда следует сообщение о том, что в селе есть бурятский ансамбль (ансамбль возник уже после того, как туристы начали посещать село). Очень часто рассказчик сообщает, где и как его можно услышать или как заказать его выступление. Важно, что текст исторических рассказов воспроизводится один и тот же. Жители постоянно упоминают имена мифических глав родов, которые основали улусы, расцвечивая повествование мелкими подробностями. Несколько тематических блоков присутствуют во всех рассказах в почти неизменном виде.
Первая тема рассказов — существование места до прихода русских. «Здесь, на месте села, всегда буряты жили — вон там за рекой улусы стояли... Харанутский, Батагаевский и еще несколько. Вот я — харанутского рода... то есть предки мои-то здесь вообще с незапамятных времен живут. И у нас тут вообще много бурят коренных, которые с тех улусов вышли...»6 Возможен и такой вариант: «Тут еще до села буряты жили... Они вон на том берегу жили, улусы у них тут... Батагаевский и еще три...». В рассказе подчеркивается всегда одно и то же (особенно для туристов из европейской России или из-за рубежа) — для бурят это место их исконного существования. «То есть вы вот видите — тут же все по-другому — тут бурятская земля — вон, если захотите, ансамбль наш можете посмотреть, они по-бурятски поют...» Таким образом, жители выделяют такую важную часть локальной истории, как ее экзотичность.
Вторая тема — история основания села. Она также рассказывается примерно одинаково всеми информантами и с большим числом, подробностей.
Рассказ начинается с имени Леонтия Павловича Стрекаловского. Утверждают, что именно он основал здесь зимовье во второй половине XVII в. Рассказчики подчеркивают факт древности села. «Вот наше село основал Леонтий Стрекаловский больше 300 лет назад!» или «Стрекаловский поставил зимовье в семнадцатом веке...». Постоянное напоминание семейного имени имеет особое значение, ибо и до сих нор Стрекаловские — одна из самых распространенных фамилий в Голоустном. Как утверждают многие туристы, владельцы домашних гостиниц предлагают сходить (иногда за отдельную плату) к старейшей из рода Стрекаловских, которая «может рассказать все сама». За это берут небольшую плату (которой делятся с рассказчицей). Затем во дворе обычного дома показывают обычную пожилую женщину (по словам некоторых туристов — таких женщин несколько). И она воспроизводит то же самое общепринятое повествование. Эта версия «экскурсионной истории» несколько расходится с той, которая принята историками-профессионалами. По их мнению, первое зимовье поставлено здесь монахами Посольского монастыря и лишь потом было куплено Стрекаловский.
Третья тема прямо направлена на конструирование сакральности места — это рассказ об обретении чудотворной иконы Николая Мирликийского. «Ну вот, бурятские семьи эту икону и нашли — она рыбаков от несчастий спасает. И буряты ведь тоже эту икону очень уважают. Ну, то есть, раньше уважали, сейчас-то никто уже ничего не уважает...» Рассказов о самом «обретении», как, впрочем, и о конкретных чудесах, сотворенных иконой, мне найти не удалось. Настоятель голоустненской церкви аккуратно ушел от ответа на этот «опрос, местные же жители просто отвечали, что не знают о каких-то конкретных случаях.
Именно такое краткое описание — сам факт обретения, соединенный с поклонением бурят, — превращает рассматриваемую историю из полноценного исторического повествования в инструмент создания образа села для приезжих. Большая часть значимых исторических рассказов, которые активно транслируются вовне, работает именно таким образом. В соответствии с характером потребности, вызвавшей к жизни эти повествования, история создается картинками: буряты находят икону, и она начинает играть большую роль в их жизни. Дальнейшая последовательность событий уже никого не интересует.
Такие провалы времени возникают постоянно. Например, Стрекаловский заложил зимовье больше 300 лет назад. После этого — перерыв в истории села до эпохи, которая уже рассказана живыми свидетелями, до 20-30-х гг. прошлого века. Бурятские улусы стояли... Что потом было с улусами — также неизвестно. Однако возникает рассказ о 30-х гг., когда на их базе была создана артель «Красный Удегол» Можно представить себе историческое время села как реку, в которой каждый глоток воды наполнен смыслами, событиями, кусочками жизни. Но для жителей и приезжих история предстает скорее в виде трех бакенов, которые болтаются на поверхности.
Географический контекст
Помимо исторических рассказов на привлекательность Большого Голоустного призваны работать еще два образа, конструируемых местными жителями.
Во-первых, местные жители подчеркивают экологическую чистоту села. Рассказы строятся преимущественно на противопоставлении Большого Голоустного и Листвянки. Под «экологической чистотой» понимается в основном отсутствие обычного бытового мусора. Промышленные развалины и индустриальный мусор, которые в изобилии присутствуют в окрестностях села, ими вроде бы и не замечаются. «А у нас-то село чистое, незасранное, а то посмотрите на Листвянку — там, куда ни плюнь,— везде то бутылка, то стакан, то машина старая». Или же так: «Там, в Листвянке, и воду пить нельзя — там везде на ней мазут плавает!» Такие бытовые описания сравнительной чистоты очень распространены. Для меня остается загадкой, почему объектом для сравнения является Листвянка. Потому ли, что именно она воспринимается жителями как главный конкурент, или же потому, что чистота в Голоустном и правда очень относительная и становится заметной только на фоне соседнего поселка?
Во-вторых, важный компонент образа села — первозданность, дикость его окрестностей. Рассказы об этой особенности обычно носят форму предупреждений отдыхающим. Жители могут сказать о том, что «от деревни в двух шагах медведи ходят — так что вы осторожнее будьте...». Подчеркивается и «нетронутость» окружающей природы. На вопрос о том, что находится в определенной точке на карте, может прозвучать ответ: «Ну что вы, там вообще людей-то никогда не бывало!» А на уточняющий вопрос: «Что, вообще никого?» — «Там даже охотники не бывали». Учитывая, что в окрестностях села с 50-х по 1986 г. велись промышленные вырубки леса, это утверждение звучит несколько странно.
Рассказы создают образ старого села, сохранившего экзотику, экологическую чистоту и сакральный смысл этих мест, окруженного дикой природой, — то есть идеального места для отдыха. Таков результат интуитивно-стихийного отбора материала: из всего историко-географического массива сведений о месте выбирается пять тематических блоков, которые позволяют представить село в наиболее привлекательном виде.
Слушатели и рассказчики
Чем являются для жителей села эти рассказы? Стали ли они для них элементом собственной истории — частью коллективной памяти? Производимые тексты необходимы не столько самим жителям, сколько туристам. Об истории села стали рассказывать в школе только тогда, когда поехали первые гости. И, думается, интерес к рассказам быстро иссякнет, если по каким-либо причинам поток туристов прекратится.
Не менее интересно и то, кто именно оказывается рассказчиком, какие люди становятся экспертами, создающими новый образ села. В полном соответствии с социологическими концепциями ими оказываются локальные интеллектуалы: библиотекарь, школьные учителя и т. д. Именно они являются авторитетами, на которых ссылаются в споре, а не старики, которые, казалось бы, должны помнить предания.
Как относятся туристы к рассказам, которые им адресованы? Это восприятие дифференцировано. Первый тип реакции свойственен тем, кто уже многократно сталкивался с конструированием мифологии места в России и за рубежом. Они воспринимают такие истории с разной степенью интереса, но — как заведомые мифы. Пересказывают или упоминают эти мифы обычно с иронией или даже сарказмом.
Второй вариант характерен для тех, кто оказался здесь не впервые: они сами готовы выступать мифотворцами и в рассказах местных жителей скорее склонны искать ошибки и неточности. По сути, их вполне можно рассматривать как компетентных местных жителей. В своих рассказах они воспроизводят ту же логику, приводят те же подробности, что и местные, только более литературным языком.
Третий вариант — это иркутяне или россияне, оказавшиеся в Голоустном впервые. Они относятся к тому, что им рассказывают, с искренней радостью, удивляясь, воспринимая предлагаемые тексты именно так, как ожидают местные.
|