Автор: Дарья Тулугурова
Московский тракт, или, как писали в старину, «сибирская столбовая дорога». Конец XX в. Век освоения нового виртуального пространства, развития информационных технологий. По дороге мелькают различные дорогостоящие «Вольво», «Мерседесы», «Тойоты». А посередине дороги, словно заставив время двигаться вспять, едет повозка с лошаденкой. На телеге — дед в шапке-ушанке и телогрейке. Все, как и сто, и двести лет назад. Все, кроме машин и асфальтированной дороги.
Такая картина возникает в моем воображении, когда я вспоминаю Тельму.
В начале работы над статьей я вдруг осознала, что хочу доказать значимость места, в котором живу. И себе, и другим, которые, возможно, никогда даже не слышали названия Тельма и которым, возможно, совсем не интересна жизнь в этой точке на карте Иркутской области. Поэтому я упоминала имена великих, связанных каким-либо образом с нашим поселком, старалась описать историю поселка в контексте истории России, приводя значимые даты и события, имевшие отношение к Тельме. Иначе говоря, просто пыталась оправдать свой родной поселок за неизвестность и провинциальность. Но для большинства живущих в Тельме тема ее места в большом мире не столь болезненна, как для тельминцев, которые уехали учиться и жить в соседние города.
Старинное село Тельма. Или поселок. А еще точнее, по административному статусу, — поселение. В недавнем прошлом — поселок городского типа.
Деревянные одноэтажные дома, коровы в центре, гуси, норовящие ухватить за пятки прохожих. Ваша генетическая память и воображение дорисуют картинки, связанные с понятием «деревенский уклад жизни».
Поэтому мне было удивительно прочесть у исследователя и журналиста Надежды Полуниной определение Тельмы «сибирский городок». Интересно... Старинный городок с деревенским укладом.
Хочется все-таки понять, что такое этот маленький поселочек на Ангаре между Усольем и Ангарском и чем живут вот такие современные «не города, да и вроде бы не деревни». Кем себя ощущают его жители: провинциалами или носителями какого-то другого, не городского образа жизни и мыслей? Как они живут? Что думают о себе и окружающем мире?
Поселок Тельма расположен на отрезке федеральной трассы, по которой как раз и ехал мужичок в ушанке. Находится Тельма между двумя городами — Усольем и Ангарском, в восьмидесяти километрах от Иркутска.
Тот, кто проезжал мимо Тельмы (особенно летом), помнит бабушек и маленьких ребятишек, торгующих по обеим сторонам трассы молоком, морковкой, березовыми вениками и другими «продуктами» сельского хозяйства.
Дорога - одно из условий зарождения и существования поселка.
Церковь
Вплотную у тракта расположена тельминская церковь иконы Казанской Божией Матери. Ее изображение часто встречается на обложках краеведческих и других изданий Иркутской области. Ею больше всего и восхищаются, гордятся тельминцы. Про нее, про церковь, говорят они, начиная рассказывать о своем месте.
«Церковь сейчас вообще красивая у нас, реконструировали ее... Ночью горит, ой, до того так красиво, вообще... Голубенькая, вся в свету» (Вера Демьяновна, пенсионерка).
«Церковь наша — красавица. О таких церквах Грабарь, художник, говорил, что это «лебединая, последняя лебединая песня нашего зодчества» (Зинаида Федоровна Артемова, краевед и педагог).
«Единственное, что в нашем поселке красивого и достопримечательного, это церковь...» (Ольга Павловна, педагог).
«Во-первых, выбрано такое место.... Это люди были талантливые. Действительно, построили на века. Когда туда подходишь, у тебя уже ощущение такое, что это не простое место. Это сделано такими святыми людьми, такой храм!» (Лидия Россова, пенсионерка).
Построили церковь ссыльные, работавшие на суконной мануфактуре, — Иоким Шорин и мастер Климов. Храм этот сейчас — самый известных из тех, что построены в классическом стиле и сохранились на территории Иркутской области.
Бабушки, возмущающиеся местными властями, приводят им в пример нынешнего батюшку Тельмы отца Сергия.
«Вот и в церкви тоже видно, что хозяин пришел, и вот она стала работать. Посмотри, как отстроили, отделали. И до этого были. Вот и смотрите, кто...» (тетя Тоня, пенсионерка).
Ангара, Тельминка, пруды и... ностальгия
Значимым для поселка является то, что он расположен на берегу реки Ангары. «И вот сама наша Тельма мне нравится чем? Что у нас протекает река Ангара, а она ведь и мировое имеет значение. И много островов, как раз у нас, в Тельме. Здесь вот три сразу островка. Это речка нашего детства, Ангара» (Лидия Россова).
Старые люди рассказывают, что один из островов на Ангаре — Спасский (на нем пытались спастись заключенные Александровского централа), переименованный после революции в Красный, был особенно любимым местом отдыха усольчан и тельминцев. На остров, где «были разбиты аллейные дорожки, стояли киоски, росли грибы», переплавлялись на лодках. Старожилы рассказывают про этот остров, что там убили человека и что однажды во время сильного ветра и дождя паром с людьми перевернулся и многие люди утонули. После этих трагедий, случившихся на острове Красном, люди стали его побаиваться и меньше там отдыхать.
Отдыхали раньше жители Тельмы и на Тельминке — речке, впадающей в Ангару. С ностальгией вспоминают они диких гусей, которые прилетали на Тельминку, роднички, в которых плюхалась ребятня, рыбу, водившуюся в речке.
До недавнего времени в Тельме существовало непередаваемой красоты место. Называлось оно Озерки. В 1975 г. инициативная группа, состоявшая из мужчин-охотников, да и не только, запрудила это место. Построили домики, Рассказывают, что там было очень красиво и водилось много рыбы и птицы. В общем, рыболовско-охотничий рай. Но в общей ситуации бесхозяйственности в начале девяностых домики для охотников на Озерках кто-то стал ломать. А после недавнего прорыва плотины облюбованного «настоящими мужчинами» местечка не стало вообще. Некоторые из организаторов и «хранителей» Озерок до сих нор сокрушаются, пишут в газеты, но...
Прорыв плотины грозил затоплением всему поселку. Но власти и обычные жители не позволили этому произойти — перекрыли плотину. Спасти три тельминских пруда — Верхний, Нижний и Средний — не удалось.
Трасса и церковь находятся на возвышенности. Спускаясь по дороге вниз, вы оказываетесь в центре поселка. Здесь находятся двухэтажное здание бывшего сельмага (сейчас — музыкальная школа), несколько магазинчиков и посередине — одинокая голубая сцена для выступлений.
Если вы приедете в Тельму электричкой и выйдете на остановке «Тельминка» за спиной у вас будет лес, перед глазами — ноле. Ни одного дома. И лишь вдали - церковь. До центра поселка нужно идти около двух километров. Путь к поселку - по полю, мимо старого здания фермы, пруда...
Близость леса придает поселку особые черты. Старожилы готовы рассказывать о лесе часами. Конечно, сейчас лес не имеет такого же значения, как во времена старой деревни. Но и сейчас многие тельминцы ходят в него за грибами и ягодами, косят там сено, приносят из леса веники и даже березовый сок.
«На бойком месте»
В последнее время в поселке начали появляться некоторые нововведения. Недавно напротив церкви появился трогательный щиток, подражающий рекламным слоганам больших городов: «Тельма, мы тебя любим!». И возле швейной фабрики поучающий щиток в духе советских призывов: «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят!» Правда, очень скоро его содрали не согласные с советской идеологией граждане.
Было время, которое жители поселка, даже приезжие, вспоминают как «золотой век» Тельмы.
«Было, было: стекольный, кожевенный, суконная фабрика, виноводческий, значит, сниртзавод. А выпускали же очень много продукции: и армию одевали, и экспедиции... Качество было очень высокое этого предприятия, и специалисты были профессиональные, рабочие разных профессий. Это же было достойно поселка-то» (Клара Степановна).
«Даже для американской армии шили» (Лариса, невестка Клары Степановны).
Этому «золотой веку» Тельмы ее жители противопоставляют «сегодняшнее» поселка.
«Полиостью фабрика в две смены работала, завод в три смены работал, что еще? Откормочный совхоз в три смены работал, совхоз «Железнодорожник — полностью! Детей была полная школа. Все куда-то бежали, работали, два раза» в месяц зарплату получали, а теперь...» (Вера Демьяновна).
«И вскоре фабрика стала угасать, и все это огромное количество женщин (почти все женщины работали на фабрике)... их заставили уволиться. Фабрика в частные руки перешла. И, в общем, больно стало смотреть. Читателей все меньше становилось, люди становились озлобленными... ну, отчасти... Как вспомню вот эти талоны, эти очереди, какие люди раздраженные. Водка... Сроду даже которые не пили, бились в этих очередях, лишь бы отоварить талоны. Потому что, вот, допустим, берет старуха эту водку в очереди, потому что талон дали. А потом она ее какому-нибудь этому товарищу, который ей дрова расколет, воды привезет, заплатит. Или сено там кому нужно. То есть такая система» (Людмила Борисовна, бывший библиотекарь).
Предприятия, обеспечивавшие былую славу, занятость жителей и стабильность поселка, сейчас закрыты. Спиртзавод не работает совсем, швейная фабрика работает не в полную мощь.
Но интересно, что заброшенным поселком Тельму даже сейчас считают немногие. Это связано, по-видимому, с федеральной трассой. Именно она формирует внешнюю мобильность Тельмы: позволяет жителям ездить в близлежащие города учиться, работать, отовариваться. Практически все тельминские магазинчики и киоски расположены по трассе, с расчетом на проезжающих.
Своеобразным тельминским тузом является пельменная. «У нас лучшие пельмени от Тельмы до Тюмени», — обещает рекламный слоган на пельменном пакетике. Пельменная также является пристанищем некоторых молодых девушек, не нашедших работу после окончания средних и высших учебных заведений. «С красными дипломами пельмени лепят!»- вздыхая, сетуют тельминские бабушки.
Взгляды на жизнь у здешнего человека особые. На них повлияли и уклад жизни поселка, и то, что когда-то в Тельме было много ссыльных, и его расположение - на трассе. Коренные тельминцы называют Тельму «поселком на бойком месте» и говорят, что народ раньше здесь был разгульный. Местная учительница, прожившая в Тельме около двадцати лет, так говорит о местных:«Наверное, характер у него, у тельминца у коренного, жестковатый. Он старается как-то больше быть единоличником, как в скорлупе жить. Почему вот, как я приехала первый раз, обратила внимание (я из Забайкалья — у нас совершенно другие люди по характеру, по отношению к людям). Увидела вот эти дома красивые, такие большие и огромные ворота, заплоты, так если называть, и за ними не видно людей. Поэтому попасть внутрь этого дома и в душу, наверное, этого человека очень сложно» (Мария Александровна).
Многие приезжие, даже прожив в Тельме немало лет, жалуются на свое одиночество и некоторую отгороженность тельминцев, пытаются объяснить это особым тельминским характером.
«Наверное, ну коль Тельма была волостным селом, то это тоже сказалось. Проходил тот тракт, проходили ссыльные, вот декабристы те же, каторжники. И, конечно все это накладывало свой отпечаток: и вот эти, наверное, ворота высокие, заборы чтобы как-то отгородиться от этого мира, может быть. И трудно, мне вот, например очень сложно и трудно понять коренного тельминца. Ну, это я говорю трудно: потом; что забайкальцы — это люди с открытой душой. У нас всегда рады человеку. У нас если зашел человек — все, ты должен... ну, улыбнуться, может быть, ему. Если тебя нечем угостить, мама всегда говорила: « Если надо, подай воды, уступи место возле печки, только пригрей». А тут несколько другое» (Мария Александровна).
Возможно, это всего лишь взгляд приезжего человека.
«Я считаю, в основном хороший народ, радушный. Куда бы ни пришел — всегда тебя и угостят, и приветствуют. Ну добрые люди в основном у нас гостеприимны и отзывчивые на всякие беды. Вот у нас Михалев погорел. Это вот когда было Четвертого числа, погода-то была... И сразу женщины все пробежали, прошли по всем улицам» (Лидия Россова, коренная тельминка).
Конечно, уклад жизни влияет на характер жителя Тельмы. Иногда он больше заботится о своей избе и хозяйстве, чем о поддержании родственных и дружественны отношений. Мысли людей скорее более прагматичны и направлены на то, как бы выжить, чем накормить семью, как справиться с хозяйством. Да это и не удивительно для Тельмы, уклад жизни которой больше напоминает деревенский. Почти у всех ест подспорье, животинка в хозяйстве. Вспоминается случай, когда женщины из одно семьи жаловались на свою невестку, учительницу, которая «даже корову подоить г может». Неумение доить — для местных критерий нехозяйственности, неумения жить по-путнему (особенно, в глазах старшего поколения). Люди здесь уважают увертливых, умеющих, например, и себе привезти сена, и подкалымить. Но есть и не похожие на других люди, которых считают чудаками.
Библиотека
Когда в детстве я читала Василия Шукшина, то была поражена тем, что он «описывает наших, тельминских». Настолько его герои были родными, своими... И действия многих его рассказов разыгрывались в моем воображении именно в Тельме. Проза Шукшина научила меня приглядываться к обычным людям, и мне хотелось бы рассказать немного о моих земляках. О замечательных бабушках, которые несут в себе удивительный мир, гармонию и доброту... О многодетной матери, учительнице, поднявшей пятерых детей после гибели любимого мужа, хотя в доме часто не было даже хлеба; о тетеньке, которая уже много лет хочет попасть в «Поле чудес», ходит и вместо «Здравствуйте» сразу задает собеседнику вопрос из какого-нибудь газетного кроссворда... и о многих других людях с интересными характерами и судьбами.
Моя мама, родившаяся в Иркутской области, никогда не слышала названия Тельма. Она училась и жила в Ленинграде, а в неизвестный поселок поехала навестить знакомого молодого человека, работавшего на тельминском спиртзаводе инженером. Так возникла моя семья.
Посмотреть тогда на «заезжую даму» вышли многие спиртзаводские, и поселок долго обсуждал скромного парня, отхватившего городскую.
Вскоре мама стала работать в местной библиотеке. Она очень любит рассказывать про своих читателей, многие из которых были чудаками, но чудаками, делавшими мир интереснее и добрее.
«Вот я, например, знала...Кузьменко тетю Дусю. Евдокия Ермократьевна, что ли. У нее такое было редкое отчество. Тетя Дуся я ее звала. Просто удивительная женщина, читала запоем! Она очень часто ходила, брала по две, по три книги. Некоторые она перечитывала. Причем она и классику могла... Она всю жизнь проработала на швейной фабрике, по-моему, простой швеей. Но... В ней чувствовалось не то что образование, а... культура чувствовалась. Во-первых, никогда ни слова мата я от нее не слышала. Она выражалась не заумно. Сплетен я вообще никогда от нее не слышала. Приятно с ней было говорить. Когда она узнала, что я жила в Ленинграде, она стала рассказывать, и оказалось, что она была и в Чехословакии, и в Москве — это все по туристическим путевкам... Если она приходила, я ей подбирала книги... Потом уже она мне доверилась. Всё, что я ей давала, она брала. Я для нее что-то откладывала. Я знала, что этот человек ценит прочитанное. Она обязательно потом делилась приходила, рассказывала или возмущалась какой-то книгой. Такая очень женщина прямая была, без всяких этих. С ней было интересно общаться, потому что она вообще, если делилась, то своими чуть ли не философскими мыслями... И вот как-то так совпало, что она внезапно умерла, внезапно. Что-то все-таки было со здоровьем.
...Был один такой, Буков. Поедал он книги. Он ходил просто каждую неделю, брал помногу книг. Никогда ни слова, ни полслова. Сам выбирал, рылся. Подолгу, правда. Когда он приходил, было очень тяжело. Он не допускал, чтобы ему что-то советовали. Молча приходил, молча уходил. Как-то он внезапно умер. В общем, возраст у него порядочный уже был. Ну, может, в силу того, что он за библиотекой жил. Ходить ему больше некуда было на пенсии.
Еще была одна такая читательница. Брала много, детективы в основном. Ну зато могла часами у нас говорить. Она гадала кроссворды и грезила поездкой на «Поле чудес». II могла где угодно остановить и задать какой-то вопрос из кроссворда. II вдруг внезапно прошлой зимой я с ней зацепилась, часа два или три. Я ей стала задавать вопросы про ее жизнь. Она столько интересного рассказала про себя. Я поняла, что ей некому рассказать. Я знала, когда она приходила в библиотеку, что она детдомовская (в Тельме когда-то был детдом). То есть у нее очень трудная судьба... Я мимо хожу каждый день и смотрю на ее жизнь. Она растит теперь внучку. Вроде и мама тут рядом. Но мама временами пьяная, а сама-то Мария никогда не пьет».
Библиотека в поселке — особое место. Она своеобразный циркулятор и хранитель информации о сельчанах: кто за кем замужем, какое у кого хозяйство, чьи дети где учатся.
Часто старые разговорчивые люди идут именно в библиотеку, чтобы быть в курсе событий и чувствовать себя в «водовороте жизни».
«И не понять, кто мы есть...»
Для тельминцев, особенно для молодежи, очень важно то, что приближает поселок к городскому. Поэтому они с радостью воспринимают любые попытки окультуривания. Например, хорошей новостью стало появление кафе «Арго» на месте старого здания школы по Московскому тракту. Поход в него был объектом обсуждения, а иногда даже гордости тельминца. Некоторые молодые тельминцы оправдывают недавнюю принадлежность поселка к городскому типу именно из-за появления в нем баров, ресторанов. Люди среднего поколения иронизируют по этому поводу.
«Печками дома топим, кого говорить-то! Как обратишься с покосами — вы «поселок городского типа», как куда-то надо — вы, значит, деревня, вот и все. И не понять, кто мы есть» (из разговора двух женщин на пастбище).
А иногда негодуют.
«Село надо называть, не поселок городского типа, никак. Село. Наша Тельма должна быть просто селом. Что здесь для города-то есть? Ничего городского нет, ни благоустройств — ничего. О каком статусе города или вообще городского поселка может идти речь? Ну, три дома, там, четыре есть двухэтажных. Так люди в них мучаются живут: они замерзают, отопление отключается, канализации нет» (Ольга Павловна, социальный педагог).
«У нас благоустроенных домов практически нет, свет горит, пока погода хорошая, никакого газоснабжения, никаких у нас ванн, теплых туалетов и прочих нет, у нас нет городского транспорта. «Поселок городского типа» на три километра растянут. Даже детей до школы не довозят. В мороз и холод по два километра дети ходят. И к тому же, сейчас у нас промышленные предприятия не работают, и какой у нас «городского типа»? Это обыкновенный поселок, заброшенный, никому не нужный» (Любовь Васильевна, многодетная мать).
«Если относить к статусу города, мы уже, во-первых, все порастеряли: промышленности у нас практически никакой нет, осталась фабрика. Один там, по—моему, конвейер даже работает, не цех. Предприятия все сейчас разрушены. В общем, то, что было, ничего не работает. Сельскохозяйственные эти... ферма закрыта, совхоз откормочный закрыт — это то, что поддерживало, допустим, сельское хозяйство. Теперь частное, ну вот куда его отнести? Между небом и землей? (Клара Степановна, бывший учитель).
Разумеется, жителей поселка очень беспокоит его будущее. Пугают и перспектива превращения Тельмы в дачный поселок, и возможность поглощения (слияния) близлежащими городами — Усольем и Ангарском. Совсем недавно Тельму власти окрести.ти поселением. Ее жители с этим неопределенным статусом Тельмы более солидарны. Пока Тельма меняется медленно, сохраняя в себе частичку старого деревенского уклада, и тельминцы не слишком торопятся в большой мир, подобно мужичку на повозке, едущему среди современных машин.
|