Но вместо того, чтобы думать о
стремительной военной карьере, вполне для него возможной (мало ли было
иностранцев, достигших высших воинских званий в русской армии), он просит
Потемкина о переводе за Урал. И вот еще до конца войны получает в свое
командование два батальона, дислоцированных в Сибири. Потемкин, вероятно,
предоставляет полковнику определенную свободу действий, но «главная цель»
Бентама была его патроном «обращена на Камчатские обстоятельства».
Чтобы понять эту глухую
формулировку, встреченную в одном из документов, нужно вспомнить о секретном
указе, обязавшем Потемкина заниматься «Восточным морем», нужно учесть то, что
готовившаяся для кругосветного плавания эскадра военных кораблей вместо похода
в Тихий океан приняла участие в морских сражениях русско-шведской войны на
Балтике и восточные рубежи России остались без военного прикрытия с моря.
Напомним, еще до того, как Россия оказалась втянутой в 80-е годы одновременно в
две войны, турецкую и шведскую, морские державы — Англия, Франция, Испания —
стали проявлять повышенный интерес к северной части Тихого океана, той,
которая уже давно была открыта и осваивалась русскими.
В 1789 году Бентам вместе с
несколькими офицерами, русскими и англичанами, служившими под его началом,
отправляется в Сибирь. Самый первый рапорт, который он представил Потемкину,
свидетельствует, что полковник обнаружил для себя совершенно неожиданное
препятствие — медлительность действий секретной Северо-восточной экспедиции.
«Англичанином, пребывающим в Камчатке (Дж. Биллингсом) комиссия ему препорученная,
еще далеко не приведена ко окончанию». Бентам написал, что опасается того, что
его изыскания, проводимые одновременно с изысканиями экспедиции Биллингса—Сарычева,
приведут к выполнению одной и той же разов боты дважды или к «нанесению
неприятности и помешательства». Поэтому полковник задержался в Западной
Сибири.
Его подчиненные — это Третий
мушкетерский батальон, дислоцированный в фортах, форпостах, редутах и
крепостях, составляющих Иртышскую укрепленную пограничную линию. В Ямышевской
крепости находился штаб батальона, а по соседству, в форпосте Коряковском,
Бентам обнаружил верфь для небольших судов и построил на ней повозку-амфибию
для своих исследовательских путешествий. Пока эта повозка готовилась, Бентам
побывал в Тобольске, откуда при содействии местных властей и прежде всего
губернатора А. В. Алябьева (отца композитора, автора знаменитого романса
«Соловей») отправил экспедицию вниз по Иртышу, а затем Оби. Задачи ее:
«...узнать обстоятельно повсюду глубину реки Оби [и] сыскать из числа рек,
впадающих в Карский залив, удобнейшую к судоходству» с тем, чтобы разведать
удобный путь для транспортировки товаров из Сибири в Архангельск, откуда они
могут уже морем доставляться в Европу. Экспедиция эта должна была также определить
место для перевалочного порта на побережье Карского моря.
Затем Бентам на своей
повозке-амфибии выехал в «киргизские степи», к верховьям рек Нуры и Ишима
(район нынешнего Целинограда); в пути делались картографические изыскания,
велись поиски различных руд. По возвращении из поездки в степь Бентам вновь
поехал в Тобольск. Это было связано и с делами по «обской экспедиции», и с тем,
что англичанин пришел в полный восторг от этого города. Уточним, в восторг не
от архитектуры — Тобольск только что пережил грандиозный пожар 1788 года,— но
от его жителей. «Здесь, в Тобольске я могу общаться с людьми, не чуждыми
философии, талантов, дружелюбия, с такими, каких я с трудом мог найти в
столице».
Где-то в начале 1790 года
Бентам наконец отправляется к своему другому батальону — Екатеринбургскому
полевому, дислоцированному по границе с Китаем в Забайкалье. Штаб его находился
в крепости Кударинской.
Туда он едет в сопровождении
своих старых и новых подчиненных. Старые — офицеры, служившие на Черном море и
еще раньше — в Кричеве. Новые — это взятый Бентамом из гарнизона крепости
Петропавловской (в Казахстане) капитан Гаврила Лилингрен и сержант Николай
Смирнов — из Тобольских губернских рот.
Примерно в конце января Бентам
в Иркутске. Отсюда он пишет Потемкину подробнейший рапорт о своих изысканиях—
проведенных и только предполагаемых. Рапорт датирован 14
февраля
1790 года, а тремя днями раньше, 11 февраля рыльский купец Григорий Иванович
Шелихов обращается с доноШением к Иркутскому генерал-губернатору Ивану
Алферьевичу Пилю. Основные идеи шелиховского доношения по сути повторяют программу
действий Бентама, которая изложена в его рапорте к патрону. Они же были
включены и в рапорт на имя Екатерины II, составленный Пилем 13 февраля.
Ядро программы полковника и
предложений рыль-ского купца было одно — речь шла об экспедиционных
предприятиях. Предусматривалось исследование Арктики: Бентам предполагал
«обозреть и наложить на карту... Северного моря (Северного Ледовитого океана)»;
шелиховского предложения в рапорте И. Пиля выглядели так: «крейсировать одним
судном из Кадьяка на северный полюс». Затем Шелихов предполагал «другим судном
и из устья так названной реки Лены ... протянутся и обойтись ... Чукоцкой
мыс», то есть выйти в Тихий океан через Берингов пролив в его северную часть,
которую русские называли тогда Северо-Восточным (или Восточным) морем. Бентам
формулирует задачи такого плавания: «открыть неизвестные острова» на Северном
и Северо-Восточном морях. Третья экспедиция, предполагавшаяся Шелиховым:
«...третьим судном, направив курс на острова Курильские... коснуться самой цели
Японского государства, узнав естественное положение граничных мест его,
приближиться чрез то к начальному возобновлению тамо миролюбивой его связи, а в
случае и завести торговлю». В программе Бентама этому соответствует краткая
формулировка: «открыть торг с Япониею».
Случайное совпадение? О нем
можно было думать, если бы не дальнейшие совместные действия полковника,
англичанина на русской службе, и русского, рыльского купца, живущего в
Иркутске.
Весной 1790 года команда
солдат Екатеринбургского полевого батальона — примерно 80 человек,. под началом
подпоручика Джеймса Шилдза и прапорщика Ивана Черепанова двинулись в Охотск,
чтобы построить там три корабля, а затем, погрузившись на них, отправиться на
Кадьяк. Сам Шилдз имел квалификацию тиммермана — корабельного плотника, навыками
корабела обладал как минимум еще один англичанин, находившийся в команде
сержант Карл Шорт. Туда же, в Охотск, должны были поехать еще несколько подчиненных
Бентама, два англичанина — Ричард Апсал и Сэмуел Томас, ранее' служившие на
флоте, и русские офицеры — Кирилл Федорович Казачковский, Илья Иванович
Звегинцев и другие.
Это в основном молодые, но уже
весьма сведущие люди, имеющие опыт дипломатических переговоров (как Лилингрен),
кораблестроительных работ (как Шилдз), боевой опыт (как Казачковский,
награжденный за «мужественную неустрашимость») и обширные знания в различных
областях. Можно сослаться на данные формуляр? ного списка капитана Андрея Иванова,
служившего у Бентама еще в Кричеве: «Читать и писать по российски умеет,
а сверх того обучился еллиногреческому, французскому, италианскому языкам,
гистории, географии, артиллерии, фортификации, алгебрии, рисовать и фиктовать».
Для Бентама и Шелихова, предполагавших наладить внешнеторговые связи, знание
участниками будущей экспедиции нескольких языков было принципиально важным.
Итак, начинается реализация
«восточного проекта» — комплекса мероприятий, в которых должны решаться задачи
культурного освоения тихоокеанских островов и северо-западного побережья
Америки, а одновременно — проблемы налаживания русско-японских торговых связей
через японские порты, русско-китайских — через порты Китая. Для Шелихова этот
«проект» обладал особой важностью — как мы помним, Кяхтинский торг по-прежнему
был закрыт, теперь же намечались перспективы сбыта скапливавшейся на его
складах пушнины. Участвовать в промыслах и торговле желал и Бентам. Однако совершенно
очевидна государственная важность «проекта», который значительно упрочил бы
русские позиции на севере тихоокеанского региона.
Договоренность Бентама и
Шелихова предполагала, что солдаты и офицеры Екатеринбургского и Третьего
полевых батальонов прибудут на Кадьяк не столько для охраны построенных
Шелиховым крепостей и не столько «для завоеваний» (как утверждали слухи,
которые услышал в Тобольске Радищев), сколько для «размножения» мореплавания —
там предполагалось завести верфь. И надо сказать, что на первом же судне,
построенном подчиненными Бентама на Кадьяке, был поднят государственный военно-морской, «Андреевский», флаг России.
Можно видеть.- в своем
сотрудничестве Шедихов и Бентам находили выход из многих сложностей. Шелихов —
из того положения, в которое поставил его отказ Екатерины II выделить
200-тысячную ссуду, необходимую, в частности, для строительства новых
кораблей, и солдат для обеспечения безопасности русских поселений. Бентам же
получал возможность, не теряя времени и не пересекаясь с экспедицией
Биллингса—Сарычева, заложить основу для дальнейших «полезных открытиев». И
русскому и англичанину сотрудничество давало возможность обойтись без субсидий
казны.
Объяснение поворота событий для
Шелихова в благоприятную сторону не сводится лишь к установлению деловых
контактов с Бентамом. Ситуация начала меняться после возвращения в Охотск
судна «Святой Георгий Победоносец»; большая часть паев в нем принадлежала
Лебедеву-Ласточкину, а 13 паев — Григорию Ивановичу.
Прибыв летом 1789 года в
Охотск, он убедился в правдивости известий, о которых писал ему в Петербург
компаньон, мореход «Георгия»,— Герасим Логгинович Прибылое действительно
открыл два острова с богатыми лежбищами пушных зверей. Долгий промысел,
длившийся восемь (!) лет, завершился, и корабль вернулся с грузом мехов,
оцененным в 258 тысяч рублей. Но, к радости Шелихова, кроме «Георгия», в Охотск
под командой Дмитрия Бочарова 26 июля пришел и галиот «Три Святителя»,
доставивший пушнину, добытую уже после отбытия Григория Ивановича с Кадьяка.
Груз на галиоте был еще богаче — на сумму более чем в 300 тысяч рублей.
Правда, вместе с мехами галиот
доставил неприятные новости.
|