Взглянем на место предстоящей
промышленникам зимовки их глазами, обратившись к «Историческому и географическому
описанию», опубликованному в 1795
г. Здесь остров, очертаниями напоминающий лосося (отсюда
и его название — «уруп» на языке айнов означает «лосось»), длиной около 200, а
шириной примерно в 20
километров описывался довольно пространно:
«По сему острову рассеяны хребты и горы
высокие; на поверхности их голец щебень и утесы; а между ними пади и речки
глубокие. На северном конце острова верст на пять низменное место, на котором
родятся разные коренья... Как около хребтов в падях над речками, «так и по
всему острову на северном и восточном береге растет хороший березник,
ольховник, ребинник и тальник стоячий высокий... По всем гористым местам
растет сланцевый кедровник и прегустой камышник местами в обыкновенную
трость. Из хребтов выпадают хорошие речки, в которые во время лета идут из моря
гольцы, кунжи и горбуши. На северной стороне посреди острова озеро большое, из
коего течет в море речка, в которую из моря идет рыба разных родов. Подле моря
на ярах, падях и близ речек растут большие травы высокие с толстою трубкою,
сладкие, из коих сидят вино (это борщевник, содержащий сахар, каротин, витамин
С и другие вещества, делающие его применение целебным; из борщевника на
Камчатке и Курилах действительно умели приготовить алкогольный напиток),
кутагарник, морковник, шеломайник, черемша, разная кислица, приморский пырей и
другие болотные травы; на сухих местах растут разные цветы, зверобой, разных
родов сарана и коренье... На северной стороне по многим местам родится довольно
полевого гороху, земля местами черная и влажная, ягоды родятся рябина, крупный
сладкий шипишник; лисицы водятся красные и беловатые и великое множество
крыс... Около острова водятся бобры и нерпы, для промыслу оных приезжают
мохнатые курильцы... и живут до августа, а некоторые остаются тут и зимовать».
В документах ЦГАДА отсутствуют какие-либо
замечания о трудности зимовки. Очевидно, промышленники не страдали от
недостатка пищи и от цинги. Можно думать, что кислица — крупная
дальневосточная красная смородина — и шиповник предохранили их от авитаминоза;
можно предполагать, что во время нереста было заготовлено немалое количество
рыбы, что пища приправлялась черемшой и другими травами, что простудившихся
промышленников отпаивали настоем зверобоя.
Во время зимовки и после — с весны 1776
года — шел промысел, а одновременно с ним «робинзоны» были заняты
строительством небольшого судна. По завершении его часть людей отправилась
обратно на Камчатку.
Извещенные о постигшем «Николая»
несчастье, Шелихов и Лебедев-Ласточкин добрались в Охотск, а оттуда в Иркутск,
где уже в начале 1777 года подали доношение исполняющему обязанности
иркутского губернатора бригадиру
Немцову. Компаньоны просили о помощи для вывоза оставшихся на Урупе людей.
Конечно, речь шла не только о спасении
«Робинзонов», но и о вывозе добытой ими пушнины. Однако напомним, экспедиция
на «Николае» должна была выполнить задание губернских властей, которые поэтому
не могли оставить людей без помощи.
Компаньонам для спасательной операции было
выделено казенное судно, а за его аренду они могли заплатить после завершения
плавания.
В сентябре 1777 года спасательная
экспедиция под командованием штурмана Петушкова отправилась на бригантине
«Святая Наталья» из Охотска. Можно было надеяться, что привезенная с Урупа
пушнина возместит все расходы компаньонов и даст определенную прибыль. Если...
если плавание «Натальи» завершится благополучно.
Шелихов предпочел не рисковать. Он продал
свою долю паев Лебедеву-Ласточкину.
Решение Шелихова трудно не признать
удачным. Документы рассказывают о конечной судьбе предприятия, начавшегося в
1774 году, и это рассказ с печальным концом.
В 1780 году на Уруп, где после нескольких
навигация «Святая Наталья» была поставлена на очередную зимовку, обрушилось
цунами. Этот год для Лебедева-Ласточкина, по-прежнему не оставлявшего надежды
на хорошую добычу и расширение нелегко завязывающихся торговых дел с японцами,
стал особенно несчастливым. Начиная с января Уруп стали сотрясать подземные толчки,
а в июне их сила была уже чрезвычайной. 18 июня «зделалось по власти Божией
земли великое трясение... И вскоре с моря волна шла валом, возвысившись выше
всех мелких кекуров (скал) и в бухте разлилась так сильным и жестоким ударом,
что на яру состоявшее жило наше — юрты и притом балаганы, что есть — до
последнего столба и с землею вырвав, снесло по речке в падь близко версты...»
Пропала добытая пушнина, а бригантина была выброшена на берег метров за двести
от воды.
Быть может, Шелихов и жалел о том, что
перестал быть компаньоном Лебедева, особенно получая известия в 1778 и 1779
годах об успехах промыслов на Курилах, узнавая о продолжении контактов с
японцами. Но после вестей о «великом трясении » на Урупе он должен был
облегченно вздохнуть.
Несколько лет подряд Лебедев-Ласточкин
будет просить губернские власти войти в его положение и простить ему долг
казне (8754 руб.), возникший из-за необходимости организовать еще одну
спасательную экспедицию.
Хлопот, расходов и волнений, выпавших на
долю компаньона, Шелихов сумел избежать. Что это — расчет или интуиция?
Вряд ли Шелихов в 1774 году мог не знать о
суровых курильских условиях: о переменах погоды раза по четыре на день, о
внезапно падающих туманах, о сильнейших бурях (знакомых нам под названием
тайфун). За десять лет до выхода снаряженного Шелиховым и Лебедевым «Николая»
на Курилах уже промышлял знаменитый тогда промышленник и мореход Андреян
Толстых. Побывали там и другие.
Отнесем принятое в 1777 году решение
Шелихова отказаться от сотрудничества с
Лебедевым-Ласточкиным и на счет интуиции, и на счет перемен, которые происходят
с самим Григорием Ивановичем. Вероятно, сыграло свою роль расширение его
деловых знакомств (может быть, связанное с женитьбой в 1775 году). Назовем еще
одну возможную причину — сенсационное для всех купцов известие о том, что в Охотск с Алеутских островов
прибыл корабль с необычайно богатым грузом пушнины на 150 тысяч рублей.
Организация промысловых плаваний в южном,
то есть курильском, направлении до времени была Шелиховым оставлена ради
другого — северо-восточного направления, сулившего большие выгоды. В документах,
упоминающих о купеческих компаниях, занимающихся промыслом на Командорах,
Алеутах, Аляске, со второй половины 70-х годов начинает мелькать имя Григория
Ивановича Шелихова.
Слово оппоненту. Предположения, предположения... А где же бесспорные факты?
P. S. Твердая
уверенность в том, что события развиваются только так и никак иначе, имеют
только такую и никакую другую причину, может рождаться при сопоставлении и
параллельном анализе сведений, почерпнутых из разных источников. Необходим
взгляд на одно и то же явление с разных сторон, например, со стороны
государственной власти и со стороны частного лица. В нашем случае нужны не
только официальные отчеты, документы губернских ведомств, но и все та же
частная переписка Шелиховых.
...Архивы закрываются на субботу и
воскресенье. Это и плохо и хорошо. Плохо — прерывается работа с документами;
хорошо — появляется время для занятий в библиотеках. И субботний день в
читальных залах «ленинки» не пропал даром: одна гипотеза о местонахождении
деловых бумаг и личной переписки Шелиховых сменяла другую. Первой была
«красноярская».
В брошюре «Замечательное книгохранилище в
Восточной Сибири», изданной в 1896 году в Москве, рассказывалось о собрании
купца Геннадия Васильевича Юдина, выходца из старого купеческого рода города
Чухломы Костромской губернии, сына одного из организаторов промысловой
деятельности на Аляске. Громадное по тем временам 100 000-томное собрание
считалось в Сибири вторым по величине и ценности содержания, после томской
университетской библиотеки. Оценка не разойдется с современными
представлениями, если мы назовем хотя бы несколько юдинских раритетов:
экземпляр «Путешествия из Петербурга в Москву», грамоты ХШ века, автографы
Державина, Пушкина, Грибоедова. Богатые беллетристические отделы, полная
подборка русской периодики, книг социально-экономической тематики привлекли в
библиотеку самых взыскательных читателей.
Юдинской библиотеке посвящен очерк знатока
сибирской книжности Виктора Григорьевича Уткова. В нем рассказывается о
по-своему трагической судьбе собрания, проданного после первой русской
революции в США, содержатся сведения о том, что рукописная часть фондов
юдинской библиотеки в основном осталась в Сибири. Остались где-то в
Красноярске и материалы об освоении Русской Америки, собранные Г. В. Юдиным.
«В 1940 году,— пишет В. Утков,— по просьбе
писателя С. Н. Маркова старший научный сотрудник Красноярского архива Ст.
Мамеев производил розыски материалов по истерии изучения Тихого океана
русскими исследователями. Поиски увенчались успехом — Мамееву удалось
обнаружить несколько пачек бумаг, на обертке которых было написано — «Шелихов»,
«Кусков», «Теза-нов»...»
С. Н. Марков, энтузиаст изучения истории
Русской Америки, сообщил об этой находке на страницах журнала «Омская
область». Однако позже, в середине 40-х годов, становится известно еще об одной
части бумаг Шелихова. В 1934 году в Вологде краеведом Л. И. Андриевским в
сарае огородника Иванова были найдены документы купеческой семьи Булдаковых, а
среди них и шелиховские. Дело в том, что одна из дочерей Григория Ивановича
была замужем за Михаилом Матвеевичем Булдаковым.
Итак — Вологда и Красноярск?
Совсем нет! Пристально следивший за
перемещением шелиховских бумаг историк Александр Игнатьевич Андреев писал в
1948 году, что часть найденных бумаг поступила в Ленинградское отделение
института истории, часть — в Центральный исторический архив в Москве.
Но напрасны будут надежды на то, что
теперь местонахождение разыскиваемых документов определено. В Красноярске
действительно хранятся рукописи юдинской коллекции, но не все, а примерно
половина. Другая часть в конце 50-х годов передана в Москву. В столицу же переданы
и документы из Ленинградского отделения института истории. В Москву — куда? В
Центральный исторический архив г. Москвы? Однако этот архив подвергся переформированию,
в нем остались лишь те документы, которые имеют отношение к истории самой
столицы и Московской области, все же остальные переданы в Центральный
исторический архив СССР, в Ленинград, исключая, впрочем, шелиховские
документы.
Фонд Шелихова после внимательного
просмотра архивных путеводителей обнаружился в Центральном государственном
архиве Октябрьской революции, юдинские документы — в ЦГАДА!
|