Трудно сказать, удалось бы
вообще завершить плавание, не будь на борту «американцев». Они «всю на судне
матрозскую работу исправляли», с их помощью на Шумшу удалось наполнить 40
бочек питьевой водой. Однако на Курилах не удалось запастись провизией. В конце
концов, отчаявшись достичь напрямик Охотска, Измайлов 7 августа подставил
западному ветру левый борт и повел галиот к камчатскому побережью, к устью
Большой реки.
Можно представить, как на
рассвете 8 августа, когда стали гаснуть необычайно сильно мерцавшие звезды,
мореход озабоченно поглядывал на розовую кайму над облаками,— следовало ожидать
новой перемены погоды.
Тем не менее галиот
благополучно достиг устья, и Шелихов на байдаре отправился на берег, чтобы
пополнить запас провизии. Наверное, что-то было куплено сразу и байдара
возвратилась к «Трем Святителям». Григорий Иванович остался на берегу с двумя
работными «для покупки свежей рыбы». Но погода резко переменилась — тут задул
восточный ветер.
Если шторм, обрушившийся на
галиот неделей раньше, не пускал в Охотское море, а потом в Охотск, прижимал
корабль к Курильским островам, то теперешний ветер был попутным.
Попутный ветер должен был
существенно облегчить жизнь измученным мореплавателям, избавив их от необходимости
производить частую смену галсов — подставлять ветру поочередно то левый, то
правый борт, двигаясь в нужном направлении загзагом — в лавировку. Но прежде
чем развернуться к ветру кормой и помчаться на всех парусах в Охотск, нужно
было проделать эти лавировочные маневры, чтобы вновь приблизиться к устью реки,
отправить байдару за Шелиховым и продержаться вблизи берега до ее возвращения.
Представим, как Григорий Иванович, поднявшись к стоявшему над устьем реки
маяку, в немалом беспокойстве наблюдает за тем, как «Три Святителя», сорванные
с якоря, удаляются, затем разворачиваются носом к берегу, пытаются к нему приблизиться,
делают один поворот, другой, третий и почти не приближаются. Представим, как
затем Шелихов видит судно, описывающее дугу, как оно поворачивает кормой к
устью и начинает стремительно удаляться. Он понимает, вздыхает и крестится. «Слабость
здоровья людей... лавировать не позволила»,— напишет он потом в «Записке
странствованию».
Но нет худа без добра.
Наняв бот, Шелихов преодолел
33 версты вверх по течению и добрался в Болыперецк. Здесь у местных жителей он
купил было три лошади, чтобы ехать верхом по побережью в Охотск, как узнал о
том, что на следующий день после прихода «Святителей» к устью Большой реки в
Петропавловскую гавань зашел английский корабль. По слухам, англичане
собирались пробыть там недели три. «Любопытство узнать о месте, откуда корабль
пришел, о причине его путешествия, да и не откроется ли через то какого-либо
для нас полезного сведения, принудило на время отменить поездку в Охотск».
Добравшись через несколько дней в Петропавловск, Шелихов заключил выгоднейшую
сделку с английским купцом Уильямом Питерсом.
Шелихов встретился с
англичанами 23 августа. Выяснилось, что их корабль «Ларк» («красного дерева
обит латунью, о двух мачтах, 28 парусов, по килю 65 [футов], с 12-ю...
пушками») принадлежит Ост-Индской компании, желающей завести «в Камчатке торг».
Просьба об этом была изложена в письме к «Камчатскому начальнику», которое
было вручено капитан-исправнику Нижнекамчатской округи барону И. Штейнгейлю. Последний
дал разрешение на торговую сделку между Шелиховым и англичанами, стремившимися
продажей части груза оправдать свой рейс из Бенгалии. Переговоры об этой сделке
продлились два дня. И. Штейнгейль был в них переводчиком. В конце концов Шелихов
приобрел около тридцати ящиков чая, 300 пудов риса, более полутораста пудов
сахара, немалое количество китайских тканей, корабельной смолы и веревки для
изготовления снастей, «47 анкеров водки иностранной». Всего Шелихов должен был
заплатить 6611 рублей; из этой суммы наличными он внес тысячу, а на оставшуюся
часть были выданы векселя для оплаты в Москве.
Три дня — с 29 по 31 августа —
Григорий Иванович и его камчатский приказчик, рыльский купец Федор Выходцев,
принимали от англичан «сторгованный товар». Разноязычная команда — в ней были
англичане, индийцы, китайцы, португальцы, «арапы» — доставляла на берег тюки
и бочонки. 3 сентября Шелихов простился с капитаном «Парка», условясь, что
корабль вновь придет в Петропавловск следующей весной. На тяжелогруженых
лодках-батах, толкаясь против течения шестами, Шелихов и его люди поднялись по
реке Аваче до водораздела. Далее лодки волоком перетащили к верховьям Большой
реки, вновь загрузили и двинулись вниз по течению в Большерецк.
Столица Камчатки встретила
Шелихова собачьим лаем и мычанием коров (куры были здесь редкостью, не слышно
было и кукареканья). С сегодняшней точки зрения это небольшой поселок:
бревенчатые, крытые соломой дома. Но кроме комендантского дома, казенных
кладовых и амбаров, кроме «гошпитального дома с лекарской светлицей», кроме
жилищ и хозяйственных построек обывателей, здесь было десятка полтора казенных
и «партикулярных» — частных лавок. В Болынерецке осуществляли свои торговые
операции купцы из Тотьмы, Вологды, Великого Устюга и сибирских городов. Чай,
сахар, рис, ткани — все, что было приобретено у англичан, можно было продать в
Болынерецке с немалой для себя выгодой.
Покупателя удалось найти без труда. Груз купили приказчики
тотемских купцов Пановых. Шелихов заработал на этой сделке около трех тысяч
рублей. В деньгах он выиграл на самом деле еще больше. Векселя, выданные
Питерсу, так и не были предъявлены к оплате. Гораздо позднее Шелихов узнает о
том, что спустя несколько дней после выхода «Ларка» из Авачинской губы на английский
корабль обрушился жесточайший шторм. В районе Командорских островов «Ларк»
потерпел крушение, и из всей команды спаслись лишь двое португальцев. Они
выбрались на Медный остров, где их и обнаружило одно из русских промысловых
судов. Эти двое — «Иозеф Анатолий Иоанниус» и «Асарап Якпардасий (на деле же он
был бенгальцем)» были привезены в Иркутск, где жили некоторое время.
Окончательная судьба их неизвестна.
Получив возможность не
оплачивать свой долг англичанам, Шелихов проиграл в другом. Надеждам на установление
твердых торговых связей с Ост-Индской компанией не удалось осуществиться.
Впрочем, как компанейщик, ведущий добычу пушнины на севере Тихого океана,
Шелихов как раз был заинтересован в том, чтобы иноземные корабли пореже
появлялись здесь. Позже сам Григорий Иванович в донесении иркутскому генерал-губернатору
сообщит о том, что узнал из бесед с У. Питерсом. «Их компании (Ост-Индской)
1785 года был корабль в наших границах... торговались е дозволения Российской
державы или нет. Мне неизвестно с американцами (здесь — с индейцами) и в самое
короткое время... 800 с лишком морских бобров [а] сверх того, думаю, немало и
земляных (водящихся на суше) зверей выменяли».
Но обо всем этом Шелихов будет
размышлять позже. Сейчас, в сентябре 1786 года, он радуется выгодной сделке и
торопится в Охотск, куда уже, скорее всего, пришел его галиот.
Слово оппоненту. Где же
описание громадной, поражающей воображение добычи, которую должен был
доставить шелиховский корабль с Кадьяка?
Беллетристы пишут, что «Три Святителя» привезли пушнины на два миллиона
рублей!
P. S. Стал бы Шелихов рисковать
грузом ценою в 2 миллиона рублей, стремясь пересечь на корабле с ненадежной
командой неспокойное Охотское море? Будь этот груз столь велик и ценен,
Григорий Иванович явно постарался бы после прихода к Камчатским берегам доставить
его в Охотск более надежным — сухопутным путем. Да и с Кадьяка галиот ушел бы
не со столь маломощным экипажем. Но как узнать об истинных размерах добычи?
«Книги» шелиховского галиота
содержали несколько обескураживающие сведения. Расчеты с работными, произведенные
после «первого выхода», т. е. первого рейса «Трех Святителей» с Кадьяка в
Охотск, показывают, что большинство нанятых по контрактам после раздела не
только не получило больших денег, но даже не смогло рассчитаться за взятый
вперед провиант, вернуть деньги, полученные из кассы компании, для уплаты
подушной подати, для отсылки семьям в родные места, для взносов-пожертвований
церкви.
Не будем пока спешить с
обвинением Шелихова в сверхэксплуатации. Небольшая величина паев, пришедшихся
на долю каждого при разделе, непогашенные задолженности промышленников легко
объясняются в том случае, когда мы примем во внимание реальную стоимость
добытой и доставленной в Охотск пушнины. К счастью, в нашем распоряжении есть
источник, называющий эту цифру. Это «Календарь Российско-Американской
компании», составленный в начале XIX века, но рассказывающий и о событиях
более ранних. В части VI «Календаря» с названием «О количестве судов»,
приводятся данные о том, какие корабли находились во владении шелиховских
компаний, сколько рейсов каждый из них совершил и какова стоимость
доставленного в Охотск груза.
«...[судно] «Трех Святителей»; отправлялось 3
раза, вывезло в 1785 году [пушнины] на 56 000 рублей в 1789 на 300 000
рублей...»
Эти две столь отличающиеся цифры
говорят нам о многом.
Преуспевать шелиховская
компания станет лишь с 1789 года, и то характер преуспеяния почти не выйдет за
рамки, привычные уже для купцов-торговцев пушниной Иркутска. Ни тогда, ни
сейчас, в 1786 году, не могло быть в Иркутске ажиотажа по поводу возвращения
Шелихова. Биографы совершенно напрасно описывают зависть и возбуждение иркутян,
вызванные якобы баснословной величиной партии мехов. Если слухи и сплетни и
стали распространяться, то вызваны они были тем, что галиот пришел в Охотск без
хозяина на борту, тем, что вернулась не вся флотилия, а лишь один корабль из
трех, тем, что на нем была необычная — «смешанная» команда и т. п. Если и были
пересуды о величине добычи, то они касались того, что она оказалась неожиданно
невелика.
Но скорее всего Шелихов
постарался сохранить в тайне, сколько чего было «упромышлено» его работными.
Он прекрасно понимал, 56 тысяч рублей — цена не такой уж маленькой партии.
Случалось, что суда возвращались с Алеутов с гораздо более скромной добычей. Но
скромнее были в таких случаях и размеры купеческих предприятий (один корабль,
небольшая команда и пр.). Шелиховская экспедиция как раз и отличалась
изначально широким размахом. А вот количество добытых мехов этому размаху на
первый раз совсем не соответствовало.
Конечно, не будет ошибкой
считать, что и в 1786 году Григорий Иванович был абсолютно уверен — поселения
в Трехсвятительской гавани и других местах, где постепенно разворачивался
промысел, принесут в самом ближайшем времени громадные прибыли. Но это — только
после того, как оставшиеся на Кадьяке будут срочно «подкреплены» провизией,
различными материалами, людьми. Сейчас же приходилось думать не об организации
своего триумфального въезда в Иркутск, а о том, где раздобыть денег на
«подкрепление».
Разумеется, если бы груз,
доставленный с Кадьяка, действительно стоил два миллиона рублей, Шелихов с
легкостью получил бы кредит для закупки всего необходимого, и принял бы этот
кредит не задумываясь — будущие расчеты с кредиторами никакой проблемы не
представляли бы. На деле ситуация была весьма сложной.
Не приходится думать, что
Шелихов имел достаток наличных, свободных денег. Груз, прибывший на галиоте в
Охотск (если Измайлов довел корабль благополучно), еще необходимо было
реализовать. Продавать пушнину в Охотске не имело смысла. Такая продажа — продажа
по низким ценам — грозила убытками. Необходимо было везти меха в Иркутск и
дальше, туда, где за них можно было получить настоящую цену,— в Кяхту.
В Кяхту?
Увы, на выгодную кяхтинскую
конъюнктуру можно было лишь надеяться. Наверное, уже высадившись в устье
Большой реки, Шелихов узнал о том, что в 1785 году китайцы прервали торговлю с
Россией и совершенно неясным являлся вопрос о сроках ее возобновления.
Представляя положение, в
котором Шелихов оказался в 1786 году, нельзя не обратить внимания — даже серьезные
исследователи полагали, что возвращался он из Америки, «чрезвычайно довольный
успехом дела и прошедшего плавания». На деле в ближайшее время его жизнь — это
постоянная озабоченность и страшная спешка. Удержаться на Кадьяке можно было
только благодаря «подкреплениям», а возможностью отправить их быстро и в
необходимом объеме он не располагал. В дальнейшем обнаружатся документы, где
содержались обвинения Григория Ивановича в скупости, в том, что он продает
свои товары в Охотске и на Камчатке по заведомо завышенным ценам, такими же высокими
ценами поставляет промышленникам своей же компании припасы (те, что сверх
обусловленного контрактом довольствия). Ни в» коем случае не оправдывая подобную
практику, отметим, что для Шелихова в ближайшие два-три года она была
вынужденной. Судьба шелиховского предприятия зависела от сэкономленных, взятых
в долг, вырученных за проданные товары и пр. денег, от того, сможет ли Шелихов
снабжать поселения на Кадьяке необходимым. В 1786—1787 годах положение
компании, вероятно, было особо критическим.
|