Часть осени они провели в Рыльске. След этого пребывания — запись в «обывательской книге» (в «Книгу» записан сам Григорий Иванович — «собственных кораблей хозяин», производящий «торг оптовый», его жена я три дочери, но нет упоминаний об отце Иване Афонасьевиче и о сыне Михаиле Григорьевиче).
В Рыльске Шелихов «жительства не имел», но приобрел место под дом — «в первой части в 3-м каменном квартале, наугольное».
Построил ли этот дом Григорий Иванович? Даже если и построил, то жить здесь ему было некогда, его жизнью теперь — ив большей степени, чем в прежние времена, становилась дорога. Сегодня — Рыльск, завтра — Москва, послезавтра — Иркутск, потом Охотск, опять Иркутск, снова Москва, Петербург и опять Иркутск. Такой образ жизни определялся и новым вариантом соглашения с Иваном Ларионовичем Голиковым. Соглашение было подписано в Москве, куда Шелиховы приехали в конце ноября. Надо думать, после несчастного длят компаньонов сентябрьского сенатского указа Иван Ларионович стал с гораздо меньшим воодушевлением и доверием относиться к идеям своего сотоварища. Дело, впрочем, до открытого конфликта на сей раз не дошло, свои «щоты» компаньоны разрешили, и 3 декабря был подписан новый контракт, в котором определялись материальные и организационные обязательства участников «Северо-Американской морской компании» — так впредь будет официально именоваться шелиховско-голиковское предприятие.
Шелиховы задержались в Москве до января следующего года. Задержка была связана с тем, что Наталья Алексеевна ждала ребенка. Разумеется, Григорий Иванович хотел сына, наследника. Но 21 декабря жена родила ему дочь, которую назвали Александрой.
Вместо сына — дочь. Вместо реальной поддержки американских начинаний — серебряная шпага да медаль на шею. Кяхтинский торг по-прежнему закрыт, гарантий от вымогательства местных чиновников и «насильств» купцов-конкурентов, как и раньше, нет. Нет и средств, без которых невозможно «упрочиться» на островах и «матерой земле Америки». Трудно сказать, насколько близок был Шелихов к отчаянию, но вряд ли радостным было возвращение его домой, в Иркутск.
И опять дорога — версты, версты...
Слово оппоненту. Все у вас какие-то недомолвки, недосказанности! Нет, чтобы прямо и ясно написать: Екатерина П была немкой, из рода захудалых провинциальных германских князей. Русское все ей претило, вот она и отказала русскому человеку!
P. S. Еще в 1948 году А. И. Андреевым был опубликован любопытнейший документ: «Замечания Екатерины II на доклад Комиссии о коммерции но итогам обсуждения предложения И. Якоби,. Г. Шелихова и И. Голикова». (Ох уж эти знаменитые пометы императрицы на полях представляемых ей материалов! Самое знаменитое — на книгу А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» — «бунтовщик, хуже Пугачева», за которым, естественно, последовал однотипный приговор «казнить смертию, а имянно... отсечь голову», лишь после долгих колебаний замененный на бессрочную ссылку в Сибирь.)
Замечания на доклад и перечеркнули все грандиозные планы компаньонов.
Просьба о ссуде: «Подобный заем, похоже на предложение тово, который слона хотел выучить говорить через тридцатилетний срок и, быв вопрошаем, на что такой долгой срок, сказал: либо слон умрет, либо я, либо тот, которой мне денег дает на учение слона».
Просьба о ста солдатах — «Военные люди в Сибир равно нужно; сто человек тамо то, что тысечи здесь».
Просьба о привилегиях — «Сим исключительным торгом... открылось бы стоглавому чудищу (монополии) паки дорога по частям вкрастся в России». И вообще — иронизировала императрица — «в новых открытиях великие нужды, ибо хлопоты за собою повлекут...»
Чем же объяснить это исключительное непонимание сути предложений, сулящих бесспорную государственную выгоду? Не станем же мы сводить к немецкому происхождению Екатерины — ведь русскими не были ни швед Якоби, ни член комиссии о коммерции немец Миних, активно поддерживавшие шелиховские предложения.
Однако поддержка Шелихова иркутским губернатором неожиданно обернулась во вред компаньонам! Как раз в то время, как бумаги после рассмотрения комиссией пошли в Непременный Совет, в феврале 1788 года императрице был зачитан донос на Ивана Варфоломеевича и началось «дело Якоби», которое разбиралось несколько лет подряд. Иркутскому генерал-губернатору было предъявлено более двухсот (!) обвинений, в том числе и такие серьезные, как организация вооруженных провокаций на китайской границе и казнокрадство в особо крупных размерах. Этим «делом» в качестве статс-секретаря Екатерины II среди прочих должностных лиц будет заниматься Гаврила Романович Державин. В конце концов «за некоторые небольшие погрешности» Якоби был учинен выговор и в с е обвинения были с него сняты, но в 1792 году; в 1788 же году Якоби был отрешен от должности и вызван в Петербург. Компаньоны лишились мощной опоры.
Впрочем, это не полное объяснение.
Комментируя просьбу о займе 200 тысяч рублей, императрица написала: «а в казне теперь нет денег никаких».
Бюджет Российской империи в царствование Екатерины II сводился нередко с дефицитом, и недаром после смерти императрицы государственный долг достиг огромной тогда суммы 200 миллионов рублей золотом. Но именно в 1788 году нужда в средствах была как никогда велика — в прошлом году началась вторая русско-турецкая война и, судя по всему, предстояло воевать и с северным соседом — шведским королем.
Сошлемся на В. О. Ключевского, писавшего, что один из немногих случаев, когда Екатерина II потеряла самообладание и публично обнаружила свой страх,— это момент получения известия об объявлении турками войны в 1787 году. Может быть, страх и заставлял ее дрожать над каждым солдатом и над каждым рублем?
И еще. Родившийся в елизаветинскую эпоху, выросший и мужавший в екатерининское время Шелихов свои грандиозные планы предложил на рассмотрение в высшие инстанции в пору, когда императрица уже переставала играть роль просвещенной государыни, усердной ученицы Вольтера и Монтескье, распространяющей свободомыслие среди своих подданных. Напротив, не только прямое вольнодумство вроде радищевского, но и стремление к общественной деятельности, независимой или малозависимой от правительственной бюрократии, эффективность внегосударственных мероприятий, оттенявшая неспособность и бездеятельность государственных чиновников, стали казаться ей опасным подрывом государственного авторитета. Это — объяснение жесточайших преследований просветителя Н. И. Новикова, это — еще одно возможное объяснение абсолютно отрицательной позиции по отношению к делам и планам шелиховской компании.
Итак, приговор императрицы: «Многое распространение в Тихое море (Тихий океан) не принесет твердых полз».
Это — в опубликованных А. И. Андреевым «Замечаниях императрицы» в сборнике «Русские открытия в Тихом океане», на странице 282. Однако через несколько страниц — на 290-й и 291-й мы прочитаем шелиховское доношение преемнику Якоби, новому иркутскому генерал-губернатору И. А. Пилю: «крепостици» выстроены, торговля и обзаведения распространяются на американском материке и на Курильских островах, корабли благополучно крейсируют и даже предполагается исследовательское плавание в Ледовитый океан, и все это «собственным коштом», без всякой государственной помощи!
Как же так — еще совсем недавно Шелихов возвращался в Иркутск, преисполненный тоскою и разочарованием, а тут бодрый тон и даже отказ от просьбы в ссуде: «...касательно тогдашней нашей просьбы о ссуде денежной суммою оную оставляем, а надеемся при Помощи божеской изворачиваться...».
Одной ли «помощью божеской» обусловлено преуспеяние компании?
|