Между Охотском и
Санкт-Петербургом
Глава 4.
Мы нескромно читаем чужие письма умерших
людей, и вот мы вошли в чужую семью, узнали их дела и характеры. Что же? ведь
нет дурного, чтобы узнать и полюбить... с ними мы выходим на широкую улицу
истории} личное участие делает нас как бы современниками исторических событий,
потому что их семейные невзгоды, в которых мы их застаем, так непосредственно
связаны о историей эпохи...
М. Гершензон. Грибоедовская Москва
XVIII век — «Век Просвещения», «Галантный Век», «Век Табакерок», «Век Барокко»
— еще и «В е к П и с е м».
Письма, написанные в XVIII веке, теперь соединяют нас и наших предков. Наше
время и шелиховскую эпоху.
«...Любезный друг, Григорий Иванович! Любезные Ваши письма мною через
здешний почтамт получены исправно, поэтому и приносила Создателю о Вашем здравии
моление, а притом к Вам всеусердно приношу благодарение...»
Письма дяди, Федора Петровича; письма брата, Василия Григорьевича; письма жены, Натальи
Алексеевныj письма детей и деловая переписка с купцами (например, с П.
Лебедевым-Ласточкиным), с приказчиками; копии писем в различные ведомства и
просьбы монастырских служителей о пожертвованиях деньгами... Всего этого,
впрочем, не оказалось в архиве с длиннейшим названием Центральный
государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной
власти и государственного управления СССР. Потребовалась добрая неделя на то,
чтобы вместо заказанных описей фонда Шелиховых в читальный зал ЦГАОР пришли
бланки требований с пометами «передано в АВПР», чтобы уже в другом архиве были
заполнены новые требования, чтобы были подняты из хранения дела и ситуация стала
проясняться. После хождения из одного зааббревиатуренного архива в другой
становится ясно, что в первом нет семейных шелиховских материалов, зато есть
копии части документов юдинской коллекции, той, которая все-таки попала в
Библиотеку Конгресса США; что во втором действительно имеются юдинские
материалы, переданные из Красноярска, а среди них и кое-что из «шелиховского
фамильного архива»; что в третьем — самое-самое — письма дяди, брата, жены и т.
п.
Увы, перечень всего, что «всплыло» в
архивных хранилищах, ободряет не вполне. Как и раньше, нет материалов,
позволяющих заглянуть в детство и юность Шелихова,— документов и писем 50-х и
60-х годов не обнаружилось. Мало и тех, что относятся к 70-м годам. И все же
попытаемся увидеть Шелихова — через призму официальных документов и
одновременно — призму частной переписки. Только тогда фигура «Колумба
росского» сможет приобрести некоторую объемность.
Вспомним детский проектор для
разглядывания стереоизображений. Два одинаковых слайда, отличающихся лишь
окраской, разглядываются через специальный светофильтр. Совмещение двух
изображений и дает глубину, объем, перспективу. Нечто схожее и у нас. Получаться
будет не всегда — в архивных фондах лакуны, пропуски. Но — попробуем.
В июне 1775 года «Св. Николай»,
принадлежавший компании П. Лебедева-Ласточкина и Г. Шелихова, вышел из
Петропавловской гавани. Далее можно предполагать два варианта развития
событий.
Первый. Григорий Иванович отправляется в
Иркутск, только начинающий отстраиваться после пожара, уничтожившего центр
города. Осенью или в начале зимы Шелихов женится, а после свадьбы опять едет
на Камчатку.
Второй. Не было никакой поездки в Иркутск,
и невеста была найдена прямо здесь, на Камчатке, или в одном из поселений на
берегу Охотского моря.
В пользу последнего предположения говорят
следующие детали. В 1775—1776 годах Шелихов становится компанейщиком еще двух
компаний и занимается делами по строительству судна «Петр и Павел» в
Средне-камчатске. В одном из писем упоминается брат Натальи Алексеевны — Иван
Кожевин, в другом — теща Григория Ивановича — Фекла Яковлевна Кожевина. Встречено
нами и упоминание в камчатских документах 70-х годов «штюрмана» Алексея
Кожевина.
История женитьбы Григория Ивановича пока
совершенно не ясна. Единственное уточнение, которое позволила сделать поездка
в Курск,— это возраст Наталья Алексеевны. В ревизской сказке 3 июня 1782 года
он указан — 20 лет. В алфавитной книге жителей Рыльска, составлявшейся через
6 лет, отмечено, что ей 26. Таким образом, получается, что в тот момент, когда
совершилось венчание, жениху было 26—27 лет, невесте же — только 13—14. Еще раз
подчеркнем: безоговорочно повторяемый всеми биографами Шелихова рассказ о его
женитьбе на богатой вдове (иногда — с детьми) —
скорее всего обычный стереотип, рожденный, видимо, обыденными представлениями о
нравах российского купечества, отчасти заимствованный из пьес А. Н.
Островского.
Юный возраст невесты Шелихова может
сегодня вызвать сомнение, ведь мы привыкли к закону, запрещающему вступать в
супружество раньше 18 лет. Однако в середине XVIII века общеприняты были
довольно ранние браки. Можно вспомнить свидетельство самого известного нашего
мемуариста, современника Шелихова,— Андрея Тимофеевича Болотова, который в 25
лет выбрал себе 12-летнюю невесту и женился на ней через год.
В купеческой среде, кроме молодости
невесты, традиционным было и участие родителей жениха в ее выборе. Собственно,
и все то, что было связано с подготовкой и проведением бракосочетания,
проходило строго установленным порядком. Вот одно из описаний брака, когда в те
же 70-е годы XVIII столетия породнились две купеческие семьи, одна из
Димитрова, другая из Москвы.
«...Генваря 6-го по соизволению и
убеждению родителей принял я намерение сочетаться законным браком. 9-го
поехали по оному случаю в Москву. 16-го смотрели невесту в Кожевниках, коею
судьбами Божьими и определило иметь мне супругою. 17-го произвели рукобитье...
27-го происходило таинство брака в церкви Казанской богородицы, что в Сущеве,
а пирушка свадебная отправлялась в доме тестя батюшкина. 28-го был у нас
вечерний стол, 29-го тоже. 30-го у тестя сводный стол. Февраля 1-го ввечеру
поехали в Димитров и с нами тесть и теща и некоторые из новых сродников...
ездили в луга для гуляния...»
Сватовство, в котором главную роль играют
отец иля мать жениха, «рукобитье» — составление «сговорной записи», брачного
контракта, в котором участвуют родители обеих сторон, привоз матерью жениха
брачной постели,
веселый свадебный поезд, который провожают родители жениха...— так принято в
то время. Иное было, вероятно, у Шелихова. Иное хотя бы потому, что в живых не
было его матери, отец был далеко.
Правда, мы знаем и другие варианты
женитьбы в XVIII
столетии. Один из них как раз встречается в клане Шелиховых. В 1777 году
Григорий Иванович получит известие от своего дяди Федора Петровича Шелихова.
Как мы помним, в предыдущем, 1776 году Ф. Шелихов записался в московское
купечество по 3-й гильдии. Он не стал рисковать своим небольшим 500-рублевым
капитаном, испытывать судьбу в конкуренции с коренными москвичами-купцами и
нанялся в приказчики к жившему на Арбате купцу Самсону Васильевичу Шерапову.
А уже на следующий год в мае состоялось
венчание 22-летнего Федора Петровича с юной, шестнадцатилетней Лизой
Шераповой. Молодые остались жить в доме Самсона Васильевича. Дядя бесхитростно
сообщил племяннику о том, что «приданого взял деньгами 2000 рублей» и что ему
была отдана та самая лавка, где он и был приказчиком-сидельцем у отца девушки.
Вероятно, не жениться Федор Петрович и не мог — роды случились уже в декабре. К
несчастью, ни мать, ни младенец не выжили. Вряд ли можно заподозрить Федора
Петровича в неискренности, когда он, сокрушаясь о постигшем его несчастье,
добавляет, что они с женой «жили, что все люди завидовали и капитал нажили
весьма изрядный».
Выгодность брака совсем не исключает
глубину чувств, которые питали молодые люди друг к другу.
Если сам Григорий Иванович подобно дяде с
помощью женитьбы и поправил финансовое положение, все равно это не обычный в
купеческих семьях того временя брак — по расчету родителей.
К сожалению, «шелиховский архив» сохранил
почти исключительно лишь те письма, которые Григорий Иванович получал, но не
те, которые писал и посылал. О характере переписки супругов Шелиховых мы можем
судить лишь с одной стороны, но во всяком случае со стороны Натальи Алексеевны
это письма, наполненные не только этикетными для XVIII века оборотами, но и
искренним чувством! «...по заочности целую Ваши уста, очи и ручки, якобы самолично...
вселюбезная и сердешная душа моя, радость, вера, надежда и любовь...»
|