К кому же в действительности обратился
Шелихов со своими предложениями? Почему-то все, писавшие о Шелихове, согласно
прошли мимо авторитетнейшего свидетельства. Оно принадлежит человеку, в то
время, когда Шелихов искал компаньонов, жившему в столичном городе Петербурге на
улице Сенной, человеку, которого чуть позже назовут «Первым поэтом России»,—
Гавриле Романовичу Державину:
Кого роскошными пирами
На влажных невских островах.
Между тенистыми древами.
На мураве и на цветах,
В шатрах персидских златошвейных.
Из глин китайских драгоценных.
Из венских чистых хрусталей.
Кого столь славно угощаешь
И для кого ты расточаешь
Сокровища казны своей?
Гремит музыка, слышны хоры
Вкруг лакомых твоих столов;
Сластей и ананасов горы
И множество других плодов
Прельщают чувства и питают;
Младые девы угощают.
Подносят вины чередой,
И алиатико с шампанским,
И пиво русское с британским,
И мозель с зельцерской водой.
В вертепе мраморном, прохладном,
В котором льется водоскат.
На ложе роз благоуханном
Средь лени, неги и отрад,
Любовью располенный страстной,
С младой, веселою, прекрасной
И нежной нимфой ты СИДИШЬ;
Она поет, ты страстью таешь.
То с ней в весельи утопаешь...
Прервем ненадолго чтение стихотворного
послания Державина «К первому соседу». Оно появилось в печати в журнале
«Санктпетербургский вестник» без комментариев. Но прошло время, адресат
послания умер, Державин переехал на Фонтанку и, когда стал готовить издание
своих сочинений, откомментировал это ставшее непонятным для непосвященных
послание.
Еще важнее пояснения сейчас, для нас,
чихающих Державина на исходе XX столетия.
Державин: «...сей первый сосед был купец
Михаиле Сергеевич Голиков, содержавший... питейные сборы на откупу...
...он имел итальянку у себя на содержании,
театральную певицу...
...он был сибирский житель и поехав в
Петербург для снятия откупа, оставил там жену, обнадеживая ее, что скоро
возвратимся...»
Вернемся к стихам.
...Она поет, ты страстью таешь.
То с ней в весельи утопаешь.
То, утомлен весельем, спишь.
Ты спишь — и сон тебе мечтает.
Что ввек благополучен ты.
Что само небо рассыпает
Блаженства вкруг тебя цветы»
Что парка дней твоих не косит.
Что откуп вновь тебе приносит
Сибирски горы серебра
И дождь златый к тебе лиется.—
Блажен, кто поутру проснется
Так счастливым, как был вчера!
Блажен! кто может веселиться
Бесперерывно в жизни сей;
Но редкому пловцу случится
Безбедно плавать средь морей:
Там бурны дышат непогоды.
Горам подобно носят воды
И с пеною песок мутят.
Петрополь сосны осеняли —
Но, вихрем пораженны, пали.
Теперь корнями вверх лежат.
Непостоянство доля смертных,
В пременах вкуса счастье их;
Среди утех своих несметных
Желаем мы утех иных;
Придут, придут часы те скучны.
Когда твои ланиты тучны Престанут грации
трепать,
И, может быть, с тобой в разлуке
Твоя уж Пенелопа в скуке
Ковер не будет распускать.
Не будет, может быть, лелеять
Судьба уж более тебя
И ветр благоприятный веять
В твой парус: береги себя!
Доколь текут часы златые
И не приспели скорби злые.
Пей, ешь и веселись, сосед!
На свете жить нам время срочно;
Веселье то лишь непорочно.
Раскаянья за коим нет.
Вместо плюгавенького дядиного племянника —
сибарит с тучными ланитами; вместо тупого, недалекого пьяницы — поражающий
столицу причудливо организованными пирами Лукулл.
Нет, будь Голиков-племянник таким
купеческим «Митрофанушкой», каким его изображают беллетристы, он вдохновлял бы
поэтическое творчество Фонвизина, а не Державина!
Ветры, веющие в паруса, непогоды, плавания
по морям, вздымающимся как горы,— может быть, все это было знакомо Михаилу
Сергеевичу и понаслышке. Но так или иначе, а этому человеку были свойственны и
размах, и смелость. Бытует легенда о том, что, пытаясь поправить дела,
пошатнувшиеся от роскошеств, он начал заниматься вместе со своим двоюродным
братом — Иваном Ивановичем Голиковым — контрабандой.
Если сосед-откупщик и выражал соседу-поэту
(петербургский особняк Голикова стоял рядом с домом Державина), сенатскому чиновнику, свою признательность за столь
звучные стихи, то продолжалось это недолго. В 1780 году двоюродные братья были
пойманы на контрабанде коньяка, осуждены и оказались в тюрьме.
Кроме доступного свидетельства о М. С.
Голикове — стихотворения Державина и комментария к нему, мы располагаем
возможностью обратиться и к малодоступным материалам «шелиховского архива». И
тут выясняется, что Григорий Иванович мог быть знаком с Голиковым-племянником
гораздо раньше 1780 года. Еще в 1776 году он переписывался с доверенным М. С.
Голикова — Борисом Межевским, и в одном из писем Межевский передавал указание
Шелихову «собственных моих паев до 14 продать».
Как раз из писем Межевското Григорий
Иванович узнал в 1780 году о том, что М. С. Голиков был произведен в чин
капитана. Но не капитана флота, а капитана сухопутных войск! Голиков стал
капитаном второго Оренбургского драгунского полка.
Отметим еще одну на первый взгляд
малозначительную деталь — это слух, о котором также писал в 1780 году
Межевский: «еще сказывают, что и адъютантом пожалован у Великого князя...» —
это не более чем слух, который не дает никаких оснований для фантазий и сочинительства.
И все же стоит эту деталь записать — вдруг найдутся какие-нибудь более реальные
свидетельства близости голиковского клана к великому князю Павлу Петровичу,
тому самому, которому бунтовщики Беньовского, как мы помним, «отправились завоевывать
Америку».
Если М. С. Голиков и попал в тюрьму, то
ненадолго. Согласно легенде двоюродных братьев Голиковых выпустили по амнистии
в честь открытия памятника Петру Первому на Петровской площади — хорошо всем
знакомого «Медного Всадника» работы скульптора Фальконе. Иван Иванович в день
освобождения якобы дал обет сочинить историю Петра Великого, что и было им сделано.
И. Голиков создал громадное собрание рассказов/ анекдотов, свидетельств
деятельности Петра и воспоминаний современников. И сегодня историки, пишущие о
Петре и его эпохе, не могут обойтись без многотомного издания «Деяний Петра
Великого» и его второй части — «Дополнений к Деяниям Петра Великого».
Неизвестно, давал ли какие-либо обеты
Михаил Сергеевич. Правда, знакомство его с М. Д. Чулковым вылилось в то, что
в 1780-е годы на средства М. Голикова был издан объемнейший труд Чуйкова —
«Описание Российской коммерции». Так или иначе, но в документах, отражающих
историю питейных откупов в 80-е годы, имя Михаила Сергеевича не исчезает:
встречаются новые контракты, новые... жалобы. Что же касается контракта на
участие в организованной по инициативе Шелихова компании, то он был подписан в
августе 1781 года, когда откупщику-контрабандисту полагалось бы «отдыхать» от всякой
коммерческой деятельности. Что там было на деле, сказать пока трудно. Одно
надо помнить — XVIII столетие и практикой наказания правонарушителей весьма
отличается от нынешнего — арестант (если Голиковы на самом деле побывали в
тюрьме!) обладал гораздо большей свободой передвижения. К тому же двести лет
назад за деньги можно было с относительной простотой организовать свидание с
самым тщательно охраняемым преступником.
|