Впрочем, а где именно стоял этот дом? В
некоторых письмах из «шелиховского архива» упоминается охотский дом Григория
Ивановича. Упоминается, в частности, о том, что каждую зиму в нем вымораживали
тараканов, появившихся в России лишь в XVIII веке, и клопов, известных издавна;
упоминается о том, что в нем были «стекольчатые окна», что «горницы» (т. е.
парадные комнаты) были по распоряжению Шелихова украшены специально привезенными
(из Москвы? из Петербурга?) шпалерами. Обратим на это внимание. Чтобы украшать
шпалерами — дорогостоящими безворсовыми коврами с вытканными на них изображениями
— дом, стоящий буквально на краю света, где приходится бывать наездами и
недолго, для этого нужно иметь особое чувство хозяина. Хозяйское чувство, если не сводить его к
собственническим инстинктам,— это чувство гордости за то место, где живешь, и чувство
ответственности за все окружающее. Может быть, нам встретятся и другие, более
доказательные свидетельства того, что Шелихов —хозяин в лучшем смысле этого
слова?
Дом Григория Ивановича вряд ли был
выстроен на восточной оконечности косы. Кроме верфи, жилищ судостроителей и
мореходов, там были еще и казармы солдат охотской воинской команды. Вряд ли
есть смысл предполагать, что шелиховский дом находился в «пригороде» Охотска,
на небольшом острове Булгин, где также стояли дома горожан, или в поселке на
речке Кухтуй, впадавшей в море рядом с устьем Охоты, где жили работные
расположенных по Кухтую соляных варниц и кирпичного завода.
Скорее Шелихов выстроился рядом с купцами,
в более «цивилизованной» части города, в которой жилые постройки и огороды уже
не были разбросаны без всякой системы, а вытягивались в две улицы. Здесь, в
домах числом около 70, жили и ссыльные, и промысловики с семьями, чиновники —
иными словами, потенциальные покупатели и потенциальные матросы, «работные
люди», строители кораблей шелиховской компании.
Компанейщики имели право официально
нанимать в Охотске людей для морского вояжа. Либо человека нанимали «ис платы»
— в среднем это было 50—100 рублей в год, либо «ис полупая», то есть расчет
производился с нанятым после возвращения судна, когда вся добыча делилась на
число паев и работный получал половину одной доли пушнины.
До отправки в вояж промысловики
участвовали в строительстве своего корабля. Однако профессиональным корабелам
строительство судов оплачивалось особо. За кузнечные работы человек получал,
как правило, не половину пая, а пай. Особая плата полагалась и «вольнонаемным
работникам», нанимавшимся только на строительство корабля; корабельные
мастера, официально чи; слившиеся в штате Охотского порта» также
могли наниматься компанейщиками, но за двойную плату в сравнении с вольнонаемными.
Вероятно, еще до того, как Шелихов нашел
корабелов, часть прибывших с ним промышленных была отправлена на заготовку
леса. Нужно было найти подходящие деревья, свалить их, доставить к месту
строительства и там распилить.
В упоминавшемся «доношении» в Рыльский
магистрат (ноябрь 1781) Шелихов писал, что имеет «строение морских судов, на
манер голланских, конструкцией) не больше по килю 52 футов, галиоты и
бредантины (бригантины.— Л. С.) в близости Охотского порта...»
Кухня кораблестроения была Шелихову
известна. Хорошо знал Григорий Иванович и то, что успехи строительства и
будущего плавания во многом зависят от ме-стых начальников, прежде всего от
командира Охотского порта. Шелихов нуждался и в казенных кораблестроителях, и
в судоводителях своих кораблей, а капитанов-«штурманов» выделял для промысловых
компаний все тот же командир порта; по договоренности с командиром порта можно
было получить в долг из казны и довольно значительную сумму.
Отношения с местным начальством у
Шелихова, надо думать, складывались нормально и на основе взаимной
заинтересованности сторон. В дополнение к предназначенным для путешествия двум
ластовым (грузовым) ботам было заложено и стало строиться третье судно — галиот.
А в наставление, с которым Шелихов отправил в Москву своего приказчика П. В.
Мыльникова, были внесены пункты о покупках вещей для командира порта Бензинга
и его секретаря Корсакова. Замечательно, что кроме «английских ружей кремневых»,
«чулков», «колпаков спальных теплых», «хорошего кортика и к нему портупеи
золотой с пряжками», начальство заказывает несколько календарей на 1783 год, 10 фунтов шоколаду н 2 иуда
«хорошего кофея».
Поясним термины, которые для Шелихова были
уже хорошо знакомы и понятны, а для нас пока — не очень.
Самый из них знакомый — бригантина.
Согласно знаменитой песне это — тип судна, использовавшийся пиратами. Но не
только. Бригантина — небольшой двухмачтовый парусник, достаточно вместительный
и быстроходный, с небольшим количеством пушек малого калибра, очень часто
служивший и для торговых перевозок. На одной из мачт бригантина несла прямые
паруса, а на другой — более легкие в управлении и требовавшие менее
подготовленных матросов — косые.
Довольно просто разобраться и с ботом —
одномачтовым парусником, изображения его можно найти в гравюрах XVIII
столетия, украшающих популярные книги и школьные учебники. На известнейшей
«Панораме Петербурга», гравированной А. Ф. Зубовым в 1716 году, среди прочих
кораблей, показан небольшой бот, которым управляет сам царь. В листе из серии
«План столичного города Санкт-Петербурга... 1753 года» («Вид вверх по Неве»)
изображен бот, совсем близкий тем, что строились в Охотске. Задранные нос и
корма, корытообразный, широкий корпус,— мореходные качества ластовых ботов вряд
ли велики, зато велика вместительность. Малая скорость, но одновременно и
простота обращения с небольшим числом парусов.
И третье название — галиот. Как раз на
галиоте в Америку отправится сам Шелихов. Но этот тип судна, в отличие от
бригантины и бота, оказался менее долговечным и менее известным. За
разъяснением нужно обратиться к старым справочникам. Например, к «Морскому
словарю» адмирала А. Шишкова.
«Галиот
— голландское грузовое судно... Сии суда плоскобокие, с круглым или широким
носом и кормою... На галиоте обыкновенно паруса: грот, топсель (два прямых, на
передней мачте), два стакселя напереди (два косых, тоже на передней), а на
корме род флагштока или небольшой мачты, для распускания паруса...». В «Словаре»
говорится и о том, что галиотов строится много в Петербурге,
на верфи, изготовляющей суда по заказам частных судовладельцев.
Вопрос о галиоте, построенном для вояжа, в
дальнейшем приобретет, как мы увидим, особое значение, придется поэтому коснуться проблемы
финансирования его строительства.
Со слов Натальи Алексеевны мы узнаем, что шелиховский галиот был построен «на свой кошт», а не на компанейские деньги. Можно допустить, что в это строительство он вложил деньги, полученные после раздела пушнины, привезенной
вернувшимся в 1781 году «Варфоломеем». Может быть, Шелиховым была получена в
Охотске (?) казенная ссуда? Это могла быть и выручка от продажи так называемых «паев-на-сход». В отличие от главных,
нормальных или «Суховых»
паев, «паи-на-сход»
продавались лицам, не участвовавшим в снаряжении экспедиции и строительстве судна. Не участвовали владельцы «паев-на-сход» и
в обсуждении и решении дел компании; единственное право, оставшееся за ними,— это право на получение доли в промысле.
Отправляя своего приказчика в Москву,
Шелихов, разумеется, поручал ему и многое другое, помимо покупок для охотского
начальства. В частности, П. Мыльников должен был передать письма и контракты на
покупку паев московским купцам И. Я. Грезникову, М. П. Губину, Г. А. Кириакову
и дяде Григория Ивановича — Ф. П. Шелихову. Деньги, полученные взамен
переданных контрактов, приказчик должен был почти полностью внести в
Казначейство в счет погашения казенной ссуды. Мы, впрочем, не знаем, на что
именно была потрачена Григорием Ивановичем эта ссуда,— может быть, как раз на
строительство и оснастку третьего корабля.
Но вернемся в дом Шелихова, где с утра до
позднего вечера продолжалась предэкспедиционная суета. На верфях
разворачивалось строительство, а здесь паковали кладь, здесь же происходила
вербовка работных людей.
Ямщики, государственные крестьяне,
представители аборигенных народностей Сибири — ясашные, отставные солдаты и
«маломощные» купцы третьей гильдии — вот те, кто нанимался в промысловый вояж.
Изредка отправлялись на промысле и крепостные крестьяне, таким образом
отрабатывавшие оброк своему помещику. Эти люди и приходили в шелиховский дом.
С каждым из желающих участвовать в
экспедиции Григорий Иванович должен был, согласно сложившейся практике, заключить
индивидуальный контракт, определявший права и обязанности работного.
|