Хотя в «шелиховском фамильном архиве» не имеется контрактов, заключенных в 1782 и 1783 годах, не будет особенной натяжкой составить представление о том, что в них вносилось, обратившись к контракту другой компании:
«...в Охотском порте Тарского ведомства Калоянской слободы крестьянин Михайло Лукьянов Черепанов дал сей контракт томскому купцу...» Крестьянин указывал далее, что договорился идти для промысла «всякаго рода морских и земных зверей», что в качестве платы не будет «ничево требовать», кроме положенного «пол-пая промысла». Указывалось в контракте, что «будучи на берегу и в морском вояже за компанейским делом» промышленный будет «пить и есть компанейское», а «платье и обувь — носить свое». Кроме того, нанимаемый давал обязательство «мореходу» — капитану, «передовщику» — артельщику и начальнику промыслов «быть во всяком послушании», а «к промыслу иметь усердное рачение».
Из этого и других контрактов видно, что кроме надежды улучшить свое имущественное положение, «понравиться» и даже обогатиться после окончания промысла и раздела добычи, нанимавшегося влекла возможность получить вперед часть платы. Крестьянин мог получить от компании деньги на выплату подушной подати за себя и за членов своей семьи, купец — деньги для выплаты «капитальных денег» — налога, которым облагалось купечество, или для уплаты по векселям с истекающим сроком и т. п.
Конечно, обращение к «чужому» контракту вынужденно. Иметь бы те самые, «шелиховские»...
Если бы удалось обнаружить весь комплекс «компанейской документации», которую вели накануне отплытия Григорий Иванович и его приказчики, можно было бы в деталях проследить, как рождается будущий коллектив участников экспедиции, узнать, кто они, из каких городов, каких «чинов и званий»...
Но нет контрактов работных людей, судостроителей и мореходов. Нет судовых или вахтенных журналов, которые, кроме сведений о ходе плавания, могли бы рассказать и о его участниках.
И все же кое-чем мы располагаем.
...Толстая книга большого формата в холщовом переплете. Внутри листы прошнурованы (бухгалтерия!), разграфлены и заполнены торопящимся почерком самого Григория Ивановича: «Книга 1-я... в ращотах с работными по Американской компании с 1783 года...» Сюда вносилось то, что каждый работный получал от компании в долг до отправления в вояж, и то, что за вычетом долга приходилось на его долю после возвращения, после «раздела». Другая «Книга», парная к первой, «Книга выдачи припасов...», имеется не в подлиннике, а в коник, точнее в двух — в виде микрофильма и карандашной копии, выполненной, судя но почерку и бумаге, незадолго до революции. Оригинал же «уехал» в Америку во второй раз — в составе коллекции Г. В. Юдина.
Поскольку экспедиционная флотилия включала три корабля, книг таких должно было быть шесть. Но удовольствуемся и найденным, тем более что имеющиеся в нашем распоряжении — наиболее интересные, они велись на галиоте, где находился сам Шелихов.
Интересные, но малопонятные. Поневоле вспомнится, как в «Острове сокровищ» герои пытаются разобраться в «Приходной книге» капитана Билли Бонса — пиратский жаргон, бухгалтерские записи, денежный итог в конце каждой страницы; вспоминается и то, что раскрыть смысл написанного им не удалось.
Что у нас? Указаны имена и фамилии участников экспедиции, но не отмечено, кто они,— крестьяне, купцы, ямщики? Не отмечено, откуда они — из Иркутска, Москвы, Вологды? Страницы «книг» наполнены какими-то перечнями выданных продуктов, какими-то повторяющимися списками меховых шкур.
И все же надо попытаться разобраться в этой каше из шкур, имен, рублей, пудов и фунтов.
Имена — к именам, пуды — к пудам и т. д. Составим для начала список промысловиков. Вряд ли опытный уже «компанейщик» Шелихов доверил вербовать их какому-нибудь местному Джону Сильверу. Скорее всего он самолично набирал людей, с которыми сам должен был отправиться в многолетнюю экспедицию.
«Василий Давыдов... Тимофей Чюновитский... Николай Власов...» — выписываем имена в колонку, оставляя рядом с каждым пустое место для примечаний, ибо некоторая информация об отдельных шелиховских сотрудниках все-таки есть в «книге».
Вот, например, два якута — Тархей Итыка Полевой и Дмитрий Пинегин. Вот имена родственников Григория Ивановича — двоюродного брата Сидора Андреевича Шелихова и родного — Василия. А вот, кажется, и еще одно знакомое имя. «Подштурман Герасим Измайлов». Знакомое имя? Еще бы!
«Вечером, когда я с мистером Веббером был в индейском селении.., здесь высадился русский, которого я счел главным... Его имя было Ерасим Георгиев Син Измайлов, он прибыл на каноэ, в котором было три человека, в сопровождении 20 или 30 одиночных каноэ. Я заметил, что, высадившись, эти люди прежде всего разбили для Измайлова небольшой шатер из материалов, которые они с собой привезли, а затем уже соорудили навесы для себя...». Это не что иное, как описание первой встречи с Измайловым участников экспедиции капитана Дж. Кука в июне 1778 года на одном из островов Алеутской гряды — Уналашке (англичане считали алеутов индейцами).
По мнению англичан, этот молодой человек — высокий и стройный блондин с длинными вьющимися волосами — был «в достаточной мере сведущ в астрономии и в других насущно необходимых областях математики». Ум, здравомыслие и профессиональные знания Измайлова, его любезность и умение выполнять свои обещания приятно поразили англичан, решивших, что он «по своим дарованиям достоин более высокого места, чем то, которое он занимает»32.
В то время Измайлов числился штурманским учеником в штате Охотского порта и командовал судном компании купцов Орехова, Лапина и Шилова «Павел». Промысловый вояж «Павла» продолжался с 1776 по 1781 год, увеличил опыт Измайлова как морехода и принес ему чин подштурмана. Теперь за плечами Герасима Гигорьевича был промысловый вояж, а до него — исследовательское плавание под командой лейтенанта Синда (в 1766 году), а еще раньше и еще одно, да какое!
Участникам экспедиции Кука Измайлов рассказывал о себе, кое-что умалчивая, а кое-что попросту придумывая. «Он сказал, что 12 мая 1771 года вышел из Больше-редка на русском корабле к одному из Курильских островов, который называется Марикан [Симушир], лежащему на 47° NO, и указал, что на этом острове есть гавань и русское поселение. От этого острова он пошел в Японию, где, видимо, пробыл недолго, ибо, когда японцы узнали, что он и его спутники — христиане, они велели им уйти прочь... Из Японии он направился в Кантон, а оттуда на французском корабле — во Францию; из Франции Измайлов пришел в Петербург, и снова был послан сюда».
Уже у самих англичан рассказ Измайлова вызвал некоторые сомнения: «Мы не смогли разузнать, какова судьба корабля, на котором они отправились в путь, и каковы мотивы этого путешествия».
А мотивы путешествия весьма примечательны.
Вышедший в 1771 году из устья Большой реки корабль имел своей целью «завоевать Америку для Великого князя» — это был «Святой Петр» с бунтовщиками Беньовского на борту. Но: «Он (Измайлов) не мог сказать по-французски ни одного слова, а поэтому вся эта история казалась несколько подозрительной. Он не знал даже, как называются такие общеупотребительные в повседневном корабельном обиходе вещи, как хлеб, вино, вода, нож, ложка и т. д., хотя должен был иметь с ними дело на французском корабле и во Франции. Вместе с тем, он, видимо, верно указывал время прибытия корабля в различные пункты и ухода из них; названия он писал на бумаге и, как я уже раньше заметил, разбирался во многих вещах».
Недомолвки в рассказе Измайлова были связаны не только с тем, что свой второй вояж он совершил в столь необычном экипаже, как взбунтовавшиеся ссыльные. Дело в том, что он его не совершал, точнее проделал на «Св. Петре» только самую первую часть пути. Вторая же часть описывалась им со слов другого морехода (и его мы также увидим в числе шелиховских сотрудников) — Дмитрия Бочарова, действительно вместе с Беньовским прибывшего во Францию, но в числе полутора десятков русских беглецов принесшего повинную российскому послу в Париже, прощенного Екатериной II и возвращенного назад, в Сибирь.
Что же касается самого Герасима Григорьевича, то он вместе с камчадалом Алексеем Паранчиным, его женой, с «матрозом Сафроновым», штурманским учеником Филиппом Зяблиным и другими после выхода из Боль-шерецка составили заговор, чтобы внезапно напасть на Беньовского, «повязать» его, вернуться на Камчатку и сдаться на милость властей. Этот замысел стал известен Беньовскому. Заговорщиков высекли и высадили на Симушире. Так что Измайлов не мог в апреле 1772 года обращаться в Париже к русскому резиденту Хотинскому, не мог совершить морское путешествие из Гавра в Санкт-Петербург, чтобы после новой присяги в октябре 1773 года отправиться на восток, в Сибирь. Его путь в Охотск был значительно короче.
Оставим на совести Измайлова попытку ввести англичан в заблуждение. Как бы то ни было, они отметили его профессиональную подготовку, навыки обращения с картами и геодезическими приборами. О достаточно высоком профессиональном уровне Измайлова не мог не знать и Шелихов. И хотя не мог он не знать и о бурной биографии своего будущего морехода, контракт с Измайловым был подписан.
|