Только 23 сентября корабли подошли к
пологому северо-западному берегу острова Беринга. Поочередно «Три Святителя» и
«Симеон» миновали риф и вошли в будто
бы отмеченную холмом гавань. Тут надо было дожидаться потерявшегося во время
шторма «Архистратига Михаила» и готовиться к зимовке.
Пологие холмы этой северной оконечности
острова еще покрывала трава. Ни деревьев, ни кустов, кроме тальника и низкого
рябинника, здесь не росло. Но отсутствие деревьев, то есть дров для долгой
зимы и леса для строительства жилья, восполнялось плавником — бревнами и
ветками в преизобилии принесенными на берега Командоров с Камчатки. Между
холмами текли многочисленные речки и ручьи с шедшей на нерест рыбой, на
болотцах росли арктический щавель, ягода-морошка и шикша, с места на место
перелетали куропатки, слышались крики лебедей.
Началась выгрузка. Одновременно с началом
устройства жилья 25 сентября была снаряжена и отправлена разведывательная
партия с обоих судов. Промысловики на байдарках пошли вдоль берега вокруг
острова, «любопытствуя, не встретится ли чего, достойного примечания».
Посланные отсутствовали два дня и
вернулись, не встретив ничего интересного — лежбищ пушных зверей обнаружено не
было. Вряд ли это открытие огорчило Шелихова. Надеяться на Командорах на
богатый промысел не приходилось уже давно — промысловые угодья оскудели здесь
уже к началу 60-х годов. Однако причина для огорчения возникла.
В очередной раз Измайлов организовал кражу
спиртного «из разных фляг». Терпение Шелихова кончилось. Мало того, что
вдобавок к прежнему крадено (и выпито!) было четыре с половиной ведра, теперь
в нарушении дисциплины оказался замешан передовщик-артельщик «Симеона и Анны»
Егор Патраков.
Можно представить ярость Григория
Ивановича: один из кораблей неизвестно где и, возможно, разбит бурей, каждый
человек сейчас особенно на вес золота, а этот мореход, спаивающий свою команду,
добрался и до промысловиков «Симеона»!
Пьянством «подвиги» гуляк не
исчерпывались. Кроме пропажи части спиртного, обнаружилось исчезновение
немалого числа вещей из каюты — одеял из теплого собачьего меха, «сумы» с
камзолами и «штанами», сапог и башмаков, исчезла и другая одежда, а кроме
того, 4 чайника и «пять кубков медных». Катастрофическое падение дисциплины уже
в самом начале экспедиции ставило все предприятие на грань провала.
Пожалуй, чтобы описать складывающуюся
ситуацию, подойдет цитата из классического морского романа Р. Л. Стивенсона:
«Поведение команды... стало угрожающим... Матросы разгуливали по палубе и о
чем-то переговаривались. Приказания, даже самые пустячные, они выслушивали угрюмо и исполняли весьма
неохотно. Мирных матросов тоже охватила зараза недовольства, и некому было
призвать их к порядку. Назревал бунт, и эта опасность нависла над нашими
головами, как грозовая туча».
Известно, что в критические моменты
промысловых вояжей промысловики собирались на общее собрание и принимали общее
решение по поводу той или иной возникшей проблемы. Может быть, так было и на
сей раз. Во всяком случае, после загула на Командорах Измайлов был арестован
(!) и порядок, по крайней мере на время, восстановился.
Работы по подготовке к долгой зиме
продолжались.
Разгрузка была закончена, и корабли с
пустыми трюмами, как это обычно у промысловиков, были подняты выше линии
прибоя для зимнего отстоя. Параллельно из плавника строились жилища —
«юрты»-полуземлянки — и одновременно с этими работами шла заготовка провизии на зиму и
для дальнейшего путешествия.
В «Записке странствованию» Шелихов писал:
«...пищу, которую на сем можно употреблять острову, составляет морская рыба
(это, прежде всего, треска и палтус), которая там есть разных родов, а также
мясо морских зверей, как то: сиучей, котов и нерп, птицы: а именно гуси,
утки, лебеди, урила (вид баклана.— Л. С), чайки, ары (камчатская гагара),
куропатки, а сверх того и коренье кутагарное (растение со съедобным корневищем,
другое название — кукушкины тамарки) и сарана (род лилии со съедобными
корнями-луковицами) причесляются также к числу употребляемого в пищу».
Главное здесь, наверное, рыба. Кроме
морской, и речная, лососевые: «ее ловят маленьким неводом в речке, и высушив,
обрезывают головы, хвосты и кость, одно тело плотно укладывают в сивучачьи
пузыри». Рыбу сушили, делая юколу (вяленое филе) и другой сорт сушеной красной
рыбы — качемас (без отделения костей).
Громадное значение для промысловиков имела
добыча сивучей — морских львов, мясо которых употреблялось в пищу, желудки —
«пузыри» — использовались как своего рода посуда. Кишки и горло сивучей шли на
изготовление одежды, а шкуры — на байдарки и байдары. Жир сивучей топили и
разливали в бочки, употребляя затем для освещения и даже вместо топлива,
пропитывая ими сивучевые же кости, которые клали в очаги вместо дров. Этот жир
использовался и для консервирования птичьих яиц, что собирались промышленниками
на птичьих базарах маленьких островков неподалеку от гавани. В бочках,
заполненных жиром, яйца «сохраняются круглый год без повреждения». Правда, от
такого хранения их вкус становился весьма своеобразным — с запахом и
привкусом тюленьего жира, так что «без привычки оные нельзя есть», поэтому
прибегали и к другому способу заготовки яиц — укладывая их на зиму в сугробы.
Да, в сугробы, поскольку уже в конце
сентября местами на Беринговом лежал снег и порою налетала осенняя пурга с
зарядами снега, смешанного с песком и мелкими камешками.
Зима наступила быстро. Как указано в
«Записке», она «продолжалась с сильными и более северными и восточными
ветрами, снег и метель были почти ежедневно». Отчасти из-за этого, отчасти
из-за упоминавшегося оскудения промысловых угодий пушнины добыто почти не
было, кроме некоторого количества песцов. Их добывали ловушками-кулемками,
которые проверяли, выходя на лыжах на осмотр настроенных ловушек в ясные дни. Лыжные
прогулки устраивались и для того, «чтобы избежать цинготной болезни».
Сегодня мы знаем, что цинга, болезнь,
связанная с дефицитом витамина С в организме, возникает не столько по причине
неподвижности (как считалось двести лет назад) во время зимовок и большого
количества кислоты в солонине,—сравнительно недавние исследования медиков
доказали, что в условиях низких температур организм человека начинает
потреблять гораздо большее количество витаминов, чем обычно.
Первая зимовка протекала более или менее
благополучно. Бодрость тела и духа поддерживались оздорови» тельными
прогулками на свежем воздухе. Их предпринимали, по словам Шелихова, даже в
метель — «вблизи моря». Вероятно, шли в пищу травы и ягоды, которые, можно было
заготовить осенью, а можно было доставать из-под снега, помог против цинги и
зеленый чай жулан, уступающий по содержанию витамина С только шиповнику,
содержащий и другие витамины. И все же цинга коснулась участников экспедиции:
«не могли избежать мореплаватели цинготной болезни».
В «книгах» есть упоминание и о первых
потерях. В феврале умер Василий Евсеев. Перед выходом в вояж он пожертвовал
церкви 10 рублей (довольно весомую для того времени сумму). Вклад этот ему не
помог.
Причина смерти Евсеева и другого
промышленного, знакомого нам по «Измайловским поделкам», Епифана Щекина (он умер также на Командорах),
остается неясной. В «книге выдачи припасов» отмечено, что умерли они «от
небрежения Бритюкова».
Несмотря на эти печальные события, в целом
зимовка протекала довольно однообразно. И понятно: команды шелиховских
кораблей «варились в собственном соку» — остров Беринга был необитаем. Одни и
те же люди, одна и та же цветовая гамма — белая. Одна и та же гамма звуковая —
завывание ветра в пургу, в затишье вой песцов.
...Но вот пурга и снегопад сменяются
ледяными дождями, которые ближе к июню становятся все теплее и теплее.
Начинается работа по снаряжению судов в дальнейшее плавание. Их заново
проконопатили, просмолили, затем спустили на воду и загрузили.
До последней минуты Григорий Иванович не
оставлял надежды на приход «Михаила». Но третий корабль так и не появился.
16 июня 1784 года «Три Святителя» и
«Симеон» отправились с острова Беринга в дальнейший путь. Ветер был слабым и
не вполне попутным, вынуждавшим держать курс севернее, чем было необходимо для
достижения Алеутских островов. К безветрию присоединилась еще одна неприятность
— туманы. 19 июня в тумане потерялся «Симеон», а уж после этого шелиховский
галиот поднявшимся ветром (северным или даже северо-восточным) принесло к острову
Медному. Был брошен якорь, пополнены запасы воды и свежего мяса.
Медный остров получил свое название от
того, что высадившийся на нем в 1743 году промышленник сержант камчатской
команды Емельян Басов обнаружил куски самородной меди. В этом плавании
(кстати, также сильно затрудненном из-за густых туманов) вместе с Басовым был
«Невьянских заводов житель» Михаил Никитин, взятый специально для
«достовернаго свидетельства земли».
|