Подкрепление людьми было тем более
необходимо, что на Уналашке Шелихов получил еще одно предупреждение об
опасности. Оно последовало от промысловиков, которые в 1783 году под
предводительством морехода Потапа Зайкова тремя кораблями пришли в Чугацкий
залив на полуострове Аляска. Здесь обитали соплеменники жителей Кадьяка.
Считая, что экипажей трех судов будет достаточно, чтобы не допустить нападения
аборигенов, промысловики Зайкова собирались заняться добычей пушнины. Но
из-за противодействия туземцев им не удалось не только развернуть промысел, но
и поохотиться для пропитания. Едва потеплело, корабли ушли оттуда, потеряв
часть работных, погибших от голода.
Зайков и его люди «всеми мерами старались
отговорить» Григория Ивановича от продолжения путешествия на Кадьяк. Однако он
пишет в «Записке»: «Я мало уважал все и пренебрегал все опасности».
22 июля корабли отправились в дальнейший
путь. Снова — от острова к острову, наблюдая картины, подобные той, что описаны
нашими современниками, путешествовавшими вдоль Алеутской гряды на двести лет
позднее Шелихова: «Мы заметили еще один остров — скалистый, с крутыми берегами,
выступающий прямо из черных волн. Он походил на неприступный замок. Над ним
кружились темные облака, порой устремлявшиеся вниз почти до самой воды и затем
снова вздымавшиеся высоко в воздух. Это было странное зрелище... Казалось,
будто скала извергала клубы черного дыма. Этими тучами или клубами, как
обнаружили мы, подойдя ближе, оказались мириады пернатых — морских попугаев,
бакланов и других морских птиц, использующих крутые склоны для гнездовья.
Потревоженные чем-либо, они внезапно взмахивают крыльями и тогда создается впечатление,
что в воздух поднимается вся поверхность острова».
Мерно вздымающиеся волны, устойчивый
ветер, проплывающие вдалеке и вблизи скалистые берега островов. Довольно скоро
после отплытия с Уналашки корабли временно повернув на юго-восток, покидают
Восточным океан — Берингово море и затем продолжают движению к Кадьяку,
оставляя Алеутскую гряду севернее. Слева показывается гористый берег полуострова Аляска,
который во времена Шелихова еще считался островом.
Подробностей плавания в шелиховской
«Записи странствованию» нет. Но, поскольку оно повторялось ходившими вдоль
Алеутских островов Крузенштерном, Лисянским, Коцебу, Давыдовым и другими
мореходами, которые оставили свои воспоминания, представлять у денное тогда, в
1784 году оказывается возможным.
Жизнь на борту монотонна, нарушается
встречами с китами, выпрыгивающими из воды, птицами, садящимися на палубу и
снасти. С каждым днем ощутимее нервное напряжение, охватывающее людей. Приближался
Кадьяк, а вместе с ним и встреча с его грозными обитателями.
3 августа корабли подошли к южной оконечности
Кадьяка. Здесь, в глубоко вдающемся в сушу заливе, удобной гавани, защищенной
от волн изогнутым мыс закончился долгий, растянувшийся на две навигации переход
из Охотска. Но самое сложное еще только предстояло.
Слово оппоненту. Претензии остаются прежними — рассказ страдает
неполнотой. Что с пропавшим кораблем — «Архистратигом Михаилом»? Потом, как
так? — писать о Шелихове, ничего не упоминая о его жене, детях, которые были вместе с ним в путешествии?
P. S. Немногое
имеется у нас, чтобы восстановить ход путешествия, но о родных Григория
Ивановича, сопровождавших его, и того меньше. Нет чего-либо в «книгах», куда
заносились записи об отправлявшихся в Америку по контрактам, а не но велению сердца. «Записка» и карта
Измайлова о родных Шелихова молчат. Исключение — одна единственная фраза. «...
и будучи сам на первом галиоте с женою моею, которая везде со мной следовать и
все терпеть трудности похотела и двумя детьми...»
Странно ли то, что Григорий Иванович
ничего больше не написал о жене и детях? Ничуть! «Записка странствованию»
была официальным отчетом, представленным в 1787 году иркутскому
генерал-губернатору, которого, разумеется, интересовали новые земли и в связи с
ними перипетии отношений русских и аборигенов, но никак не подробности того,
как в этих открытиях участвует еще и Наталья Алексеевна Шелихова.
А участвует ли? Кое-кто из биографов
Шелихова высказал сомнение в том, что фраза в «Записке странствованию»
соответствует действительности. Вот и приходится нам, с одной стороны, еще
более сдерживать порывы фантазии, с другой — удвоить внимательность и усердие в
архивных разысканиях: вдруг мелькнет еще какое-то упоминание о жене и детях,
участвующих в путешествии. Должен же был Григорий Иванович писать отцу, дяде—в
Москву, знакомым — в Иркутск, давать какие-то указания своим приказчикам, оставленным
в Охотске, на Кагичатке, в том же Иркутске.
...И вот письмо шелиховского приказчика
Петра Лагутина.
Написанное в Иркутске и датированное маем
1786 года (Шелихов еще был на Кадьяке), оно рассказывает о том, как протекали
шелиховские торговые дела в отсутствие хозяина. Но не станем спешить с фразой:
«В то время, как Григорий Иванович путешествовал...» Остановимся на главной
пока для нас детали: Лагутин в письме из Иркутска «приносил» свое
«всесердечнейшее почтение и поклон государыне Наталье Алексеевне», а кроме
того, передавал «почтение и поклон от любезнейших детушек Анны Григорьевны и
Катерины Григорьевны». Таким образом, отпадает сомнение в том, что жена могла
не сопровождать мужа; становится также ясно, что ни родившейся в 1780 году Анны,
ни появившейся в ноябре 1781 года Екатерины не было на борту «Трех
Святителей». С какими же тогда детьми отправился Григорий Иванович?
Вполне возможно, что он взял с собой сына.
Михаилу к августу 1783 года, когда шелиховская флотилия вышла, в Охотское море,
шел пятый год. Тогда и третий корабль («Архистратиг Михаил») был назван в его
честь. Есля отталкиваться от данных упоминавшейся уже ревизской сказки июля
1782 года, где отмечено наличие у Шелихова только троих детей, то выходит, что
Григорий Иванович вводил будущих читателей «Записки странствованию» в заблуждение.
Кроме Михаила, у него были лиг две дочери — Анна и Катерина, и обе остались
дома, а «Записке» ему следовало писать не «и детьми моими...», «и сыном моим»!
Если... не принимать во внимание то что еще один ребенок мог родиться во время
путешествия.
Уже после находки письма Петра Лагутина,
просматривая другие материалы «шелиховского архива», удало не проглядеть
еще одну маленькую, но существенную деталь.
29 декабря 1787 года приятель и бывший
компаньон Шелихова, знакомый нам Павел Лебедев-Ласточкин, сал Григорию
Ивановичу о разных делах и, кроме всего прочего, сообщил: «...вчерашнего дня
Авдотья Григорьевна. Ваша дочь, американка (разрядка
наша) с Анной Григорьевной и с Катериной Григорьевной, [и] с бабушкой их
у жены моей в гостях были, т подлинно
говорунья, даром, что на островах жизни начало получила, а не в Питере, но истинно замешается в словах по ее
детскому еще бытию...»
Еще раз проглядев выписки, сделанные в
Курском архиве, мы убедимся в том, что, по-видимому, Авдотья (Евдокия) родилась во время зимовки на Командорах. В
«Обывательской книге» Рыльска в записи, сделанной в 1788 году в семье
Шелихова,— он сам, жена Наталья Алексеевна и «дочери Анна — 9 [лет], Екатерина
— 7, Евдокия — 5 лет». Разница между Катериной и Авдотьей около двух лет, а
поскольку первая родилась в ноябре 1781, вторая «жизни начало получила» осенью
или зимой 1783 года, т. е. на острове Беринга. Таким образом, семья Шелиховых
предвосхитила знаменитую подробность челюскинской эпопеи — появление на свет
нового члена ледовой экспедиции во время плавания. («Челюскин» тогда находился
в Карском море, и родившуюся девочку в честь этого назвали Кариной.)
Увы, курские выписки укажут и на другое,
печальное, событие в семейной жизни Шелиховых. В «Обывательской книге» 1788
года записаны дочери, но нет записи о сыне. Последнее упоминание Михаила
относится к октябрю 1786 года. Все тот же Павел Лебедев-Ласточкин писал из
Якутска в Охотск Григорию Ивановичу (он прибудет в Охотск в январе следующего,
1787 года) о том, что «иногда Михаил Григорьевич Шелихов за Вас перед Богом
молится». Забегая вперед, поясним: сам Шелихов, высадившись с галиота в
Болыперецке, «отстал» от корабля, ушедшего, как и было намечено, в Охотск. Вероятно,
по приходу в порт галиота Михаил (пока еще стояла относительно теплая (?) погода)
отправлен в Якутск и далее — в Иркутск. Здесь, на юге Иркутской губернии, в
1786—1789 годах ходила эпидемия какой-то «горячки» (может быть, брюшного тифа).
Это стало причиной ранней смерти Миши Шелихова или что-то другое —
неизвестно. Ясно одно — Шелиховы потеряли сына не во время путешествия, а
после. На галиоте же были не только жена с мужем, но и их дети — старший сын и
младшая дочь.
Вернемся к письму Петра Лагутина. В нем
описывались обстоятельства шелиховской торговли в Якутске, Иркутске, на
Камчатке, а кроме того, и злоключения «Архистратига Михаила».
Шестьдесят два человека команды,
передовщик Сакутин, мореход-подштурман Василий Олесов, груз провианта, табак и
другие «потребные для обитателей» Америки товары,— все это во время шторма у
Командорских островов, казалось, было потеряно навсегда.
|