Григорий Иванович явно стремился перенести в Русскую Америку то, что существовало в Сибири, в Иркутске. «Детское училище» на Кадьяке учреждалось по образцу школы, открытой в начале 80-х годов в Иркутске. С иркутской почвы пересаживалось им европейское музицирование. Библиотека создавалась в подражание той, в основании которой он сам принимал участие («Иркутская книгохранительница»). И так же как в существовавших с середины XVIII в. Иркутской и Нерчинскон навигацких школах, на Кадьяке начали готовить будущих мореходов, в 1792 году два кадьякских мальчика стали участниками экспедиции Лаксмана в Японию — «для практики в навигации», а еще семеро тогда же упражнялись в мореходной науке в плаваниях в «Восточном море» на компанейских судах.
Не будем преувеличивать новаторство, гуманизм и бескорыстие Шелихова. Многое делалось и раньше. До него промышленники начинали обучать на островах детей аборигенов своему языку и своей грамоте. Еще в 40—50-е годы участники тихоокеанского зверобойного промысла «старались привязать к себе способных мальчиков-алеутов, учили их русскому языку, грамоте, крестили, давая им русские имена, и вывозили ненадолго на Камчатку и в Охотск, чтобы показать Россию». Но надо помнить: то, что предпринималось Шелиховым, предпринималось прежде всего купцом, отнюдь не ставившим свои купеческие интересы на второе место. Но действовал Григорий Иванович все-таки более необычными, чем было принято до него, методами и с необычным для своего времени размахом. Ему было мало обучить языку и письму,— взаимное отчуждение русских и аборигенов, столь не схожих между собой во внешности, трудовых навыках, в целом — в образе жизни; отчуждение, так мешавшее прибыльной торговле и пушному промыслу, он стремился преодолеть, включив тихоокеанский регион в сферу действия хозяйственной системы Сибири и ее духовной культуры; теснейшее сотрудничество русских и аборигенов должно было стать и средством решения управленческих проблем.
Но в этом случае от русских требовалось больше, чем уметь добывать пушных зверей. Они должны были стать носителями знаний.
Не случайно у всесильного фаворита Платона Зубова Шелихов просил (и выпросил!) для отправки в Америку «из присылаемых в Иркутскую губернию за вины на поселение» — посельщиков — мастеровых и хлебопашцев, а одновременно с ними и «духовную свиту» — монахов, которые не только должны были крестить местные племена, но и мирить между собой русских, заниматься воспитанием и первых и вторых, стать в Русской Америке учителями и библиотекарями и даже геологами и металлургами!
...1795 год сулил новые надежды на расширение и укрепление шелиховских предприятий. Для Шелихова многое менялось к лучшему. Во главе министерства коммерции был поставлен сенатор Гаврила Романович Державин, знавший о планах «именитого рыльского гражданина», а вполне вероятно, и самого Григория Ивановича, уже более десяти лет. Как мы помним, Державин в свое время соседствовал с шелиховским компаньоном капитаном Михаилом Голиковым; позже, будучи секретарем Екатерины II, он занимался и изучением сибирских проблем. Но, что было для Шелихова еще важнее, Державин был в какой-то степени близок окружению великого князя — жена Гаврилы Романовича была дочерью кормилицы Павла.
Обнадеживали перспективы кяхтинского торга — увеличился спрос на шкуры морских котиков. Шелихов надеялся, что в 1795 году китайские купцы закупят от тридцати до ста тысяч шкур и что в дальнейшем величина закупки этого меха возрастет до двухсот тысяч. Тогда же распространились слухи, якобы китайские власти запретили своим подданным покупку пушных товаров у кого бы то ни было, кроме русских.
Григорий Иванович обдумывал очередную просьбу, с которой собирался обратиться к графу Зубову, вероятно, набрасывал черновики письма; его он напишет и отправит в апреле — «...о испрошении... необходимо потребных мореходцев, судостроителя и прочих до верфи художников, коим компания будет щедро платить...» Опять в ход шли изыски словоплетения: «...в уповании на благодеяние Ваше... прошение мое повергаю прозорливому Вашего Сиятельства разсмотрению, покровительству и представительству, которое единое может только составить помощь трудящейся на пользу Отечеству Американской компании, носящей уже плоды Ваших патриотических благодеяний...»
В конце концов Шелихов обратился с прошением в Иркутское наместническое правление с просьбой выделить из портовых команд «4-х человек, знающих штурманское искусство», «судостроительного мастера, искусном по лутчим манерам окопировывать суда», боцмана и якорного мастера — таких, которые «могут искусством своим обучить либо способных из молодых американцев, либо других». Как только рапорт о просьбе Шелихова, поддержанный иркутскими властями, пошел на рассмотрение в сенат, Григорий Иванович отправил письмо Зубову. Та поддержка, которую он получал от фаворита раньше, позволяла и теперь рассчитывать на благополучный исход дела.
Уверенность в будущем вселяли и известия от Баранова.
Баранов писал: «...впервые северная страна (полуостров Аляска и земли к северу, к реке Юкон) разведана и описана с перешейком, приведена в подданство российское... надеюсь и далее по матерой [земле] зделать открытия...»
И далее» «...железные руды обысканы в довольном количестве... железо выковано, а потому и надежда открыта к заведению таковаго завода [железоплавильного и железоделательного производства] с полною экономией) государственною, промысловые выгоды в новых местах, по оскудению первобытных (найденных в 80-е годы) [промыслов] открыты и новую ветвь выгод отечества обнадеживают в тех [промыслах] и торговле с народами матерой Америки. В постройке повсюду произведен и производится новой прочной и лучшой вид...» Он писал и о том, что «порядок наблюдается», но не одним им — Баранов не мог одновременно быть сторожем компанейского имущества и его же «расходчиком», «не доверять же никому — дело невозможн о е». Главный правитель компанейских поселений в Америке Александр Андреевич Баранов поступал, как и Шелихов,— не без разборчивости вверял дела своим людям.
...1795 год сулил новые надежды. Нес он с собой и тревоги.
|