Куда только не гонял изыскателей профессор Косованов,
одержимый идеей бурного развития Приенисейского края! Теперь-то я думаю, что
мне здорово пофартило: участвовал в самых первых разведках Саяно-Шушенской и
Красноярской гидростанций, зимой бродил в глубоких снегах с теодолитом возле
Бурмакинского Быка, скалы, которая должна стать опорой будущей
Средне-Енисейской ГЭС.
Случались вылазки в Эвенкию, в тот широтный пояс,
который позднее, при строительстве БАМа, стали называть Ближним Севером. По
левобережью мы добирались до бывшего Обь-Енисейского канала. Но севернее Туруханска
побывать тогда мне не довелось. А так хотелось хотя бы раз пересечь Полярный
круг!
Задания и места изысканий менялись, неизменным
оставалось одно: срочно! Завтра же выезжать! Попадали мы в черт-те какие глухие
прекрасные углы, и был в этой гонке, в суматошной кочевой жизни лишь один
недостаток. Появлялись очень нужные карты и планы, а все живые наблюдения,
которыми полон быт изыскателя, бесполезно накапливались в закоулках памяти.
Видимо, подсознательнно стремясь объединить то и
другое, я начал писать в газету «Красноярский рабочий». Печатали охотно.
Получались серьезные статьи специалиста, откуда безжалостно вычеркивалось все,
что казалось мне наиболее интересным, что писалось по душевной потребности.
Пытался спорить, но слышал в ответ: начальнику изыскательской партии всяческая
там лирика не к лицу, положение обязывает.
Между тем я как-то незаметно впитывал атмосферу
редакции, где не было решительно ничего от добропорядочного скучного
учреждения.
Редактировал газету Иннокентий Шахматов, рабочий парень.
Никто не важничал, в ходу были едкие прозвища, ценились шутка, острое словцо.
Красноярск, разжалованный из губернского города в окружной, входил в состав
Восточно-Сибирского края. Жил он на скудном бюджете. В редакции для разъездов
имелся казенный велосипед. Отправляющимся зимой в командировку по таежным
районам выдавался казенный же овчинный тулуп, сшитый «на вырост».
Однажды ответственный секретарь редакции спросил как
бы между прочим:
— Почему бы вам не написать отчет о суде над
хулиганами? Дело громкое, показательный процесс.
Я оторопел. Как, стать судебным репортером? Мне,
руководителю изыскательских работ Красмашстроя?
— Можете не подписывать заметку. Или подпишите:
А. Зоркий. Предлагаю совершенно серьезно. Попробуйте.
Попробовал. Статью, сильно сократив, напечатали под
названием «Больше внимания борьбе с хулиганством»: очень любили тогда подобные
заголовки. Я подписал ее своей фамилией. Мать боялась, что хулиганы отомстят
мне, еще больше она боялась, что я брошу настоящее дело и стану «пописывать статейки».
Опасения матери оправдались наполовину. Полгода спустя
я, к удивлению своих друзей-изыскателей, подал рапорт об освобождении от
обязанностей в связи с переходом на другую работу.
Этому предшествовал серьезный разговор. В редакции
знали, что я мечтаю поработать на Севере и уже веду переговоры с изыскателями
Комитета Северного морского пути (будущего Главсевморпути). Намечается,
доверительно сообщили мне, организация Красноярского края. Это дело
трех-четырех месяцев. Газета будет краевой. А край — от верховьев Енисея до
мыса Челюскин. Весь север: Таймыр, Игарка, Диксон и даже, кажется, Северная
Земля.
Может, если мне по душе Арктика, пора сменить
профессию? Геодезия от меня никуда не уйдет, не понравится журналистика —
возвращайся на изыскания. А должность у меня будет такая: заведующий отделом
Севера. Пока же не мешкая надо «набить руку» на репортаже. Для размышлений —
неделя.
Этой неделей кончилось «до» смены профессии и началось
«после». Ни разу за долгую свою жизнь не пожалел о выборе. Ни разу!
«После» были книги — теперь уже свыше пятидесяти. Были
Африка, три осени в Нью-Йорке при Организации Объединенных Наций, поездка по
горячим следам революции в Ираке (библейский Евфрат, развалины Вавилона),
норвежские фиорды, Лондон, где я прежде всего поспешил к зданию Королевского
географического общества, кочевья сирийских бедуинов, разнеженная Адриатика,
перекрытие Нила возле Асуана и многое-многое другое. Прежняя влекущая пестрота
и разнообразие жизни, только теодолит сменила записная писательская книжка.
Началось же мое «после» с того, что я уселся за
расшатанный стол в комнате отдела информации и с жаром занялся репортажем.
Бывало, что в одном номере шли две и даже три моих заметки-коротышки. Лучшую,
на мой взгляд, я подписывал «Г. Куб.», похуже — «К- Георгиев», наименее
интересную «Г. Гарт». Гарт происходил отнюдь не от Брет-Гарта: так называется
сплав для изготовления типографского шрифта.
7 декабря 1934 года, как бы прощаясь со старой
профессией, выполнил последнюю свою геодезическую работу: срочно начертил для
первой страницы газеты большую карту только что образованного Красноярского
края. До сих пор храню этот номер.
Колченогий стол остался, но теперь за ним восседал
завотделом Севера краевой газеты. Отдел состоял из моей персоны, разделенной на
псевдонимы.
|