Дома!
Наступил наконец день, о котором мечтал Нансен. С
сильно бьющимся сердцем он вглядывался в темную полоску, которая виднелась по
правому борту. Она все росла, приближалась. Норвегия, родина!..
По пути к рыбацкому городку Вардё они встретили
первого норвежца, старого лоцмана. Изумленный и обрадованный, он поздравил
Нансена с возвращением к жизни: людская молва давно похоронила героев «Фрама».
На рейде Вардё дремали просмоленные парусники. Еще не
загремела якорная цепь, а Нансен с Йохансеном уже гребли изо всех сил к берегу.
Они так разогнались, что лодка выскочила на скользкие береговые камни.
Было раннее утро. На улицах — ни души. Чиновник
телеграфной конторы покосился на самодельную клетчатую куртку Яльмара, на
долговязую фигуру Нансена в коротком чужом пиджаке.
Нансен сунул в окошко увесистую пачку. Чиновник,
удивленно подняв бровь, принялся листать телеграммы— и тут взгляд его упал на
подпись. Он вскочил, словно подброшенный пружиной.
Через час мир уже знал о счастливом возвращении двух
участников экспедиции «Фрама».
Под окнами гостиницы собрались толпы жителей Вардё.
Оркестр любителей нестройно заиграл песню, ставшую национальным гимном: «Да, мы
любим эти скалы». На улицах вывешивали флаги.
Без устали стучали телеграфные аппараты, принимая
поздравления со всех концов мира. Не хватало только одного известия, которое
могло бы сделать Нансена совершенно счастливым, — о возвращении «Фрама».
Теперь корабль должен был появиться со дня на день, если только в океане не
случилось что-либо непредвиденное.
После Вардё был Хаммерфест. Самый северный город
Европы весь расцветился флагами. Путешественники поселились на великолепной
яхте «Отария», принадлежащей одному из английских друзей Нансена.
Вечером в Хаммерфест приехала Ева. Они не видели друг
друга три года и два месяца…
В ученом мире царило возбуждение. Географы
приветствовали победу Нансена, приглашали его для чтения лекций. Некоторые
публично признали неосновательность своих сомнений.
Рано утром 20 августа всех на «Отарии» поднял
начальник Хаммерфестской телеграфной конторы, требовавший, чтобы его немедленно
провели к Нансену.
— Я думаю, это представляет для вас
интерес! — сказал он, протягивая запечатанный бланк.
Нансен вскрыл телеграмму и почувствовал, как что-то
сдавило ему горло. Он хотел крикнуть — и не мог. Задыхаясь, вбежал в каюту. Ева
подумала, что ему дурно.
Он протянул телеграмму:
— Читай!
На бланке было написано:
Доктору Нансену.
«Фрам» прибыл сегодня. Все в порядке. Все здоровы.
Сейчас выходим в Тромсё. Приветствуем вас на родине.
Отто Свердруп
«Отария» при общем ликовании немедленно снялась с
якоря.
На другой день в гавани Тромсё Нансен увидел свой
«Фрам». Корабль — крепкий, широкий, родной — был цел и невредим, только краску
на бортах почти совсем стерли льдины.
Навстречу «Отарии» неслась лодка с командой «Фрама».
Моряки тотчас вскарабкались на палубу. Целуясь, кололи друг друга бородами, о
чем-то спрашивали, не ожидая ответа.
Когда волнение встречи немного улеглось, Нансен и
Свердруп уединились в тесной каюте «Фрама».
Нансен рассказал обо всех своих приключениях, о
злосчастной остановке часов, о сомнениях и неуверенности на Белой Земле, об
ошибках Пайера, о торжествах в Хаммерфесте.
— Ну, теперь рассказывай ты, старина!
— Гм! — произнес Свердруп, видимо испытывая
некоторое затруднение. — Ты знаешь, какой я рассказчик. У нас обошлось без
приключений. Я подсчитал: мы были в плавании тысяча сто пятьдесят один день, из
них тысяча сорок один день без земли. Остальное — вот здесь. — И Свердруп
протянул тетрадку, на которой было выведено: «Отчет капитана Отто Свердрупа о
плавании «Фрама» после 14 марта 1895 года». — Тут не записан только
вчерашний день. Наберись терпения и почитай.
— Нет, нет, я хочу слышать все от тебя!
— Естественно, что после вашего ухода мы
дрейфовали дальше, — с неудовольствием начал Свердруп. — Было,
конечно, несколько сжатий, но ты же знаешь наш «Фрам»…
Свердруп замолчал и начал перелистывать свой отчет.
|