18 сентября — исторический день для команды. В 12
часов 15 минут «Фрам» меняет курс.
Экспедиция находится под 75°35′ северной широты. Нос
корабля обращен теперь на северо-восток. Скорее вперед, туда, где течение
подхватит, понесет и льды и корабль к полюсу!
За кормой «Фрама» пенится бурун. На корабле не
смолкают смех и шутки. Он отсчитывает милю за милей, а из бочки дозорный
неизменно кричит:
— Чистая вода! Чистая вода!
Нансен едва сдерживает торжество. Если так будет и
дальше, «Фрам», пожалуй, дойдет до восьмидесятого градуса. Или до восемьдесят
пятого? И по чистому морю!
…Но «Фрам» не дошел ни до 85-й параллели, ни даже до
80-й. 20 сентября судно уперлось в кромку льдов.
Прохода не было.
Следующие два дня не принесли перемен. Было похоже,
что «Фрам» достиг северной границы открытого моря. Солнце, пробившее тучи,
позволило определиться: 77°44′ северной широты.
Не здесь ли кораблю суждено вмерзнуть во льды? А
почему бы и нет? Место достаточно удобное, способное стать надежной ледовой гаванью.
И «Фрам» причалил к большой льдине.
С тех пор как человек впервые проник в полярные моря,
захват судна в ледовый плен всегда заставлял тревожно биться сердца
мореплавателей. Люди «Фрама» были, наверное, первыми в мире моряками,
созерцавшими его совершенно спокойно. Нансен записал в этот день: «Да, мы
здесь, видимо, застряли. Ну что же, пусть так. В таком случае: добро
пожаловать, льды!»
Первая часть его плана была выполнена, в общем,
удачно. Отсюда попутное течение должно понести корабль в сторону полюса.
С приходом зимы начались подвижки льдов. Вот тут-то
«Фрам» и показал, чего он стоит.
Не счесть всех сжатий, небольших, сильных и даже
чудовищных, выдержанных его крепкими боками. На него ползли огромные глыбы,
давили, толкали, а он только приподнимался, выжатый ими, чтобы потом своей
тяжестью ломать очутившуюся под ним подстилку, — и так до нового сжатия.
А вокруг открывался новый, почти неведомый человеку
мир. Наблюдения за погодой — их производили днем и ночью, через каждые два или
четыре часа, — наблюдения за свойствами воды, ее обитателями, атмосферным
электричеством, над льдами и подледными течениями дают иногда такие неожиданные
результаты…
В начале ноября «Фрам» находился на 77°43′ северной
широты. Это после того, как в самом начале дрейфа ему удалось было пересечь
79-ю параллель! За полтора месяца их в конце концов унесло не к северу, а к
югу.
Подобное случалось со многими экспедициями. Но кто мог
знать о прихотях течения, которому Нансен вверил свой корабль? Изучить их — уже
принести пользу тем, кто пойдет в эти широты по следам «Фрама».
Позднее дела немного поправились, «Фрам» снова был
севернее 79-й параллели. Да, старый год мог бы потрудиться и получше. Пусть
теперь продвижением экспедиции к полюсу займется со свежими силами новый!
Между тем Нансен, размышляя над происходящим,
испытывал сложные, противоречивые чувства. Его расчеты оказались в основном
правильными за весьма существенным исключением: вместо ожидаемого мелководного
моря с ярко выраженными сильными течениями «Фрам» оказался над такими глубинами,
что ни один лот не доставал дна. Но это значило, что надежда на продвижение в
места, близкие к полюсу, столь же слаба, как слабы течения в глубоководных
бассейнах.
А полюс притягивал Нансена. Он сердился на себя,
доказывал себе, что достижение полюса — вопрос тщеславия, что тщеславие —
детская болезнь, от которой вылечиваются с годами и которую он должен
преодолеть. Доказывал-доказывал, но однажды после прогулки на север по гладкому
льду, словно созданному для саней, записал в дневнике:
«Чем больше я хожу и присматриваюсь к этому льду по
всем направлениям, тем больше у меня зреет план, который уже давно занимает мои
мысли. По такому льду можно на санях и на собаках достигнуть полюса, если,
конечно, совсем покинуть корабль, и обратный путь совершить через Землю
Франца-Иосифа, Шпицберген или по западному берегу Гренландии. Это будет даже не
такой уж трудный путь для двоих мужчин…»
Нансен старался трезво, всесторонне, критически
взвесить все сильные и слабые стороны нового плана. Двое должны покинуть
корабль без малейшей надежды вернуться на него. Что бы с ними ни случилось,
помощи не будет! Нет малейшей доли вероятности, что люди с дрейфующего судна
смогут найти двух человек, ушедших по льду, дрейфующему с другой скоростью и,
возможно, в другом направлении.
Но о себе Нансен думал меньше, чем о тех, кто
останется. «Вдруг я вернусь домой, а они — нет?» — эта мысль не выходила у него
из головы.
В судовой библиотеке было шестьсот книг. Тут собрали
все, что печаталось о полярных экспедициях. Нансен снова перечитал давно
знакомые страницы. Все мореплаватели с редкостным единодушием сходились на
одном: главная угроза в Арктике — сжатие, гибель судна.
Так бывало с сотнями кораблей. Но ведь ничего похожего
не испытывала команда «Фрама»!
В феврале день заметно прибыл. Над горизонтом
появилась яркая заря. Нансен все чаще ездил на собаках/ Он не выбирал погоду и
гонял упряжку даже при 50 градусах мороза с ветром, когда плевок, замерзая на
лету, падал льдинкой. Собаки бежали бодро, лед был гладким, и в скрипе полозьев
Нансену слышалось: «На полюс! На полюс!»
Всю вторую половину зимы «Фрам» медленно несло над
немыслимой бездной. Почти 3500 метров лотлиня — тонкой стальной проволоки с
грузом на конце — не доставали дна. Бездна «гасила» течение. За пять зимних
месяцев корабль продвинулся всего на один градус к северу!
|