Нет, Диксон не разочаровал меня! Здесь все было
необычным. Пошел в теплицу, там зеленые огурчики на плетях; а землю для них,
шестнадцать тонн, привезли морем из Архангельска. Агроном рассказал, что зимой
к нему наведываются полярники: «Нет ли какого сорняка, очень зелени пожевать
хочется». Ну, ясно, сорняк не дашь, приходится жертвовать перышком лука.
Заглянул в типографию диксонской газеты. Газета у них
не больше нашей. Хмурый немолодой человек с усиками молча положил перед
печатником оттиск и вышел. «Знаете, кто это? Парфенов. Песню «По долинам и по
взгорьям» слышали? Так это он написал».
Я вдогонку. «Правда, что вы автор?» — «Совершенно
верно». — «А почему говорят, будто песня народная?» — «Пусть говорят, мне
все равно. Понадобится — докажу». — «А здесь какими судьбами?» — «Всякое
бывает».
Он сказал лишь, что песню сочинил давно, в годы
гражданской войны. Был Парфенов угрюм, неразговорчив, и беседа наша увяла.
Сколько раз возвращались с тех пор к истории
знаменитой песни! И пришли к выводу: да, ее автор — Петр Семенович Парфенов,
бывший батрак, большевистский агитатор в частях Краснова и Керенского,
комиссар, участник гражданской войны на Дальнем Востоке, позднее — литератор.
Диксон был необыкновенно щедр на интересных людей.
Зашел на радиостанцию. Ее начальник довольно молодой человек, но все
уважительно обращались к нему: Василий Васильевич. А как фамилия начальника?
Ходов. Не тот ли радист Ходов, который вместе с Урванцевым и Ушаковым
исследовал Северную Землю? Да, он самый. Кстати, и этот радиоцентр на Диксоне
строил он же.
От интервью Ходов отказался: некогда. Ну, хотя бы
несколько слов! Да зачем? Вот-вот должна выйти книга Николая Николаевича
Урванцева, в ней, наверное, есть все.
— Но вы же подолгу оставались один в домике!
Целыми месяцами!
— Такая служба, — ответил Ходов, давая
понять, что беседа окончена.
И лишь в начале восьмидесятых годов он выпустил и свою
книгу о Северной Земле. Но и там почти ничего не писал о себе. В книге
приведено письмо-инструкция, оставленное ему Ушаковым перед тем, как трое
надолго оставили в одиночестве четвертого.
Ходову предписывалось «беречь себя, помня, что Вы
делаете отнюдь не менее важную работу, чем другие члены экспедиции… Какой бы то
ни было риск своим здоровьем, и тем более жизнью, должен быть совершенно
исключен из Ваших поступков. В период вскрытия льдов я, зная по личному опыту
все опасности этого периода, категорически запрещаю Вам морскую охоту или
прогулки в плавающих льдах».
Инструкция заканчивалась словами: «В надежде на
счастливую встречу искренне уважающий и любящий Вас Г. Ушаков».
Прилетел самолет с мыса Стерлигова, привез
здоровяка-крепыша. Все к нему:
— Здорово, Костя! Что это ты так «исхудал»,
Костя?
Это начальник знаменитой комсомольской зимовки Костя
Званцев. Прилетел по делам, улетит обратно с первым попутным.
Костя в общежитие не пошел, поставил себе палатку на
камнях.
— Как зимовали? Прекрасно. Умалять не собираюсь,
кое-что сделали. Топчем первую тропинку.
— Охотились?
— Было дело. Шесть медведей, сорок два песца.
А диксоновская бухта Летчиков! Вот садится «Н-10»
Матвея Ильича Козлова. С берега кричат:
— Ну что?
— Идите играть в преферанс. Сплошной лед* кромки
не видно. Завтра пощупаем вглубь.
Летающая лодка была в воздухе восемь часов. Козлов
устало стягивает желтый замшевый шлем.
Журналисты к нему. Нас скопилась уже целая колония.
Впору открывать филиал Дома печати. И все стонут: скорей бы в путь.
Матвей Ильич устал, но где ему отбиться в одиночку от
нашей оравы?
Пилот он заслуженный. Обучали его Молоков и Алексеев в
Севастополе, где готовят морских летчиков. На Севере, кажется, с конца
двадцатых.
— Где начинали, Матвей Ильич?
— Где? Да в этом вот небе.
— На Диксоне?
— И на Диксоне. Тогда это была крайняя точка.
Вообще на Енисее. Приходилось летать над Белым морем тоже, в общем, в разных
местах. Теперь вот ледовые разведки. Ладно, ребята, имейте совесть, пойду
отдыхать.
Новости с воздуха еще несколько дней одни и те же:
всюду тяжелые льды. Иногда слышишь:
— Вилькицкий вскрылся.
Это о проливе Вилькицкого. Или:
— Видел Колымскую у «Известий».
Речь идет о судах Колымско-Ленской группы, застрявшей
у островов «Известий».
|