Забытыми тропами
Экспедиция Миддендорфа продолжала с возможной
поспешностью продвигаться дальше по Енисею.
В феврале 1843 года путники увидели на высоком обрыве
деревянную колоколенку. То был утонувший в снегах заштатный городок Туруханск,
откуда еще землепроходцы топтали тропы в «землицы незнаемые».
Миддендорф уже не застал в живых Аврамова: тот
трагически погиб при загадочных обстоятельствах. Но с Лисовским он встретился.
Появилась запись: «У местного высокообразованного купца Лисовского в Туруханске
есть прекрасно оборудованная метеорологическая лаборатория». Надо полагать, что
встреча с «купцом» была для Миддендорфа полезной во всех отношениях.
Два года спустя Лисовский разделил участь Аврамова:
при поездке к устью Енисея он якобы внезапно «скончался от горячки»…
По следам землепроходцев, где на собаках, где на
оленьих упряжках, добралась, наконец, экспедиция до Дудинки, последнего селения
на Енисее. И тут слег Фурман: корь! Болезнь непрошеной гостьей явилась на
Таймыр в становища кочевников.
Корь прилипчива, заболел один, переболеют все. А
задерживаться в Дудинке нельзя ни дня: весна торопит. Выручай, докторский
колпак!
Ящики на санях, обшитые оленьими шкурами, превратились
в походную больницу. Бывали дни, когда на ногах оставались только Миддендорф да
Брандт, и все же оленный караван упрямо продвигался к Пясинскому озеру.
В тундре ему повстречался Тит Лаптуков, ссохшийся, но
еще крепкий старичок, похожий на сказочного гнома. Он прожил всю жизнь на
Таймыре, знал языки кочевников — о таком проводнике можно было только мечтать.
Лаптуков повел караван от одного стойбища кочевников к
другому. Никто не встречал гостей у входов в чумы, занесенные сугробами. Глаза,
привыкшие к белизне тундры, сначала различали внутри только угли костра. В полутьме
слышались стоны. Кочевники тяжело переносили корь, для некоторых она
оказывалась смертельной.
Была середина апреля, когда экспедиция, пробиравшаяся
сначала вдоль северного побережья Пясинского озера, а потом по водоразделу
Пясины и Хеты, вышла к четырем курным избам становища Коренного-Филипповского.
Миддендорф попытался нанять оленей, чтобы двигаться дальше на север.
— Подожди, — отвечали ему. — Скоро
начнем кочевать, пойдешь с нами.
Становище находилось почти на 71-й параллели, у
границы тундры и лесотундры.
Ну что же, тут время не пропадет зря! Ведь одна из
задач экспедиции — по возможности объяснить, как растения и животные
приспосабливаются к арктическому климату, определить, где проходит северная
граница лесов.
И оказалось, что отчетливо выраженной общей границы не
существует: на водоразделах лесная растительность резко отодвигается к югу, а
по долинам рек далеко уходит в глубь тундры.
В ожидании начала перекочевки взялись и за походный
бур, уже опробованный в Туруханске. Он с трудом проникал в твердую, как камень,
землю. Пробурили три сажени, потом пять сажен — по-прежнему неподатливая мерзлота.
Но главные исследования этого загадочного явления природы предстояли впереди.
В погожие дни Миддендорф разъезжал по тундре. Однажды
оленья упряжка вынесла его к берегу Хатангского залива. Он узнал эти места,
описанные участниками Великой Северной экспедиции.
А что чернеет у берега? Старая лодка. Очень старая,
теперь таких не делают. Сохранилась не только обшивка, но даже смола и гвозди.
Долго простоял над ней путешественник.
Похоже, то была лодка Харитона Лаптева, пролежавшая
здесь сто два года.
Еще во время подготовки к поездке на Таймыр Академия
наук попросила Адмиралтейство предоставить для ознакомления документы и карты,
относящиеся к Великой Северной экспедиции. Краткие, сжатые донесения ее участников
Миддендорф прочел с величайшим вниманием, сделал много выписок, скопировал
карты.
Да, в XVIII веке Россия исследовала Север с достойным
размахом и смелостью. Почти шестьсот моряков, врачей, ученых, геодезистов,
рудознатцев проникли к ее полярным окраинам. У побережья Северного Ледовитого
океана, от Печоры до Колымы, они боролись со льдами, мерзли в дымных зимовьях,
хоронили товарищей, погибших от цинги и лишений. И выполнили свой долг,
обследовав и положив на карту самые недоступные места материка.
Может, на этой лодке, брошенной на берегу залива, не
раз ходили Харитон Лаптев и Семен Челюскин.
Могучая Лена летом 1739 года вынесла их корабль в
океан. От ленского устья они повернули на запад. С великими трудностями смог
пробиться бот «Якутск» до мыса, где Лаптев записал в дневнике: «У сего мыса
стоя, видели морских зверей, великих собою, подобных рыбе — шерсть маленькая,
белая, яко снег, рыло черное. По-здешнему называют белуга». Лаптев описался:
«не «белуга», а «белуха».
|