В это же время в соответствии
с решениями февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) происходят кадровые чистки
в составе репрессивных органов Иркутска. Была устроена жестокая расправа над
комиссаром безопасности 3-го ранга Я.П. Зирнисом, который с 1930 г. по декабрь 1936 г. возглавлял УНКВД
Восточно-Сибирского края. Избиваемый на допросах в ноябре 1937 г. второй секретарь
крайкома ВКП(б) Степан Павлович Коршунов вынужденно давал такие показания:
«Роль Зирниса... как немецкого агента сводилась к защите интересов немецкого
фашизма, в пропаганде его взглядов. Зирнис в правотроцкистской организации
являлся представителем Германии, в пользу которой он действовал...».
Меньше двух месяцев (январь —
февраль 1937 г.)
находился в должности начальника УНКВД по Восточно-Сибирской области Марк
Исаевич Гай, комиссар госбезопасности 2-го ранга. В марте 1937 г. новым начальником
УНКВД области становится Г.А. Лупекин. «Сын грузчика и прачки», как написано в
его биографии, развернул энергичную деятельность по выявлению «врагов народа».
Тысячи искалеченных судеб на совести этого человека и его последователя —
старшего майора госбезопасности Б.А. Ильюшенко-Малышева. Именно они стали
исполнителями «великого террора» 1937 — 1938 гг.
Как свидетельствуют архивные
документы, подавляющее большинство необоснованных репрессий в отношении наших
земляков в 1937 — 1938 гг. проводилось на основании постановлений «тройки»
УНКВД Иркутской области. Позднее, когда волна репрессий пошла на убыль,
«тройки» и «двойки» были упразднены Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17
ноября 1938 г.
(об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия). По этому поводу был издан
соответствующий приказ НКВД (№ 00762 от 26 ноября 1938 г.). Однако «тройки» и
«двойки» уже успели вписать свою черную страницу в историю кровавых репрессий
1935 — 1938 гг.
Сейчас уже не секрет, что к
началу 1930-х гг. у органов госбезопасности сложилась сеть секретной агентуры,
которая контролировала основные производственные сферы: рабочие коллективы,
крестьянские объединения, совучреждения. В конце 1930-х гг. волна доносительства
захлестнула значительную часть общества. Стимулом к этому служила статья 58.12
УК РСФСР, которая карала за недонесение о контрреволюционном преступлении лишением
свободы на срок не менее полугода. Широкое распространение получили партийные
и комсомольские доносы, доносы в газеты, устные доносы (с посещением
«компетентных органов»), анонимные доносы.
После того как арестованный
«кололся» и подписывал клеветнические показания, он, как правило, на допросы
больше не вызывался: его участь была уже предрешена. В следственных делах
встречается не более одного-двух протоколов допросов. Сроки ведения следствия
были различны. Если дело шло через областную «тройку», то с момента ареста до
вынесения приговора проходило не многим более трех-четырех месяцев. Если же
рассматривал дело и выносил приговор какой-либо другой орган, то оно могло затянуться
до девяти-десяти месяцев. Это было, как правило, в тех случаях, когда человек
до момента ареста занимал высокий (руководящий) пост в областном масштабе.
Тогда следователям приходилось «доказывать» его причастность к московским —
главным — «контрреволюционным центрам». Так, например, председателя
Восточно-Сибирского облисполкома Якова Пахомова и второго секретаря обкома
ВКП(б) Степана Коршунова в ходе следствия возили в Москву для проведения
«очных ставок».
|