Преобладание торговли и ремесла определяло состав и основные занятия жителей Иркутска. В первой половине XVIII в. состав их изменялся в следующем направлении.

Увеличивался удельный вес населения, связанного с занятиями городского типа — торговлей и ремеслом. Служилые люди отодви­гались на второе место. Крестьяне-земледельцы переселялись в деревню, переходили к городским занятиям или сочетали их с сельским хозяйством. Оставшиеся в городе зачислялись в раз­ряды посадских, цеховых, а более зажиточные переходили в ку­печество.

По данным ведомости 1769 г., население Иркутска разделялось на следующие категории: купцы, посадские, цеховые, крестьяне, «фабриканты», приказные служители, разночинцы, церковные слу­жители, штаб — и обер-офицеры, солдаты, казаки и матросы, дворя­не и дети боярские, ясачные иноверцы, «навигацкие ученики».

Основную часть городского населения составляли купцы, посад­ские и цеховые. В 1769 году из 1153 домов, числившихся в Иркут­ске, на долю этих трех категорий приходилось 594 дома. Затем шли разночинцы (180 домов), казаки (101 дом), солдаты и матросы (81), церковные служители (57), приказные (41). Остальные кате­гории занимали незначительное место: крестьяне и дворяне состав­ляли 28 дворов, другие — еще меньше. «Фабрикантами» называли купцов, имевших мануфактуры, ясачными — бурят и представите­лей других народов Сибири, иноземцами — иностранцев. «Навигац­кие ученики» обучались в Иркутской навигационной школе. Незна­чительное количество дворян среди городского населения типично не только для Иркутска, но и для всех городов Сибири. Здесь встречались отдельные представители служилого (а не поместного) дворянства среди чиновников и военных. Это объяснялось отсут­ствием крепостного права в Сибири.

В конце XVII в. купечество Сибири еще не пользовалось дове­рием правительства: в указе от 27 октября 1699 г. сибирские куп­цы назывались «людьми скудными».

В начале XVIII века иркутские купцы также оставались «людь­ми скудными». По словам П. А. Словцова, иркутское купечество тогда «еще не разбогатело». Лишь у некоторых купцов имелись мыловаренные, кожевенные и салотопенные чаны. «Им, — пишет Словцов, — не всегда удавалось скупать белку и соболей даже тункинских и кудинских. Приезжие купцы вмешивались и перебивали закупку у иркутян везде: в стойбищах Аларских, Идинских, Балаганских и Верхоленских. Что касается промыслов бельих и соболи­ных в Нерчинском крае, по Витиму, на Нижней Тунгуске, Олекме, Колыме и Камчатке, туда не досягали маломочные руки торговцев иркутских, кроме предприимчивых двух человек — Трапезникова и Югова».

Во второй половине XVIII века, благодаря развитию русско-китайской торговли и внутренней торговли в Сибири, многие из сибирских купцов превратились из «скудных людей» в богатых и «именитых граждан» тогдашнего общества, властвовавших во мно­гих городах Сибири. Наиболее показательным в этом отношении является Иркутск. Здешних купцов усиливали, с одной стороны, изобилие дорогой пушнины и торговля с Китаем, с другой сторо­ны— выгодность внутренней торговли, объяснявшаяся разбросан­ностью населения на обширной территории, которое постоянно нуждалось в необходимых жизненных припасах и разных товарах, как-то: олово, свинец, железо, сошники, посуда, чай, табак, соль, сукно, ткани и проч. Купцы по дорогой цене сбывали свои товары местному населению и дешево скупали производимую им продук­цию, что обогащало купечество и обусловливало господствующее положение его. «Торговые и промышленные выгоды Сибири, — пи­шет Щапов, — постоянно привлекали из России в сибирские горо­да новых торгово-промышленных людей. Так, в один Иркутск в течение XVIII столетия переселились несколько купцов, преиму­щественно из поморских городов — Устюга, Тотьмы, Каргополя, Вологды и других, и основали здесь богатые купеческие дома». Из крупного купечества в Иркутске сложилась олигархия, которая процветала и властвовала над общественным управлением.

Указом от 31-го июня  1762 г. правительство уничтожило ка­зенную монополию в кяхтинской торговле  и  разрешило   купцам свободно торговать с китайцами всеми видами мягкой  рухляди. С этого времени для многих сибирских купцов, особенно для иркутских, наступил «золотой век». Они устремились не только в дерев­ни, села и улусы, лежащие близ городов, но и на далекие северные окраины. Во всех этих местах купечество скупало пушнину, мерлуш­ку, продукты скотоводства и земледелия, одновременно продавая промышленные товары, привезенные из Европейской России и Ки­тая. Народам сибирского севера купцы не только сбывали про­мышленные товары, но и закупленный в земледельческих районах хлеб и получали от них взамен ценные виды мягкой рухляди. Одну часть мягкой рухляди отправляли в Европейскую Россию, дру­гую — в Кяхту, где ее довольно выгодно меняли на китайские това­ры. Уже в 60-х годах XVIII в. внешняя и внутренняя торговля ста­ла монополией крупных купцов, этим был открыт широкий простор для торгово-ростовщической эксплуатации трудящихся Сибири. Пользуясь острой нуждой крестьян в деньгах для уплаты податей и покупки предметов первой необходимости, купцы давали в долг под высокие проценты деньги и товары. Если долг не уплачивался в срок, проценты еще больше повышались. В результате крестьяне оказывались в кабале у купцов, были вынуждены отрабатывать долг или за бесценок продавать им пушнину, хлеб, скот и прочее. Например, ленское и киренское крестьянство постоянно жалова­лось на самоуправство иркутских купцов. «Задолжавшись раз, — пишет Щапов, — жители постепенно делались неоплатными долж­никами. Купцы немилосердно взыскивали с них долги, разъезжали по деревням на крестьянских подводах без платежа прогонов, на­хально, бессовестно обманывали крестьян в своих обязательствах поставлять им съестные припасы».

Иркутское купечество ревностно охраняло свои монополии. Оно в 1756 г. решительно отказывалось открыть в Иркутске ярмарку, на которую иногородние купцы могли бы привозить свои товары и продавать их в розницу, но по настоянию губернатора ярмарка все же была открыта.

Выгодность торговли мягкой рухлядью побуждала иркутских купцов искать новые пушные районы, с этой целью они проникали на Камчатку и Алеутские острова. Вновь открытые пушные места стали особенно привлекать купечество, когда появился в Кяхте большой спрос на морских бобров, торг которыми приносил круп­ную прибыль. По сведениям Иркутской земской избы, относящимся к 1761 г., некоторые иркутские купцы имели свои суда «в камча­дальских острогах». Другие приобретали суда совместно с ино­городними купцами и отправляли своих приказчиков и работных людей «для промыслу морских бобров по островам». Иркутские купцы имели также небольшие суда с одним парусом, называемые дощаниками. Работников для плавания на них по Байкалу, Ангаре, Енисею нанимали как из иркутских посадских, так и из пришлых людей, «знающих опасные места» и «поводство» (судоходство).

Крупные доходы приносили купцам подряды и поставки в казну.

В купечество по городу Иркутску записывались сыновья мест­ных купцов, для которых занятие торговлей становилось наслед­ственным, зажиточные крестьяне, разночинцы и цеховые «по име­нию у них капиталов от трехсот до пятисот и до тысячи и до трех тысяч рублев». Различались первостатейные, второстатейные и третьестатейные купцы.

Среди купцов выделялись крупные первостатейные коммерсанты, бывшие монополистами в области торговли, откупов и подрядов. Далее шло среднее купечество и мелкие купцы, являвшиеся, глав­ным образом, контрагентами крупных.

В 1775 г. из состава купечества была выделена группа торгу­ющих мещан, оборотный капитал которых не превышал 500 рублей. Купцы разделялись тогда на три гильдии соответственно размерам капиталов. К 3-й гильдии относились купцы, заявившие капитал в 1000 руб., ко второй — свыше 1000 и до 10000 руб., к первой — свыше 10000 руб.

При слабом развитии промышленности занятия иркутских по­садских, или мещан (название «мещане» устанавливается во второй половине XVIII в.), были связаны главным образом с торговлей. Они занимались мелкой торговлей, извозом и сплавом товаров, из­готовлением саней, телег и упряжи, содержанием постоялых дворов, заготовкой корма для лошадей и тары для упаковки товаров. Ме­щане имели покосы, огороды, скот, небольшие кожевни, занимались рыболовством.

Из обедневших мещан, цеховых, крестьян, городской и деревен­ской бедноты комплектовались работные люди. Они работали по найму на купеческих дворах, товарных складах, мануфактурах, за­водах, батрачили у зажиточных мещан. Иркутские мещане нани­мались на промыслы «в камчатские остроги» и в «морской вояж» - на Алеутские и Курильские острова. Мещане «бедного состояния» попадали в ростовщическую кабалу к купцам.

Когда главным занятием мещанина было ремесло, он зачислялся в цех и становился цеховым.

В 1769 г. в Иркутске числилось 726 цеховых — ремесленников. Они занимались следующими ремеслами: иконописным, серебря­ным и меднолитейным, литьем оловянной посуды, портновским, шапочным, столярным, токарным, кузнечным, «часов вождением» (часовщики), котельным, плотничным, бочарным и чанным (изго­товление кожевенных чанов), лотошным, санным, сапожным, баш­мачным и чирочным, кожевенным, мыловаренным, неводным, рука­вичным, шерстобитным, каменным и кирпичным, горшечным, пряничным, маркитантским (трактирным). Число ремесленников считалось недостаточным для удовлетворения местных нужд. По свидетельству Иркутской земской избы, ремесленников «надле­жало приумножить» почти в три раза. Можно   полагать, что, кроме ремесленников, зачисленных в цехи, некоторые ремеслен­ные изделия изготовляли посадские, не приписанные к разряду цеховых.

В «Расписании» городов, острогов и слобод Иркутской губер­нии (1779 г.) цеховых значится в Иркутске 742, Селенгинске — 101, Удинском пригороде (Верхнеудинске) — 6, Кабанском остро­ге— 7, Кяхтинском форпосте — 953, всего 1809 цеховых. Кроме того, имелись ремесленники, не состоявшие в цехах. Это были дере­венские, посадские и улусные кузнецы, плотники, кожевники и пр. По количеству цеховых Иркутск уступал только Кяхтинскому фор­посту (Кяхте), где работали ремесленники, обслуживавшие при­граничную торговлю России с Китаем.

Иркутские цеховые не были замкнутой корпорацией: доступ в цех и выход из него не представлял особых затруднений. При не­многочисленности цеховых в Иркутске не было по существу деле­ния на цехи по специальностям. Все ремесленники в администра­тивно-организационном отношении представляли собою как бы один цех, во главе которого стоял выборный цеховой староста (сначала он назывался альдерманом). К обществу цеховых (часто его называли просто цехом) приписывались мещане и крестьяне, для которых какое-либо ремесло стало основным занятием. При­писанные к цеху обязывались платить денежные сборы и несли повинности, возложенные на цеховых. Приписка производилась с согласия общества цеховых. При немногочисленности ремесленни­ков они не опасались взаимной конкуренции, легко находя заказ­чиков. Поэтому в Иркутске не было типичной для цехов регламен­тации количества и качества изделий, числа подмастерьев и учени­ков и т.д. Цеховой староста и сходы цеховых ведали главным об­разом приемом в цех, раскладкой и выполнением казенных и маги­стратских денежных сборов и повинностей, распределением покос­ных угодий, мест в гостином дворе, казенных подрядов, а также некоторыми вопросами городского благоустройства. Цеховые изби­рали одного из старост земских дел в Земскую избу и участвовали в сходах купеческого, мещанского и цехового обществ, ведавших упомянутыми вопросами в общегородском масштабе.

В одном из «доношений» иркутских купцов указывалось, что среди цеховых есть люди, имеющие капиталы. Это были владель­цы мастерских, эксплуатировавших труд подмастерьев, учеников и наемных работных людей. Необходимо при этом отметить, что четкого разграничения цеховой иерархии — мастер, подмастерье, ученик — в Иркутске не было. Разбогатевшие цеховые, как видно из документов Иркутской земской избы, приписывались к купечеству, становились купцами.

«Капитальные люди» составляли незначительное меньшинство среди цеховых. В общественном приговоре цеховых в 1785 г. ука­зывалось, что «пропитание имеют цеховые от мастерств своих и разных промыслов и в наймах у разных званиев в строчных рабо­тах по недостаткам своим з забиранием наперед денег, за малые иены от капитальных людей». Это замечание представляет интерес для характеристики разных категорий цеховых.

Одни из цеховых имели пропитание «от мастерств своих», рабо­тая в одиночку или с помощью своей семьи. Другие являлись «капи­тальными людьми», применяющими наемный труд, занимавшими­ся ростовщичеством. Третьи были вынуждены служить «в най­мах», «быть в срочных работах у капитальных людей»: купцов, владельцев мастерских, чиновников, зажиточных мещан. «Забира­ние наперед денег от капитальных людей» представляет один из видов ростовщического кредитования. Кредитуясь «по недостаткам своим», цеховые и мещане были вынуждены отрабатывать долг с нараставшими процентами.

Все категории городского населения, за исключением чиновни­ков, духовенства и военных, платили податные сборы. Купцы упла­чивали процентные сборы с объявленного капитала, подушные и «магистратский трактамент». В 1785 году сумма магистратского трактамента складывалась из расходов на жалованье секретарю и приказным служителям магистрата, «пробирному» мастеру с уче­никами, на приобретение свеч, чернил и дров, содержание лошади при полиции для возки пожарных инструментов, «заведение горо­довой школы», починку мостов. Мещане и цеховые платили подуш­ную подать и магистратский трактамент. Подушная подать опреде­лялась в 1 руб. 92 коп. в год с каждой души мужского пола, тракта­мент - 1 руб. 68 коп. Фактически эта сумма повышалась, так как приходилось платить по раскладке за убывших, малолетних, преста­релых, больных, умерших, а также покрывать недоимки прежних лет. В 80-х годах XVIII века иркутские цеховые платили только подушных по 4 руб. 28 коп. с души. Необходимо отметить, что 4 рубля составляли почти двухмесячное жалованье магистратского пищика (канцелярского писца), получавшего 26 руб. в год. Кроме обычных казенных сборов, с иркутян собирали деньги на рекрутов, на угощение начальства в дни «царских праздников» и проч. Су­ществовали еще неофициальные «темные поборы» в пользу чинов­ников и штрафы «за небытие на исповеди». Если для купцов и за­житочных мещан податные и трактаментные сборы не представля­ли еще особой тягости, то для несостоятельных мещан и цеховых они становились «несносным отягощением». Приведем любопыт­ный пример.

В январе 1785 г. на сходе иркутских мещан, купцов и цеховых был доставлен приговор об отпуске на магистратский трактамент 3459 руб., по 1 рублю 68 коп. на душу. Купцы и мещане подписа­лись под приговором, а цеховые «от оного отреклись», заявив, что они «такого не по силам трактаменту снести».

На отдельном сходе был вынесен особый приговор. Цеховые называли новый трактамент «несносным отягощением» и просили городовой магистрат о «защищении».

В приговоре цеховых указывалось, что немалое количество лю­дей выбыло из цеха в мещане, «а гражданские службы нисколько против мещан не уменьшены». Цеховым приходится платить по­душные сборы за престарелых, малолетних, увечных, умерших, не имевших наследников. В результате оставшиеся платят подушные деньги «с крайним изнеможением и замедлением». В заключитель­ной части общественного приговора говорилось:

«Если же положится такой несносный трактамент, то уже остановитца збор подушных денег и может притьтить общество в край­нее раззорение и в неплатеж доимок (недоимок) и лишит нашего звания». Цеховые просили «от такой несносности защитить» и оста­вить прежний трактамент без прибавки дополнительной суммы.

Магистрат назвал нежелание цеховых платить повышенный трактамент «явным непокорством» и отменил их общественный при­говор, «дабы оные не согласными оговорками не могли наводить в переписках правительств затруднениев».

В первые десятилетия существования Иркутска городское на­селение непосредственно подчинялось приказчикам, затем — воево­дам, но во второй половине XVII в. появляются посредники между ними и горожанами. Посадские выбирали земского старосту. Он яв­лялся выборным главой посадских и ведал, главным образом, по­ступлением с них оброков, а также следил за выполнением распоря­жений воеводской приказной избы. Раскладка и непосредствен­ный сбор налогов поручались выборным «окладчикам» и «сборщи­кам». Когда правительством для сбора косвенных налогов была установлена так называемая «верная система», основанная на де­нежной ответственности горожан за налоговые поступления, то по­садские были обязаны выбирать «целовальников» — таможенных, «пивных», «винных», «соляных». Поступлением косвенных налогов ведал «таможенный, заставной и кружечных дворов голова».

Институт земских старост, или старост земских дел, существо­вал в Иркутске на протяжении всего XVIII в. Тогда избиралось три земских старосты: от купцов, цеховых и посадских. Они стоя­ли во главе Земской избы (официально она называлась «Иркут­ские земские дела»).

В 1720—1721 гг. Петром I была проведена реформа городского управления. Правительство учредило в Петербурге Главный маги­страт, а в других городах — городовые магистраты, ответственные круговой порукой за сбор подушной подати и прочие казенные сбо­ры. Городское общество разделялось на два основных разряда: граждан «регулярных» и «нерегулярных». Регулярные граждане делились на две гильдии: к первой причислялись банкиры, купцы, промышленники, доктора и аптекари, шкиперы, ювелиры, художни­ки и ученые; вторую гильдию составляли ремесленники и мелкие торговцы. К нерегулярным гражданам были отнесены наемные ра­бочие, поденщики и другие представители городского населения, остававшиеся в бесправном состоянии. Лица других сословий (ду­ховенство, дворяне, крестьяне), постоянно жившие в городе, в чи­сло городских граждан не входили и не участвовали в городском управлении.

Орган городского управления — магистрат, затем ратуша-— представлял собою выборную коллегию. Ее избирали только «ре­гулярные граждане», «нерегулярные» были от выборов устранены.

Организация купцов и промышленников, регулирование торгов­ли и промышленности в городах, избежание недоимок при сборе по­душной подати — таковы были основные задачи городской рефор­мы. Преобладающую роль в управлении городом играли купцы. Ма­гистрат ведал раскладкой податных сборов, городским хозяйством, следил за порядком в городе, выполнял распоряжения высшего на­чальства. В ведении магистрата находилось цеховое управление. Во главе каждого цеха стоял старшина (альдерман), выбранный из мастеров.

В 1722 году в Иркутске была открыта городовая ратуша, под­чиненная тобольскому магистрату. Первыми иркутскими бургомист­рами были Михаил Сухой и Семен Гранин. Через год вместо рату­ши в Иркутске был учрежден магистрат. Бургомистры остались те же, а ратманами выбраны купцы Прокопий Верховцев, Иван Толмачев и Савва Котов. В 1728 году магистрат в Иркутске был закрыт, а вместо него учреждена ратуша во главе с бургомистром купцом Трифоном Бречаловым. Ратуша находилась в ведении Ир­кутской провинциальной канцелярии.

Читать дальше