Обращает
особое внимание на себя дипломатическая деятельность генерал-губернатора
Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского (1847—1861 гг.). Он представляет
собой колоритную фигуру переходного времени, когда Россия вступала на путь отмены
крепостного права и развития капитализма. В деятельности Муравьева буржуазный
либерализм сочетался с деспотизмом. Писатель В. И. Вагин, лично знавший Н. Н.
Муравьева-Амурского и служивший при нем в Главном управлении Восточной Сибири,
следующим образом характеризовал этого государственного деятеля:
«Как личность
граф Амурский был очень сложная натура. Высокие качества до такой степени
сливались в нем с крупными недостатками, что трудно было разобраться и решить,
которая сторона брала перевес. Он заслуживает подробного психологического
анализа; но такой анализ будет возможен только тогда, когда для него накопится
более данных, когда будут вполне известны и официальная деятельность графа, и
его переписка, и подробности его частной и общественной жизни. Большие
способности и честолюбие, необыкновенная энергия, блестящее, но поверхностное
образование, живой, быстрый и находчивый ум, вспыльчивый до бешенства и
мстительный характер, пристрастие к своим любимцам и, наконец, покрывающая все
это слава мирного занятия обширной страны».
Еще до
назначения в Сибирь Н. Н. Муравьев, занимавший должность тульского губернатора,
подал Николаю I записку об отмене крепостного права. Свою деятельность в Восточной
Сибири Муравьев начал с принятия мер против злоупотреблений чиновников, золотопромышленников,
купцов-ростовщиков. Он оказывал покровительство политическим ссыльным —
декабристам, петрашевцам, — содействовал научной работе Сибирского отдела
Географического общества. Муравьев утвердил петрашевца Спешнева редактором
«Иркутских губернских ведомостей» и оберегал газету, принявшую в первые годы
своего существования «обличительное направление», от нападок цензуры. С другой
стороны, в действиях Муравьева проявлялись черты самодурства и деспотизма. Он
не терпел критики своих поступков и стал притеснять Буташевича-Петрашевского,
петрашевца Львова и декабриста Завалишина за статьи в герценовском «Колоколе» и
«Морском сборнике», критиковавшие действия Муравьева. Петрашевский был выслан
из Иркутска в глухие места Минусинского уезда Енисейской губернии, а Завалишина
выслали из Читы, где он жил на поселении.
Вскоре же по
приезде в Иркутск Н. Н. Муравьев стал уделять большое внимание амурскому
вопросу. Понимая экономическое и военно-стратегическое значение Приамурья,
Муравьев поставил главной целью своей деятельности в Восточной Сибири присоединение
этого края к России. Русские землепроходцы (Поярков, Ерофей Хабаров и другие)
еще в XVII веке проникли на Амур. В этом крае был основан город Албазин и
другие русские поселения. Но в XVII веке противодействие со стороны китайского
богдыхана, располагавшего большим войском, помешало малочисленным группам
наших казаков закрепиться в Приамурье. По Нерчинскому договору 1689 года
восточная граница России прошла по притоку Амура — р. Аргуни, а самое Приамурье
осталось за пределами русских владений. Оно фактически не было включено в
состав Китайского государства, но богдыханы считали народы и племена Приамурья
(дауров, дючеров, гиляков, гольдов и других) своими данниками. Край был очень
слабо заселен, и его природные богатства незначительно использовались местными
жителями. Вопрос о присоединении Приамурья к России выдвигался еще до
Муравьева, Амур называли русской рекой, но правительство боялось осложнений с
Китаем и Англией, которая вела активную политику на Дальнем Востоке. Ко второй
половине XIX века сложилась более благоприятная обстановка для разрешения
амурского вопроса в интересах России. В Восточной Сибири создалась опорная
база для продвижения на юго-восток. Такой базой стал Иркутск и Иркутская
губерния, а также Забайкальская область с Читой и Нерчинском. Главную роль при
этом играл Иркутск, как административный, торговый и военный центр края. Здесь
находилась резиденция генерал-губернатора, штаб войск, расположенных в Восточной
Сибири, имелись провиантские и товарные магазины, склады оружия и воинских
припасов. Поставив главной целью своей деятельности присоединение Приамурья,
Н. Н. Муравьев, выдающийся исследователь Дальнего Востока Г. И. Невельской,
Завойко и другие проявили кипучую энергию. Знаменитый русский писатель И. А.
Гончаров, встретивший Муравьева в самый разгар его деятельности на Амуре,
писал: «Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений,
неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями, с
batonsdanslesroues
как он выразился, которыми тормозили его ретивый пыл. Небольшого роста,
нервный, подвижной. Ни усталого взгляда, ни вялого движения я ни разу не видел
у него. Это — боевой, отважный борец, полный внутреннего огня и кипучести в
речи, в движениях». «Палками в колеса» Муравьев называл препятствия, чинившиеся
ему в центре. Особенно усердствовала в этом отношении «немецкая партия» при
императорском дворе во главе с министром иностранных дел Нессельроде.
Последний был противником политики присоединения Амура, которую проводил
Муравьев. Гончаров пишет, что Муравьеву приходилось бороться не только с
суровой природой на Амуре и китайским правительством, но «с графом
Нессельроде, о котором он не мог говорить хладнокровно, да и обо всех, кто
кидал ему batonsclanslesroues
— в Петербурге с одной стороны, с другой — там на месте; он одолевал природу,
оживлял, обрабатывал и населял бесконечные пустыни. Пылкий, предприимчивый дух
этого энергичного борца возмущался, человек не выдерживал, и тогда плохо было
нарушителю закона». Гончаров, так выразительно описавший обломовщину,
порожденную крепостничеством, с восхищением говорил о кипучей энергии,
предприимчивости и отваге русских пионеров освоения Приамурья.
Муравьеву
приходилось действовать на свой страх и риск. В случае неудачи на него
обрушились бы репрессии и он был бы обвинен в самоуправстве. Н. Н. Муравьев
предвидел это, но не страшился опалы, понимая значение амурского вопроса для
Русского государства. Наоборот, не имея твердой поддержки в центре, не получая
оттуда никакой материальной помощи, Муравьев стал действовать еще энергичнее,
используя внутренние ресурсы Восточной Сибири. Своими «достойными товарищами и
сотрудниками» Муравьев называл казаков, солдат и матросов. В приказе по
войскам Восточной Сибири 19 февраля 1861 года он писал: «Служба моя с Вами на
пользу отечества останется для меня самым отрадным воспоминанием. Спасибо Вам,
казаки, солдаты и матросы, за Вашу верную и неутомимую службу, благодаря
которой возникла русская жизнь в новом Амурском крае. Я горжусь, что командовал
Вами в то именно время, когда так много выпало на долю Вашу сделать полезного
России».
Н. Н.
Муравьев, замышляя присоединение Амура, стремился использовать политическую
обстановку, сложившуюся в Китае в 40-х—50-х годах. Внимание китайского правительства
было поглощено внутренней борьбой (восстание тайпинов), а также агрессивной
политикой Англии на юге Китая. Попытки англо-французского флота в 1854 г. совершить захват
Камчатки и проникнуть в устье Амура побудили Муравьева еще более активизировать
свои действия в отношении Приамурья.
Утром 6-го
ноября 1854 г.
в Иркутск прибыл к генерал-губернатору Восточной Сибири с Камчатки лейтенант
Дмитрий Максутов с донесением от военного губернатора Завойки о разгроме
англо-французского десанта, совершившего нападение на Петропавловский порт.
Торжественно отметили иркутяне это радостное известие. Ученик иркутской
гимназии Лисавин написал по этому поводу стихи, получившие широкое
распространение:
Раздался
колокольный звон,
Народ
шумящими толпами
Идет, бежит
со всех сторон,
И мчатся сани
за санями.
Лишь у коней
из-под копыт
Пыль
серебристая летит.
Но что все
это знаменует?
Куда теперь
спешит народ?
Сибирь победу
торжествует —
Разбит
англо-французскийфлот...
Неудачной
оказалась и попытка англичан проникнуть в устье Амура, но Муравьев опасался
возможности повторения подобных нападений.
Присоединение
Приамурья к России не являлось завоеванием новой страны. В состав Русского
государства возвращались земли, открытые нашими землепроходцами еще в XVII
веке. Умелая и решительная политика Н. Н. Муравьева и его сотрудников привела
к тому, что присоединение Приамурья совершилосьбезвсякого кровопролития, можно сказать, без выстрела. Дело ограничилось
военной демонстрацией в форме вооруженных экспедиций («сплава») по Амуру,
колонизацией Приамурья и дипломатическими переговорами с Китаем.
Г. И.
Невельской произвел обследование Амура до его устья и опроверг мнение о несудоходности
амурского лимана. Он проплыл также вокруг Сахалина, считавшегося прежде
полуостровом, и доказал, что Сахалин — остров. Достигнув устья Амура,
Невельской в 1849.году водрузил там русский флаг и положил начало закреплению
Приамурья за Россией. В 1850—1851 гг. на Амуре были построены Петровское
зимовье и Николаевский пост. В 1853 году основан Муравьевский пост на Сахалине.
После таких удачных действий, совершенных по инициативе Н. Н. Муравьева, ему в
1854 году было предоставлено право непосредственных сношений с Китаем. В
1854—1855 гг. были совершены две военные экспедиции на Амур, называвшиеся
сплавами. Во время этих сплавов на Амур прибывали русские переселенцы и войска,
доставлялся провиант, оружие и военные припасы. В Приамурье стали возникать
русские поселения, и край постепенно закреплялся за Россией. Наконец, Муравьев
приступил к дипломатическим переговорам с китайским правительством. В 1858 г. был заключен с
Китаем Айгунский трактат, определивший границу между двумя государствами по
Амуру. Затем на основании Пекинского договора 1860 г. за Россией были
окончательно закреплены левый берег Амура, Приморье и остров Сахалин. В 1860 г. был основан
Владивосток, выросший в дальнейшем в крупный портовый город.
Присоединение
Приамурского и Приморского краев к России имело большое значение. Оно
обеспечило за Россией выход к Великому океану на юго-востоке, способствовало
развитию внутренней и внешней торговли, открыло для земледельческой и
промысловой колонизации новый край, щедро наделенный дарами природы. Здесь
упорным трудом наших переселенцев были созданы Владивосток, Хабаровск,
Николаевск-на-Амуре и другие города, многочисленные села, деревни и заимки.
Амурские дела
способствовали оживлению иркутской жизни. В Иркутске составлялись проекты,
издавались распоряжения, связанные с присоединением и освоением Приамурья,
снаряжались экспедиции, комплектовались воинские части и партии переселенцев,
заготовлялись продовольствие и товары для сплавов по Амуру. Амурский вопрос
оживленно обсуждался в печати и обществе. Колонизация Приамурья способствовала
увеличению торговых оборотов Иркутска. До 80-х годов XIX в. он являлся главным
административным и торговым центром для Амурской и Приморской областей,
вошедших в 1883 году в состав Приамурского генерал*; губернаторства. В
дальнейшем с развитием торговли с Приамурьем морским путем, а затем с
проведением Сибирской железной дороги торговые связи Иркутска и этого края
уменьшились, но не прекратились. Они продолжаются и в XX веке.
Во второй
половине XIX в. усиливалась политическая ссылка в Сибирь, отражавшая развитие
революционного движения в России. В этот период в Сибирь были сосланы участники
крестьянских волнений и рабочего движения, подъем которого усилился с
70-х—80-х годов XIX в., русские революционные демократы шестидесятых годов,
польские повстанцы 1863 г.
и народники 70-х—80-х годов. С 90-х годов XIX в. в сибирскую ссылку прибывают
деятели нового революционного поколения — пролетарские революционеры-марксисты.
В 60-х годах
в Восточную Сибирь были сосланы революционные демократы М. И. Михайлов, Н. Г.
Чернышевский, Н. А. Серно-Соловьевич.
Талантливый писатель,
публицист, видный революционный деятель М. И. Михайлов (1829—1865) сослан на
Нерчинскую каторгу в 1861 г.
за распространение написанной совместно с Н. В. Шелгуновым прокламации
«Молодому поколению». Сначала он отбывал каторгу на Казаковском прииске, затем
на Кадаинском руднике. В ссылке М. И. Михайлов продолжал писать революционные
стихи. Тяжкие условия жизни на каторге подорвали его здоровье. Он скончался в
Кадаинской тюрьме 3 августа 1865
г.
Стихотворения
Михайлова, призывавшие к борьбе против произвола, получили широкое
распространение. Одно из них стало популярной революционной песней:
Смело,
друзья,
Не теряйте
бодрость
В неравном
бою,
Родину-мать
защищайте,
Честь и
свободу свою...
Имя великого
русского писателя, литературного критика, ученого, экономиста и философа,
революционера-демократа Н. Г. Чернышевского было известно передовым людям
Восточной Сибири еще до прибытия его в ссылку. Боевой орган революционных демократов
«Современник» выписывался в 60-х годах XIX в. в Иркутске в количестве 41 экз.,
Киренске — 1 экз., Нижнеудинске — 3 экз., Кяхте—15 экз., Троицкосавске — 2
экз., Верхнеудинске— 4 экз., Нерчинске —4 экз., Петровском заводе—1 экз.,
Селенгин-ске — 3 экз., Чите — 7 экз. — всего 81 экземпляр. Редакция «Современника»
отметила Иркутск в числе городов России, в которых проявлялся живой интерес к
этому журналу, занявшему видное место в истории общественной мысли и
литературы.
Н. Г.
Чернышевский был сослан в 1864
г. В Иркутск он прибыл 2 июня этого же года и прожил
здесь всего неделю. Затем его отправили на каторжные работы в Усольский солеваренный
завод. Здесь он пробыл до 23 июля и был сразу после возвращения в Иркутск переведен
на Нерчинскую каторгу. После двух лет пребывания в Кадаинской тюрьме Чернышевского
перевели в Александровский завод, расположенный в 30 верстах от Кадаи.
Каторга не
сломила Н. Г. Чернышевского. Он пользовался большим авторитетом и уважением
среди политических ссыльных— польских повстанцев и каракозовцев, вел среди них
революционно-демократическую пропаганду, продолжал даже в тяжелых тюремных условиях
свою литературную деятельность: писал повести, романы, пьесы, которые
ставились самими ссыльными. В ссылке Н. Г. Чернышевский закончил роман «Пролог
пролога», «Дневник Левицкого» и другие произведения.
В июне 1866 г. в Иркутск приехала
жена Н. Г. Чернышевского Ольга Сократовна с сыном Михаилом. Она обратилась к
иркутскому губернатору Шелашникову с прошением о разрешении свидания с мужем.
Такое разрешение было получено лишь через месяц. 12 августа О. С. Чернышевская
в сопровождении жандарма выехала в Александровский завод, а затем прибыла в
Кадаю. Здесь и произошло долгожданное свидание. Через три дня О. С. Чернышевская
была вынуждена уехать из Кадаи.
В 1866 г. надзор за Н. Г.
Чернышевским в связи с происходившим тогда восстанием политических ссыльных на
Кругобайкальском тракте усилился. Из Кадаи его перевели в тюремное помещение
Александровского завода.
О. С.
Чернышевская собиралась еще раз выехать на свидание с мужем, но не получила
разрешения в связи с тем, что генерал-губернатор Восточной Сибири Корсаков
донес шефу жандармов о намерении польской эмиграции освободить Чернышевского.
Намерение
освободить Н. Г. Чернышевского не раз возникало в русских революционных кругах.
В январе 1871 г. в Иркутск приехал
видный революционный деятель, член Генерального Совета 1-го Интернационала,
один из переводчиков на русский язык первого тома «Капитала» К. Маркса Г. А.
Лопатин. Он прибыл из-за границы с целью освобождения Н. Г. Чернышевского из
ссылки. Приехав в Иркутск под именем Николая Любавина, Лопатин намеревался
отправиться для осуществления своей цели в Забайкалье. Эта поездка не удалась,
так как 1 февраля 1871 г.
он был узнан, арестован и заключен в иркутскую тюрьму. 3 июня он совершил
первый побег, но был задержан. Второй же побег Г. А. Лопатина оказался удачным.
В августе 1870 г. срок тюремного
заключения Н. Г, Чернышевского истекал и он должен был выйти на поселение.
Однако, боясь общественно-политического влияния революционера-демократа, царское
правительство отправило его на дальний север — в Вилюйский острог.
Во время
пребывания Н. Г. Чернышевского в Вилюйске была совершена последняя попытка его
освобождения. В Вилюйск прибыл революционер-народник И. Н. Мышкин. При
содействии одного из канцелярских писцов ему удалось раздобыть казенную бумагу
со штампом и печатью, а также мундир жандарма. Под видом жандармского офицера
Мышкин отправился в Вилюйск, где предъявил местному начальству предписание о
выдаче ему Чернышевского для отправки в Иркутск. Действия Мышкина вызвали
подозрения, и он был арестован. Лишь в 1883 г. Н. Г. Чернышевскому разрешили
вернуться из ссылки.
В 1865 г. царское
правительство сослало в Сибирь близкого друга, единомышленника и соратника Н.
Г. Чернышевского Н. А. Серно-Соловьевича. Место ссылки назначал генерал-губернатор
Восточной Сибири, и поэтому Серно-Соловьевич был отправлен по этапу в Иркутск.
Еще во время пребывания в пересыльных тюрьмах в Петербурге и Москве, затем по
пути в Иркутск Н. А. Серно-Соловьевич с некоторыми польскими деятелями 1863 г. замышлял поднять
восстание ссыльных в Сибири, надеясь на присоединение к ним народа, и активно
участвовал в разработке плана восстания. .В написанном им воззвании «Во имя правды
и воли и ради вечного благополучия всех и каждого» содержался призыв к
революционному восстанию против царизма. Воззвание призывало народ, солдат и
политических ссыльных, сосланных за участие в польском восстании 1863 г., к дружной
совместной борьбе за установление справедливого общественного строя и заканчивалось:
«Народ, встань честно, смело и дружно за правду и волю».
Во время
следования по этапу Н. А. Серно-Соловьевич и его товарищи разговаривали с
местными жителями, заводили знакомства, привлекали нужных людей, собирали
средства. Была составлена особая инструкция для осуществления плана восстания
и его военно-технической подготовки. Военным руководителем замышляемого
восстания считался политический ссыльный Павел Левандовский.
Предполагалось,
что восстание начнется в феврале или марте 1866 г. Сигналом к нему
должно было стать выступление на Троицком заводе в Енисейской губернии, в 193 километрах от г.
Канска.
План
восстания Осуществить не удалось. По доносу провокатора эта группа была
раскрыта правительством. Ряд активных участников подготовки восстания был
арестован. Главный вдохновитель этого замысла Н. А. Серно-Соловьевич, прибывший
в Иркутск в конце 1865 г.,
умер здесь 14 февраля 1866 г.
В последнем письме из Иркутска, написанном в ноябре 1865 г., он выражал надежду
на освобождение народа от угнетения:
Я не создан
невольником петь.
Я тогда
воспою этот край,
Когда воля
посеет в нем рай
И
проснувшийся разум сотрет
Человека
осиливший гнет.
Первоначальный
замысел восстания осуществить не удалось, но несколько позже, 25 июня 1866 г., ссыльным все же удалось
поднять восстание на Кругобайкальском тракте. Ссыльные, работавшие недалеко от
Култука, напали на конвойных, обезоружили их, захватили казенных лошадей и
двинулись по тракту к почтовой станции Посольской. К ним присоединялись другие
политические ссыльные. Арестовав конвойных офицеров, обезоружив весь конвой,
повстанцы составили отряд под названием «Сибирский легион вольных поляков». 28
июня 1866 г.
между повстанцами и прибывшими на тракт царскими войсками произошел бой. Плохо
вооруженные повстанцы потерпели поражение. Одни из них были захвачены, другие
ушли в тайгу. Три недели блуждали они по незнакомым местам. Выйдя затем в
долину реки Темника, повстанцы были окружены и взяты правительственным отрядом,
состоявшим из пехоты и казаков.
По приговору
Иркутского военно-полевого суда четыре руководителя восстания — Н. Целинский,
Г. Шарамович, Я. Рейнер, В. Котковский — были расстреляны. Остальным увеличили
срок каторги.
Кругобайкальское
восстание 1866 г.
потерпело поражение, но оно не прошло бесследно. События, происходившие на
Кругобайкальском тракте, получили широкую известность как в России, так и за
границей. На открытом заседании военного суда над повстанцами присутствовал
известный географ П. А. Кропоткин, служивший тогда в Главном управлении
Восточной Сибири. Он записывал речи и составил подробный отчет, дающий
представление о Кругобайкальском восстании и выступлениях повстанцев на суде.
Этот отчет был целиком опубликован в петербургской газете «Биржевые ведомости».
Другой отчет, составленный сибирским литератором В. И. Вагиным, помещен в
«Петербургских ведомостях». Наконец, вопрос о восстании освещался в печати
польских политических эмигрантов за границей. Кругобайкальское восстание
послужило поводом к усилению революционной пропаганды против царизма. Казнь
четырех повстанцев, жестокость двух офицеров по отношению к политическим
каторжанам, вскрывшаяся на суде, вызвали общее негодование. Под давлением
общественного возбуждения правительство было вынуждено принять некоторые меры
по смягчению участи политических ссыльных. По свидетельству П. А. Кропоткина,
вскоре после восстания 1866 г.
«положение всех ссыльных поляков заметно улучшилось. И этим они обязаны были
бунту,— тем, которые взялись за оружие, и тем пяти мужественным людям, которые
были расстреляны в Иркутске».
В 60 -х годах
XIX в. было отправлено в Сибирь на каторгу и поселение до 18600 участников
восстания 1863 г.
в Польше, Литве и Белоруссии. Одних из них сразу, других после отбытия каторжных
работ отправляли на поселение в разные места Сибири, преимущественно
Восточной. Часть политических ссыльных поселилась в Иркутске. Среди повстанцев
были работники науки, врачи, педагоги, писатели, художники, музыканты,
искусные ремесленники, рабочие и земледельцы. Они сыграли крупную роль в культурном
развитии Иркутска и всей Сибири. Известны талантливые исследователи, изучавшие
Восточную Сибирь: зоологи Б. И. Дыбовский, В. Годлевский, геологи — И. Д.
Черский и А. Л. Чекановский, археолог Н. И. Витковский, художники— Станислав
Вронский, Зеньковский и другие. Рабочие и ремесленники из Варшавы и других
городов Польши обучали сибиряков различным ремеслам. Политические ссыльные
преподавали иркутянам общеобразовательные предметы, учили иностранным языкам,
музыке, оказывали врачебную помощь. Ссыльные сближались с сибиряками, многие
породнились с ними, женившись на сибирячках. Среди сибирских старожилов, в том
числе иркутян, есть семейства, носящие польские фамилии, — это потомки ссыльных
и переселенцев из Польши. В 1883
г. участникам польского восстания 1863 года было
разрешено возвратиться из Сибири. Одни из них вернулись в Польшу, другие
остались в Сибири до конца своих дней, их потомки стали сибирскими старожилами.