В материалах из Военного Госпиталя
представлен какой-то абстрактный мир: загадочные длинные стержни с
расширениями, шары. Абстракционисты палеолита из поселения у Военного Госпиталя
жили в каком-то ином, загадочном интеллектуальном мире. Они удивляют нас и
тем, что пользовались каменными клинками, похожими на неолитические наконечники
стрел и копий. Они выделывали из глины какие-то непонятные для нас предметы.
Мальтинцы, напротив, были
привержены к реалистической передаче разных традиций-сюжетов: их волновали
мамонты и лебеди, змеи и современницы-женщины, то полные, утрированно
объемистые, то худощавые, как палки. У мальтийцев было богатое, наполненное
реалистическим пафосом искусство.
Его сюжеты не только отражают уже
достаточно сложное общественное устройство первобытной родовой общины, но и
вводят нас в духовный мир людей ледникового периода. В живых образах
палеолитического искусства мальтийцев просматривается не только наблюдательность
и художественная фантазия, но и качество не менее высокой ценности: зачатки
астрономических наблюдений и математических знаний, навыки счета.
Так встала новая большая загадка,
настоящая тайна: каково отношение друг к другу носителей этих двух столь контрастно
противостоящих сибирских культур ледниковой эпохи — Мальты и Военного
Госпиталя?
Кто они — аборигены, коренные
племена или пришельцы? А если они и проникли в Сибирь извне, то откуда и
когда именно? Развернулась дискуссия, которая длится в науке и по сей день.
Дискуссия началась еще до открытий
в Сибири, когда во Франции стали известны ученым первые памятники замечательной
мадленской культуры верхнего палеолита. Они сразу же вызвали близкие этнографические
аналогии с культурой племен, и сейчас населяющих северные области планеты.
Речь идет об эскимосах, обитателях Аляски и Гренландии, а также азиатского
побережья Берингова пролива.
История этого народа интересна уже
тем, что в сознании ученых она давно сплетается с историей исчезнувших палеолитических
племен Европы. Тех мадлен-цев, которые оставили в глубине пещер потрясающие
своей реалистической силой изображения мамонтов, носорогов и диких быков
Альтамиры (Испания) и Фон де Гома (Франция).
Еще Бойд-Даукинс, один из
основателей современной науки о палеолитическом человеке, воскликнул: «Эскимосы
— это мадленцы, покинувшие Францию в погоне за северным оленем!» Следуя за своей пищей —
табунами северных оленей, которые уходили вместе с отступавшими ледниками все
дальше и дальше на север, мадленцы, думал этот исследователь, пришли в Арктику и дожили здесь до наших
дней.
Одним из оснований для таких смелых
выводов послужило реалистическое искусство эскимосов, на первый взгляд
удивительно напоминающее искусство палеолитических скульпторов Европы.
Сходство между мадленцами и эскимосами
не ограничивается одним искусством. Это относится и к образу жизни, к
домашнему укладу людей, разделенных веками и тысячами километров, и к
одинаковым поселкам из глубоко опущенных в землю полуподземных жилищ, к
эскимосским гарпунам, таким же, как у первобытных изобретателей этого
хитроумного оружия мадленцев. Даже обнаженные женские фигуры эскимосов, вырезанные
из кости, поразительно близки к найденным в развалинах палеолитических жилищ
на Дунае и на Дону, таким, как в Бурети и Мальте.
Однако первое впечатление
тождественности древней палеолитической культуры с эскимосской поверхностно и потому
обманчиво. На самом деле, как выяснилось при более детальном исследовании, в
таком сходстве сказывается лишь влияние сходных естественно-географических условий
современной Арктики и ландшафтов ледниковой эпохи на Ангаре.
В результате раскопок в мерзлой
почве Арктики, в Сибири и на Аляске было установлено, что древняя культура
эскимосов вовсе не осколок мадленской культуры Западной Европы, а нечто
сложное, имеющее свою собственную историю формирования. Эта культура распадается
и на ряд местных локальных культур.
|