В. Сенников еще в Нижнеудинске по
памяти совершенно точно изобразил не только план всей пещеры и лаза, но и то,
как выглядел сам рисунок на стене потаенной камеры. Олень, судя по его
рисунку, изображен в «летучем галопе» с экспрессией, напоминающей лучшие
рисунки палеолитических художников мира.
Однако теперь лаз оказался
полностью заваленным скальными россыпями и огромными глыбами. Очевидно, в шестидесятых
годах или около того произошло гигантское землетрясение. Рухнули целые скалы с
потолка пещеры. Завалило и лаз.
Остается, следовательно, одна
возможность. Попробовать расчистить заваленный известняковыми глыбами ход в
камеру тайн, может быть, при помощи современной взрывной техники, при
содействии Института горного дела в Новосибирске или Института гидродинамики.
Тогда пещера выдаст свои сокровища. Пусть даже это один-единственный рисунок,
но, если он существует, первый в пещерах всей Северной Азии.
Расставаясь с дядей Костей, с его
щенками и кошками, мы вспомнили и другую тайну этого замечательного района,
тоже не раскрытую еще историю древнего народа тофов, которых прежде называли
карагасами. Небольшого народа — всего 400 человек, о котором уже около, двухсот
лет спорят ученые, стремясь узнать его происхождение и место в прошлом
сибирских народов.
Тофьг и сейчас сохранили свой
древний образ жизни, занимаются охотой и оленеводством. И с ними связаны
многие культурно-исторические проблемы. В том числе такие, как происхождение
оленеводства, уже десятки лет занимающие ученых многих стран и в первую
очередь советских этнографов. Всего же интереснее сам народ. Имя его звучит в
древних письменных памятниках Сибири, где речь идет и о народности туба, или
дубо.
Как полагают ученые, предки
тофаларов были частью древнего населения Сибири, которое входит в группу
палеоазиатов, так называемую древнеазийскую.
И совсем недавно в докладе молодого
лингвисга-полиглота, великолепного знатока если не всех, то большинства языков
Сибири В. Рассадина были высказаны принципиально новые взгляды на историю
языка, а следовательно, и самого народа тофов. Рассадин выступил в Новосибирске
с докладом «Этапы истории тофаларов по языковым данным». В докладе он привел
свидетельства о том, что тюркским этот язык стал не в какое-то недавнее время,
а еще в VI—VII веке нашей эры! Ранее же, по его догадке, предки тофов говорили
на языке, близком к языку палеоазиатов, кетов. Потом даже в своей суровой
горной стране тофы испытали влияния древних уйгуров, енисейских кыргызов —
создателей государства, существовавшего уже две тысячи лет тому назад. Потом
монголов, может быть, даже и до создания мировой империи чингисидов. Потом
бурятских князцов. Наконец, тофы встретились на Уде и с русскими.
В свою очередь, языковед-новатор из
Новосибирска В. Наделяев с помощью своего фонетического метода проник в самую
глубь языка тофов. Не только в VI век, но и вплоть до искомого всеми
учеными-тюркологами праязыка тюркских народов. И опять-таки нашел его следы
именно при помощи маленького племени тофов! Таковы эти люди, так богата
отзвуками прошлого их таежная земля — страна пахучего багульника, что, как
пламя пожаров алеет по склонам их голубых гор, край прозрачных звонких рек.
Расставаясь с Удой, мы не могли,
впрочем, не заметить, что она не так уж забыта людьми.
В летнее время в прославленной
пещере и на берегах Уды бывает не по одной сотне людей за сезон. Это понятно и
хорошо. Но плохо, что многие из них оставляют после себя на лужайках среди
вековой тайги, помнящей Черского и других первопроходцев, не только консервные
банки, отвратительно грязные пластиковые мешочки и разный другой мусор
современной цивилизации, вроде битых бутылок. Даже внутри пещеры-храма древности
видны глубоко врезанные, широко размалеванные памятные надписи, росписи
вандалов XX века.
Есть и другие следы деятельности
недавних посетителей уникальной пещеры, от которых цивилизованного человека
охватывает ужас и негодование. Зимой, перед самым нашим приездом, пользуясь
двумя выходными и праздничными днями, отпуском, появились на Уде некие
«геологи» из Братска и Иркутска. После них остались на полу пещеры груды,
именно груды варварски расщепленных геологическими молотками не только сталактитов
(они уже давно расхищены «любителями природы»), но и кусков сталагмитовой
корки со стен, даже с потолка пещеры. Оказывается, из них научились делать
разные «сувениры», вплоть до пепельниц и прочего ширпотреба.
И хотя ослепительно сверкал снег,
безоблачно сияло солнце, все еще, можно сказать, по-бетховенски мажорно звучала
симфония тайги, стало сразу как-то темно и тоскливо на душе. Сжалось сердце
тревогой за завтрашний день, за тех, кто придет сюда, на затоптанный луг с
пахучим багульником. Ведь сколько зла принесли уже нам эти «дикие» и даже в
какой-то мере охваченные туристскими мероприятиями «любители» девственной природы,
тем более браконьеры, охотники и за беззащитным зверьем, и за сталактитами.
Как хорошо, быть может, что до
наших петроглифов не столь уж легко добраться, что их нелегко обнаружить в
хаосе скал. Но что стоит какому-нибудь случайному прохожему «увековечить» свое
имя глубокой выбитой надписью даже не рядом, а поперек чудесного лося каменного
века? Такое мы много раз видели на самых знаменитых писаницах Сибири. Видели,
но бессильны схватить дикаря XX века за руку...
|