Когда воины Тыгына подошли к
жилищу, женщины только вышли доить коров. В юрте ребенок проснулся и, чуя беду,
выскочил через их головы наружу. Гнались за ним два дня. Догнали его только у
северной Почтенной горы в Одейцах, где дорогу преграждает река. Стрела витязя
Бегюел-Беге пронзила ребенка, побежавшего на гору, и он голый кувырком скатился
вниз. По возвращении из Намцев Бегюел-Беге, взяв свою жену, поехал к себе
домой, так как все, против кого Тыгын имел что-либо, были уничтожены.
В те же времена в Намцах в
Бетюнском наслеге жил шаман по имени Оборчо. Жертвуя беломордую лошадь рыжей
масти, Оборчо поднялся на небо и шаманит Улуу-тойону, умоляя его усмирить
Тыгына, так как он губит все живущее на земле человечество. Но Улуу-тойон
устами самого шамана ответил: «Он (Тыгын) мое собственное порождение, поэтому
не могу его тронуть». В великом огорчении и с плачем вернулся шаман на землю.
Через некоторое время Оборчо
собрал 40 человек из своих приверженцев и сказал им: «Теперь как раз удобное
время напасть на Тыгына и истребить его со всей родней, ибо с отъездом зятя
Бегюель-Беге и сына Чал-лайы он ослабел и не страшен». Оборчо со своими людьми
приходит к Тыгыну и говорит: «Заплати выкуп за убитых или же решайся на битву.
Ты нанес нам великую обиду, убивал больших и малых, выбирай одно из двух!»
Тыгын ответил: «Дайте мне время обдумать окончательное решение, а пока примите
мое угощение».
Кормит и угощает их, а тем
временем говорит одному из своих витязей по имени Хончой, который славился
как скороход: «Иди не медля к верховьям Сун-тара и призови Чаллайы. Неужели же
он продолжает сердиться на мою шутку? Пусть вернется и берет свою жену, я все
время держу ее на правах невестки. Через двое суток ты должен быть здесь!»
Посланный через двое суток возвратился, призвав Чаллайы. К этому времени были
сделаны нужные приготовления.
По прибытии Чаллайы все 40
человек шамана Оборчо были убиты. Ему самому удалось бежйть, но его догнали в
лесу налево от горы Куллаты.
Шаман пытался уйти от
преследователей в глубь земли, но зацепился за корень дерева, угодивший ему как
раз между ног. Поймав Оборчо, его никак не могли умертвить, застрелили лишь
после того, как вывернули нижнюю челюсть. Оказывается, он носил вставную челюсть,
вынутую от двухтравной коровы. Перед смертью шаман успел сказать: «Я убил
деву-духа, вдохновляющую их (семью Тыгына) к кровопролитию, она скрывалась на
лобном пятне (лошади) Чаллайы. Теперь им не будет удачи в войнах».
Эти последние слова, вложенные
кангаласским сказителем в уста погибшего от рук Тыгыновых людей намского
шамана, были, конечно, попыткой объяснить последующую гибель Тыгына и подчинение
его народа пришельцам, с точки зрения самих кангаласцев, не сомневавшихся,
должно быть, в божественном происхождении своего вождя от грозного
Улуу-тойона.
Вместе с тем они в полной мере
показывают, какой безнадежной была, по мнению кангаласцев, борьба намцев
против Тыгына.
Столь же определенно о
конечной победе Тыгына свидетельствуют и материалы Линденау. По его словам, военные
столкновения, происходившие многократно, привели наконец противников Тыгына к
такому положению, что они, окончательно ослабев и будучи не в состоянии больше
противостоять ему, должны были согласиться на полное послушание.
Успехи Тыгына были в
значительной степени обеспечены помощью его сородичей, хотя и находившихся в
некоторой оппозиции, но тем не менее всегда оказывавших содействие в его
борьбе с чужеродцами и прибегавших к нему в случае опасности, как, например,
поступили нахарцы во время их столкновения с бетюнцами.
|