Деятельность В. Бугра и тем
более П. Бекетова, бесспорно, имеет большое значение. Она заслуживает всяческого
внимания. Но не меньшего внимания достоин и другой русский деятель,
землепроходец XVII столетия, несправедливо забытый и обойденный в нашей литературе,
и притом не только в научно-популярной или учебной, но и в специальной
исторической. Землепроходец этот — Пенда.
О нем первый и чуть ли не
единственный раз в нашей специальной исторической литературе упоминает в связи
с историей открытия Ленского края И. Фишер в своей «Сибирской истории».
В полной мере оценил значение
похода Пенды, в сущности, один только Л. Берг в своем очерке «История
географического ознакомления с Якутским краем», опубликованном в сборнике
«Якутия» в 1927 году. «Это путешествие, — пишет Берг, — составляет поистине необычайный
географический подвиг». Но, «к сожалению, — указывает он далее, — никаких
других подробностей о нем не сохранилось».
Между тем даже то немногое,
что нам известно о Пенде, интересно и важно не только для истории первоначального
освоения русскими Ленского края, но и для общей характеристики деятельности
русских землепроходцев XVII столетия, для надлежащей оценки их дел и их эпохи
— этого замечательного века великих открытий на Севере Азии. Чтобы оценить
значение похода Пенды, достаточно и того, что говорит о нем Фишер в связи с
военными экспедициями Бекетова, Ермолина и Бугра. После короткого перечня
первых походов на Лену этих служилых людей Фишер писал о Бекетове: «Намерение
свое произвел он с таким малым числом людей, что почти невероятно показалось
бы, как россиане могли на то отважиться».
Далее Фишер отметил, что путь
казакам на Лену проложили промышленные люди: «Так же и сибирские промышленные
оказали в объисканиях на Лене немалые успехи. Сии отваги, которые сами от себя
таскались повсюду, так что их не могла устрашить никакая опасность, когда они
могли где-нибудь получить себе корысть... Сказывают о некоем, именем Пенда,
что с 40 человеками, собранными из Туруханска, препроводил три года на Нижней
Тунгуске, прежде нежели пришел к Чечуйскому волоку. Перешед его, плыл он рекою
Леною вниз до того места, где после построен город Якутск: откуда продолжал он
свой путь сею же рекою до устья Куленги, потом Бурятскою степью к Ангаре, где,
вступив на суда, чрез Енисейск прибыл паки в Туруханск. Единственно надежда
прибыли побудила сих людей к такому путешествию, какого чаятельно никто ни прежде,
ни после, их не предпринимал».
Краткий рассказ Фишера
передает историю небывалого до тех пор, по его же словам, путешествия в слишком
общих чертах и оставляет необъясненным тот любопытный факт, что Пенда провел
три года на Тунгуске, прежде чем достиг долины Лены.
Значительно полнее другой
рассказ, приведенный И. Гмелиным. Рассказ этот содержит много красочных деталей
и, что особенно важно, рисует в совершенно ином свете мотивы, руководившие
самим Пендой в его головокружительно смелом по тому времени путешествии. Гмелин
указывает и на источник, из которого он извлек опубликованные факты, — это была
устная передача мангазейскими казаками из поколения в поколение рассказов о
подвигах Пенды.
«Теперь мог бы я закончить эту
книгу, — пишет Гмелин в конце той части своего дневника, где говорится о
Якутске и Якутии. — Но так как я из Якутска еще не вернулся, то должен
вернуться к тому пути, который я сделал уже сюда. В этом должен мне помочь один
русский предприниматель, который, как говорят изустные рассказы мангазейских
казаков, передававшиеся от отца к сыну, впервые открыл отсюда якутские местности.
|