С деятельностью этих людей,
стойко сохранявших традиции своей высокой земледельческой культуры даже здесь,
вдали от Средней Азии, следует связывать, очевидно, и следы земледельческого производства,
обнаруженные при раскопках в долине Унги. Таковы орудия земледельческого
труда. О наличии не примитивного мотыжного, а высокоразвитого, плужного
земледелия с применением тягловой силы рабочего скота свидетельствует и
обломок чугунного лемеха плуга. Зерно размалывалось на больших ручных
жерновах. Целый такой жернов оказался на Унгинском поселении. Нашли там и
зерна проса.
Последним и самым
замечательным штрихом в этой неожиданно открывшейся картине жизни
скотоводческо-земледельческого поселка, существовашего на берегах реки Унги
более тысячи лет назад, явились костяки и черепа людей, захороненных на высоком
мысу городища Улан-Бор. Как установлено специальным антропологическим
исследованием, в могилах на городище и по соседству с ним были захоронены не
монголоиды, то есть не тюрки, а европеоиды и притом обладавшие чертами
определенного этнического типа — таджикско-согдийского! Отсюда следует вывод,
что, кроме тюрков-курыканов, на Унге обитали и европеоиды, предки таджиков (и
узбеков тоже), проникшие сюда, очевидно, компактной группой из Средней Азии.
Они, следовательно, принесли с
собой на берега Ангары, в тюркский мир кочевников-скотоводов, халцедоновую
печать, древний иранский культ Гопат-Шаха, оседлый образ жизни со
светильниками-чирагами, а также свои навыки земледелия, свое
оседлоземледельческое хозяйство.
Они принесли и свой обряд
захоронения, резко отличный от обычного степного обряда. Степные кочевники-шаманисты
хоронили покойников по издревле установившемуся обычаю. С различными
предметами, необходимыми, по их воззрениям, для продолжения жизни за гробом.
С оружием, в том числе луком и стрелами, иногда с орудиями труда и различными
украшениями, принадлежавшими умершему. Здесь же, на Улан-Боре, в могилах нет
буквально ни одной вещи, ни одного бытового предмета, даже бусин или каких-либо
других самых простых и дешевых украшений.
Причина отсутствия вещей во
всех раскопанных могилах, очевидно, заключается не в бедности погребенных.
Даже самые бедные кочевники имели в могиле хотя бы одну-две стрелы, на их
одежде обычно встречаются проржавевшие пряжки от поясов или что-нибудь в этом
роде. Отсутствие погребального инвентаря следует связывать с определенными
религиозными воззрениями, с прямыми предписаниями погребального культа, в
корне отличными от традиционных шаманистических верований и культа степных
народов Сибири и Центральной Азии.
В могилах на Унге явно
погребены люди, исповедовавшие какую-то иную, не шаманскую, а более развитую
религию, с иными этическими нормами, с другими, более совершенными с точки
зрения эволюции спиритуалистических идей представлениями о душе и загробной
жизни, не столь примитивными, как у степняков-шаманистов.
В Средней Азии таких религий было
четыре: зороастризм, буддизм, христианство и манихейство. Зороастризм с его
специфической погребальной обрядностью исключается сразу, так как его
последователи хоронили останки умерших (кости, предварительно очищенные от
мышц) в наусах и оссуариях на погребальных площадках — дахмах. Манихейский
обряд тоже отпадает. Манихейцы не предавали тело земле, а помещали его в особые
сооружения. Нет и явных признаков буддизма. Остается христианство с присущим
ему захоронением тел умерших в земле. Правда, при умерших нет никаких
признаков их религиозной принадлежности, например крестиков, но это может
зависеть от местных условий, от влияния туземных обычаев.
|