Связи населения Прибайкалья с
оседлыми земледельцами Средней Азии — потомками согдийцев отмечаются и много
позже. О них свидетельствует, например, наличие в составе бурятского народа
отдельных родов, носящих наименование сартул, то есть «сарты». Роль
среднеазиатских выходцев как основателей земледельческой культуры среди кочевых
скотоводческих народов Сибири и Центральной Азии нашла отражение и в фольклоре
в образе мифологического героя «сарта» — Сартактая, богатыря, который совершает
подвиги космического масштаба: прорубает в скалах гигантские канавы и
ворочает целыми горами.
Если, однако, линия культурных
связей была направлена в данном случае с запада на восток, то археологическими
находками документируется и обратное направление таких связей в то же самое
тюркское время.
Глубинная Азия была родиной
тюркоязычных кочевых племен, которые издавна стремились и на запад, вплоть до
Днепра и Дуная.
И здесь снова обнаруживаются
столь же неожиданные, как и колония согдийских земледельцев на Унге,
археологические документы. Таковы находки на одном из важнейших курыканских
укрепленных поселений в долине реки Куды, между бассейнами Лены и Ангары.
Вдоль древнего пути от берегов
Ангары к верховьям Лены по просторной степной долине вьется река Куда, родина
кудинских бурят. Около старинного села Усть-Орды, или, по-бурятски, Харганая,
над руслом Куды поднимается гора Манхай, уже издали бросающаяся в глаза своими
лесистыми вершинами и крутыми склонами. Напротив самой высокой вершины Манхая
лежит небольшой, но знаменитый в прошлом холм, священная гора кудинских бурят
Ухыр-Манхай, где на выходах красного песчаника были высечены древние рисунки.
На манхайской вершине, где снова выступают горизонтальные пласты красного
песчаника, тоже видны многочисленные наскальные рисунки.
Непосредственно над писаницами
располагаются остатки древнего укрепленного поселения — Манхайского городища.
Городище было надежно защищено с трех сторон отвесными обрывами и крутыми
склонами столовой возвышенности. Но этого обитателям Манхайского поселения
показалось мало: они выкопали глубокие рвы и насыпали земляные валы со стороны
узкого перешейка, соединяющего площадку городища с вершиной горы, и, кроме
того, укрепили вал на перешейке подстилающей его мощной кладкой из плит песчаника.
Изучая этот вал, мы неожиданно
обнаружили в его основании ритуальное захоронение костей коня. Это были
трубчатые кости ног, не расколотые для извлечения костного мозга, а целые, как
это делалось во времена шаманских жертвоприношений. Нужно думать, что
жертвенная лошадь была убита во время закладки укрепления, а кости ее
захоронены после ритуальной трапезы.
^Еще неожиданнее оказалась
другая находка: на одной из плит четкими уверенными линиями было вырезано
изображение всадника. За первым камнем последовали другие, всего более двух
десятков. Изображения на плитах по стилю и содержанию ближайшим образом
напоминают наскальные рисунки на писаницах той же Кудинской долины, например,
на Манхайских скалах или на горе Байтог. Эти изображения не вытерты камнем,
как наскальные рисунки на реке Лене, а выгравированы.
Главным сюжетом здесь являются
изображения лошадей и всадников. Лошади часто украшены султанами и подшейными
кистями. На шеях видны острые зубцы подстриженной гривы. Лошади иногда одеты в
специальную броню, которая, как и броня на фигурках всадников, передается
поперечными линиями. У всадников видны в руках копья с флажками. На плитах есть
также изображения диких животных. Таков, например, табун косуль, переданных живо,
с большой экспрессией: косули прыгают одна за другой, широко раскидывая ноги и
вытянув вперед головы.
|