Наконец постучал трубочкой о бревно и, выбив остатки
табака, продолжил:
"Кадо сказал: "Есть три солнца на небе. Жить
слишком горячо. Я хочу застрелить два солнца!" И пошел к восходу. Вырыл
яму, спрятался в ней. Увидел, как взошло первое солнце, и застрелил его.
Выстрелил во второе солнце, но — мимо. Третье — убил. Одно среднее осталось.
Вода кипела — горой стала. Гора кипела — речкой стала.
А пока камни не остыли, Мамилчжи нарисовала на них птиц и зверей. Потом камни
стали твердыми…"
Так вечным памятником великим делам первого охотника
стали древние рисунки, застывшие на гранитных валунах и скалах у нанайского
села Сакачи-Алян.
А ранним утром, когда первые лучи солнца позолотили
верхушки сосен, старый нанаец на узкой лодке-оморочке, сшитой из коры деревьев,
привез путешественников к тому месту, которое многие сотни лет считалось
священным.
Здесь, на берегу могучей реки, громоздились глыбы
черного базальта. Много миллионов лет назад они исторглись из недр земли и с
тех пор лежат на берегу. Во время шторма, когда серый от пены и брызг, Амур
страшен и всесилен в своем буйстве, они грудью отражают натиск волн и ничто не
в состоянии сдвинуть с места эти черные громады — символ вечности и покоя.
Века, — а скорее всего — тысячелетия, сгладили
острые грани глыб, отшлифовали их поверхность, но не смогли стереть глубокие
полосы, выбитые рукой неведомого художника древних племен. С одного из валунов
на путешественников глядело лицо чудища. С илистого дна реки, из мутной воды,
как будто выплывало само подводное страшилище — властитель Амура, "Черный
Дракон". Его узкие, по-монгольски раскосые глаза, смотрели на пришельцев с
немой угрозой. Образ чудища, выбитый на са-качи-алянском камне, рожден как
будто самой матерью-землей, создан ее стихийной творческой силой, той самой,
что гонит из своих глубин весенние бурные соки и дает начало всему живому на
свете.
Окладников долго ходил среди базальтовых глыб,
рассматривая все новые рисунки: изображение масок — личин, змей, животных,
птиц. Они поразили его необычностью сюжетов, смелостью и точностью линий, хотя
все изображения выбиты на прочном и твердом камне.
Загадочные рисунки Сакачи-Аляна потрясли Алексея
Павловича изобразительной масштабностью и художественной ценностью: "Я
вспомнил тогда, — напишет он позднее, — древний греческий миф о
детстве вселенной и богов, о порожденных богиней земли Геей чудовищных
исполинах, многоруких и змееногих титанах. Вспомнил битву олимпийцев с сынами
земли, высеченную на мраморе Пергамского алтаря! Не таким ли изначальным мифом
о детстве земли рожден и этот загадочный образ древнего чудовища на Амуре? В
самом деле, как ни далек древний Пергам от Сакачи-Аляна, мы еще увидим, что у
жителей Сакачи-Аляна до сих пор живет такой же миф о первых днях вселенной, о мифических
героях-полубогах, миф, который служит ответом на вопрос — как появились рисунки
на камнях Сакачи-Аляна".
Особенно поразительны были антроморфные маски —
личины. Широкая верхняя часть, огромные круглые глаза, раскрытая пасть с двумя
рядами больших острых зубов и непропорционально узкий, округлый подбородок создавали
картину, поражавшую своей демонической притягательностью. В верхней части
некоторые маски окружены ореолом расходящихся лучей.
На одном камне — два рисунка. Глядя на них, нельзя не
поразиться, с какой удивительной выразительностью древний мастер смог передать
устрашающую силу этих изображений. Глаза не могут оторваться от них, и даже кажется,
что чудища отделяются от камня и приближаются к тому, кто дерзнул нарушить их
уединение.
Память подсказывает: маски на одежде и обуви нанайцев
и ульчей Нижнего Амура удивительно похожи на эти изображения. А рядом с
устрашающими личинами на скалах выбиты фигуры лосей, оленей и других животных и
птиц. С воздушной легкостью подчеркнуты первобытным мастером гордый развал
рогов, стремительность бега и спокойствие отдыха оленя.
Неподалеку, уже на самой скале, выбита фигура змеи в
виде широкого зигзага, заполненного внутри тончайшей сеткой. Нанайцы объяснили
Окладникову, что этот рисунок изображает гигантскую змею или дракона —
"мудур". Мудур в нанайских преданиях могущественное существе, то
благодетельное, то страшное — непременный персонаж шаманских мистерий.
Неудивительно, что этот божественный змей тоже нашел себе почетное место на
священных скалах Сакачи-Аляна рядом с масками-личинами грозных шаманских духов.
Мифический змей высечен был в таком месте, куда можно было добраться только по
воде, на легкой нанайской лодке.
Среди изображений зверей особенно поражает экспрессией
и тонкостью исполнения образ космического лося на большом камне, который
наполовину затоплен, а во время высокой воды совсем скрыт под водой.
Продолговатое туловище, длинная шея и маленькая голова с роскошными рогами —
все готово к стремительному бегу. Внутри туловища выбито несколько
концентрических кругов, знаков, связанных с солнцем. Это не просто обитатель
тайги, а лось особенный, "небесный". Тот, который живет в легендах и
преданиях многих народов, связанных с охотой на лося и северного оленя. С ним
связывали охотники свое благополучие, обилие стад и удачу промысла. Несомненный
культовый смысл имели и маски-личины. Не потому ли изображения в Сакачи-Аляне
находятся на берегу Амура в месте, окруженном густым лесом?
Конечно, сейчас трудно установить, какое значение
имело каждое из них, одно ясно: все фигуры сделаны очень талантливой и упорной
рукой мастера.
Но когда? Легенды рассказывают, что это было очень
давно, в незапамятные времена, в то время, когда на небе было три солнца и на
земле жили три мифических существа. -
Окладников вспомнил старый спор двух ученых Л.И.
Шренка и Б. Лауфера.
Более ста лет назад академик Шренк собрал коллекцию
различных предметов изобразительного искусства коренных жителей амурских
берегов. Искусство это глубоко поразило ученого. У маленьких народов,
затерянных на крайнем востоке, он не ожидал встретить такого высокого чувства
прекрасного, выразившегося в орнаменте на одежде и обуви, в изделиях из
бересты, дерева, кости.
Шренк обратил внимание на часто встречающиеся
изображения человеческого лица, выполненные в своеобразной стилизованной
манере. Они напоминали маски и от них веяло какой-то грозной силой. Часто
изображения выполнялись как бы одной непрерывно раскручивающейся спиралью,
которая встречалась и на халатах из рыбьей кожи, и на обуви, и на бересте.
Тогда же Шренк подметил одну особенность — вкус к
орнаментике и развитие ее в Амурском крае возрастают по мере удаления от
китайцев.
Позднее, в 1899–1902 годах, на Амуре в составе
Северо-Тихоокеанской экспедиции работал крупный американский ученый Лауфер.
Внимание Лауфера также привлекло богатое по содержанию и оригинальное по
исполнению искусство амурских народов. Но в отличие от Шренка истоки этого
искусства он пытался искать в Китае.
Многие изображения птиц и животных, масок-личин часто
встречаются в изобразительном искусстве народов Нижнего Амура, что отмечено в
свое время и Шренком, и Лауфером. Значит, истоки этого искусства все же не в
Китае, а здесь, на месте. И зародилось оно в глубокой древности. Может быть,
даже в каменном веке?
Рядом с петроглифами археологи нашли каменные долота,
с помощью которых выбивались эти рисунки, сосуды неолитической эпохи и другие
предметы, созданные людьми, жившими пять-шесть тысяч лет назад.
Многие годы отдал Окладников изучению древних культур
Амура. Им были раскопаны десятки поселений каменного века, и постепенно все
более ясно вырисовывалась картина удивительной по своей глубине и своеобразию неолитической
культуры племен Амура, расселившихся там несколько тысяч лет назад.
Еще в 1935 году Алексей Павлович впервые побывал на
острове Сучу. "Сучу" в преданиях нанайцев означает "брошенное
стойбище", "древний поселок". Их на острове оказалось несколько,
относящихся к разным эпохам. В 1935 году Окладников начал здесь раскопки
большого неолитического поселка.
От жилищ поселка, естественно, уже мало что
сохранилось — их разрушило время. Но сохранившиеся, заплывшие уже котлованы
достигали глубины трех-четырех метров, а их диаметр превышал десять метров. В
древности это были большие помещения, в которых обитало несколько семей. В
одной из западин археологи обнаружили сосуды, украшенные спиральным рисунком. Память
подсказала ученому, что подобные им есть в фондах Эрмитажа, в коллекции
этнографа Шнейдера, собранной в село Кондоне в двадцатые годы. В последние годы
в Кондоне и на острове Сучу велись широкие исследования. Они во многом
открывают глаза на жизнь, быт и культуру поселенцев Нижнего Амура.
Кондон — большое нанайское село, привольно
раскинувшееся на быстрой речке Девятке. Вокруг, куда ни брось взгляд, на многие
сотни километров — бескрайняя тайга, мари и топи. Само село окружено с севера
горами.
Зимой они являются хорошей защитой от холодных ветров
с севера. Над селом, на левом берегу Девятки, высится скала, круто обрывающаяся
у реки. В старинной нанайской легенде рассказывается, что один охотник из рода
Самар долго гнал раненого оленя. Он зашел так далеко, что не знал, как найти
дорогу обратно. Кругом шумела тайга, и солнце едва проглядывало сквозь стену деревьев.
Охотник забрался на скалу. Перед ним открылась чудесная, залитая солнцем
долина. На полюбившееся место он привел своих родственников. Так возник здесь
поселок. И действительно, в селе все носят имя того охотника. Народ приветливый
и дружный, они постоянно оказывали археологам неоценимую помощь во время
раскопок.
|