Окладников привез с собой в Иркутск большую коллекцию
каменных орудий, собранную им в окрестностях села Анги. Коллекция
заинтересовала Петри, и Окладников становится активным и деятельным членом
кружка, участники которого выступали с рефератами, вели работу по обработке
коллекций.
В эту дружную семью молодых энтузиастов-единомышленников,
горячо любящих науку, входили совсем еще молодые тогда Хороших, Дебец, Герасимов,
Попов, Сосновский, Ксенофонтов, Ходукин, ставшие позднее крупными учеными —
антропологами, археологами, этнографами.
В 1926 году, когда Алексею Окладникову было восемнадцать
лет, в записках студенческого кружка краеведения выходит его первая научная
статья о неолитических стоянках на Верхней Лене — обобщение наблюдений и сборов
в школьные годы. В этом же году, по поручению Петри, он выезжает в первую
самостоятельную научную экспедицию в низовье реки Селенги на территорию
Кабанского района. Экспедиция оказалась на редкость удачной — в окрестностях
Кабанска, около деревень Бильчир и Нюки, а также в окрестностях Фофанова он
нашел ряд никому не известных археологических памятников, проливающих новый
свет на практически неизученные вопросы истории и быта племен позднего неолита
и ранней эпохи бронзового века, живших в этом районе три-четыре тысячи лет
назад. В последующем находки были обобщены и опубликованы в двух журнальных
статьях. Но Окладникова постоянно влекло на Лену, в родные места, которые он
часто с тоской вспоминал длинными зимними ночами в Иркутске.
Лена! Вот тот район, где находятся еще неведомые
богатства неолитической культуры, где можно отыскать новые могильники каменного
века, не менее, а то и более важные для доистории Сибири, чем прославленный
Глазковский, открытый на Ангаре иркутским краеведом-археологом Михаилом Павловичем
Овчинниковым. К такому выводу пришел Окладников после раскопок в верховьях Лены
на Хабсагайском холме.
И еще важнее был другой вывод: в каменных кладках,
открытых на Хабсагайском холме молодым ученым, наука получила драгоценную
путеводную нить, надежный ориентир, который повел последующие поколения
археологов к подземным сокровищам. Сколько раз, быть может, археологи ходили
раньше над захороненными в земле костяками с их богатым погребальным снаряжением,
но не могли об этом догадаться. Ведь не могут же они видеть "сквозь землю".
А такие колдовские приборы, которые могли бы показать спрятанные на глубине
хотя бы даже десяти-пятнадцати сантиметров нефритовые топоры и черепа
неолитических охотников и рыболовов, и сейчас еще не изобретены.
Так началась охота Окладникова за погребениями и
стоянками первобытного человека. Но уже и в то время он проявляет большой
интерес к этнографии народов Сибири и их фольклору, заселению Сибири русскими и
формируется как историк широкого кругозора. Этому способствовала и его работа в
музее — заведующим этнографическим отделом.
Внимание молодого ученого привлекают архивные
материалы конца XV — начала XVIII веков, связанные с общественно-экономической
историей Восточной Сибири — прежде всего с историей русского крестьянства и
западных бурят Приангарья и Ленского края. На основании чудом сохранившихся документов
он пишет подробную историю ленского села Бирюльского. В судьбе столь, казалось
бы, неприметного села отразились важные события, связанные с заселением и
освоением Сибири русскими, бунтарский дух крестьян, боровшихся против
притеснений со стороны властей, становление того специфического душевного
склада, который выражается в слове "сибиряки". К сожалению, эта
большая работа, оставшаяся незаконченной, была утеряна во время блокады в
Ленинграде, и только материалы о западных бурятах Окладников опубликовал в 1937
году в большой монографии "Очерки из истории западных бурят-монголов
(XVII–XVIII вв.)".
Каждое лето Окладников выезжает в археологические
экспедиции. В постоянных скитаниях по Лене, Ангаре, Селенге молодой археолог
все более и более расширял район своих исследований. И каждый год приносил
новые удивительные открытия.
Долгие годы верным и надежным спутником в его нелегкой
экспедиционной жизни была Вера Дмитриевна Запорожская — жена и опытный, знающий
помощник. Она и после смерти мужа ведет важную работу по изданию того, что он
не успел опубликовать.
В 1935 году А.П. Окладников поступает в аспирантуру
ведущего в то время археологического учреждения страны — Института истории
материальной культуры. Научным руководителем у молодого, но уже прошедшего суровую
школу сибирской археологии ученого был П.П. Ефименко — известный советский
археолог, создатель школы исследователей древнейшего прошлого человечества —
палеолита. Окладников полюбил Ленинград всей душой, всем сердцем, полюбил и
шумный Невский проспект, где жил долгое время, и Дворцовую набережную, где
размещался институт, и пригороды с пушистыми елями и стройными соснами, так
напоминавшими ему сибирскую тайгу.
В Ленинграде, продолжая лучшие традиции отечественной
школы археологов и востоковедов, формировалась советская археологическая наука.
В то время здесь работала целая плеяда многих выдающихся представителей науки:
Н.Я. Марр, И.А. Орбели, В.В. Струве, В.И. Равдоникас, лекции и семинары которых
с большим интересом посещает молодой ученый. Вскоре Окладников был избран
членом ученого совета Института востоковедения. Встречи и дискуссии с маститыми
и с молодыми коллегами — Б.Б. Пиотровским, Н.П. Третьяковым и другими — рождают
много интересных мыслей. Наряду с плодотворным, творческим обобщением уже
накопленных материалов, Окладников каждое лето ведет неустанный поиск новых
памятников…
В 1936 году — открытие в устье Сухой пади, неподалеку
от села Верхняя Буреть, уникального палеолитического поселения Буреть, в 1937
году — выход на большую Ангару, от Братска до устья, где были найдены десятки
совершенно новых памятников, свидетельствующих о своеобразии в развитии древних
культур этого района. Новые памятники, новые открытия, новые идеи — все это
находит завершение в фундаментальной сводке — двухтомной монографии
"Неолит и бронзовый век Прибайкалья", первый вариант которой принес
со временем Алексею Павловичу ученую степень кандидата исторических наук.
Каменные кладки, о существовании которых не
подозревали многие исследователи, были теперь прослежены по обоим берегам Лены,
начиная от Качуга и до устья реки Илги, а затем и на Ангаре.
Вопреки ожиданиям Бернгарда Эдуардовича Петри Ангара
оказалась не только не беднее, но, может быть, даже и богаче Лены. Куда бы ни
приходил со своей лопатой Окладников, он снова и снова находил скопления
камней, а под ними — неолитические костяки и захоронения людей каменного века.
Нужно было только зорко следить жадным неуемным глазом охотника-следопыта за
каждым камнем на высоких речных берегах, особенно там, где в Ангару или Лену впадала
какая-нибудь маленькая речка, а порой совсем ничтожный по размерам ключик.
Костяк за костяком, комплекс за комплексом — так
складывалась стройная и неожиданная по богатству фактов историческая картина
жизни древних охотников и рыболовов сибирской тайги: открылось, вернее даже,
распахнулось окно в неведомый исчезнувший мир далекого прошлого. Недаром же так
любил это слово — "окно в неведомый мир" — сам Алексей Павлович. Он и
на самом деле хотел увидеть за грудой вещей живой конкретный мир человеческих страстей
и переживаний. Да, именно переживаний, а не только типы вещей или общие контуры
хозяйственной жизни и уклада древнего человека.
Проходили годы. Ученому приходилось работать в
различных районах страны, за рубежом. Но Лена и Ангара постоянно манили к себе
ученого.
Так было в пятидесятые годы, когда началась эра
строительства крупнейших гидроэлектростанций ангарского каскада. Алексей
Павлович возглавил в этом районе большую экспедицию, которая вела исследования
в зоне затопления Иркутской ГЭС, затем в еще больших масштабах — в зоне
затопления Братской ГЭС.
В последние годы Окладникова вновь неодолимо влекли
Ангара, Лена и красавец Байкал, хранящий еще тысячи тайн прошлого. А как ни
напряжен бывал летний период экспедиционных работ, Алексей Павлович непременно
возвращается в места, где он делал свои первые раскопки, где пролегли его
первые археологические тропы, превратившиеся в широкую дорогу к новым открытиям
в истории человеческого общества.
Десятки, сотни исследованных памятников, тысячи новых
фактов, обобщенных Окладниковым, позволили ему написать яркие страницы той
жизни, которую вели охотники и рыболовы, расселившиеся на бескрайних таежных
просторах Восточной Сибири. Вместе с работами других ученых из Иркутска,
Ленинграда, Новосибирска, Читы, Улан-Удэ, они раскрыли многое в своеобразном и
оригинальном прошлом народов Прибайкалья на протяжении тысячелетий, начиная с
эпохи, отдаленной от нас на 35–40 тысяч лет назад, а может быть и гораздо
больше, с тех времен, когда эти самые первые "землепроходцы" проникли
в бассейн Енисея, Лены, Ангары и на берега Байкала.
Наиболее яркое представление о жизни и быте человека,
жившего в Сибири в то время, дают раскопки двух палеолитических памятников:
Буреть — открытого и исследованного Окладниковым, и Мальта — исследованного его
другом, крупнейшим антропологом профессором Герасимовым.
Древние обитатели Мальты и Бурети, подобно современным
эскимосам, строили постоянные или сезонные деревни вдоль берегов Ангары. Так же
как нынешние эскимосы и чукчи, они сооружали большие дома из костей животных,
но только давно вымерших — мамонтов и носорогов, причем жилища их имели
углубленные в землю основания — наподобие тех, что делают эскимосы, а сверху
покрывались куполообразной легкой крышей, опиравшейся на эластичный каркас из жердей
и рогов северного оленя.
|