Остаток дня перетаскивали лодки новым для нас путем,
через десятиметровую переволоку третьего порога. Теперь, когда с нами столь
опытные люди, решил рискнуть судном и Олег. Каждую лодку подводили к
выступающему каменистому языку, разгружали и затаскивали на гребень. Затем
спускали в небольшую лагунку, расположенную чуть ниже слива. Вода здесь кипит.
Малейшая неосторожность — и лодку разобьет о камни.
Отдохнув в левобережной лагуне, начали форсировать
каменную гряду. От берега уходили лодка за лодкой. Надо промчаться между
камнями, что пониже порога. Когда свою лодку повел Иван, давший сразу полный
газ, все дружно закричали: «Правее, правее!» В последние мгновения владелец
моторки все-таки успел подвернуть.
Филипп показал на яму пониже порога:
«Если подползти по скале вот к этому обрыву, можно
увидеть в ней огромных тайменей. До семи штук за рыбалку брал спиннингом.
Паводок пройдет, вода посветлеет, самое время будет их ловить.
Ночевали на Андрианихе. Кто-то из молодежи сжег
портянки и брюки. Есть у саянских охотников шутливая примета: сжег
одежду — жена изменила. Вся избушка содрогается от хохота.
Молодожен-погорелец, судя по всему, приметой не пренебрегает, заглядывает ко
мне в календарь…
Наша флотилия отправляется дальше. В строю кильватера
стремительно несутся моторки. Мелькают берега, повороты, островки. Впереди
лодка Филиппа. Чтобы удобнее было фотографировать, я попросился к нему. Щелкаю
ФЭДами во все стороны.
Второй порог прошли ходом. По Семеновской шивере вели
моторки почти не снижая скорости. И в «бане», и в «предбаннике» лодку мотает,
как щепку. Филипп, очевидно, зазевался, так как неожиданно сквозь муть и пену я
увидел прямо по носу стремительно приближающийся огромный бурый камень. «Правее,
правее!» — закричал я. Филипп успел отвернуть, и лодка со скрежетом прошла
бортом по граниту камня. Вскоре вышли на чистую воду. «Что же ты? — кричал
из своей лодки Николай, — опять решили все потопить?». «Корму вал
поднял», — оправдывался Запольский, — лодка руля не слушалась».
Я спросил Филиппа, почему «опять». «Да в прошлом году
здесь же, в «предбаннике», с сыном старшим плыли. Я как чувствовал
неладное — высадил его на берег. Налетел на камень, лодка пополам, но мне
повезло: схватился за пустую канистру. На ней и выплыл…»
Мимо нас стремительно пронеслась стайка чирков, и, как
горох, сыпанула в воду. Молнией прошедший сокол развернулся и сел на нависающее
над водой дерево. Сокол бьет жертву в воздухе. Как бы зная это, утки плавали
спокойно. Таким же выглядел хищник: добыча не уйдет…
21 мая подплыли к Усть-Джебу. На берегу качала ребенка
Гошкина жена. Рассмотрев, что мы привезли, возмутилась: «Так ведь это же
медведь?! Я его есть не буду. Он поганый!» Помогли помалкивающему товарищу
выгрузить его долю, тепло распростились. Родителям же Олега добыча по душе:
«Вымочим!»
Ожидая таежников, — они задержались в лагере
экспедиции — я разговорился со старшим Мартыновым, тоже жителем Зимовья.
Прошлой осенью он и его сыновья впервые поднялись «на моторе» в верхнее течение
Казыра и у Ванькиной избушки встретились с нашим проводником в первых походах Тутаевым
и другими тофами.
Оказалось, что у Мартынова есть подробная карта
Казыра. Я заикнулся было, нельзя ли ее сфотографировать, но мой собеседник
вдруг потерял интерес к разговору и смолк.
Последняя ночевка — в Курагино, до него плыли еще
километров шестьдесят, в гостеприимной семье Запольского. Бывший
десантник-парашютист, он и сейчас по-военному собран, подтянут. Делает все
четко.
Вечером, после жаркой баньки, таежник рассказал про
нелегкое детство… «Отца моего убили в 1922 году. Из-за соболей. Возвращался он
с другом с соболевки. Сначала застрелили друга, а мой успел уйти. В него
стреляли, но осеклось ружье. Километрах в трех от Заимки осторожные бандиты
оставили засаду. Изнемогающий отец выбежал на костер и, когда увидел, что это
один из тех же, крикнул: «Не убивай за ради детей!..» Бандит спустил его труп
под лед. Прошло много лет. Один из убийц поссорился с женой, решил отомстить и
тестю. Рассказал все моей матери. Я рос и ждал своего часа. Когда меня взяли в
армию, в живых остался только главный. Остальных за бандитизм расстреляли.
Вернулся домой, сказал: «Передайте Ивану — за ним должок. Старик прятался
от меня. Так и не смог я расплатиться. Сам подох…»
Бывает же так: сегодня, когда предстоит покинуть
полюбившийся край, наступила удивительная погода. Все: и горы, и тайга —
словно пропитались солнцем.
…Уже давно отступила тайга. За окнами автобуса —
бескрайняя степь, холмы. На далеких холмах, выложенные белым кирпичом слова:
«Ленин», «Мир». Видно их и из самолета.
До следующего года — мир тишины и приключений!
|