Теперь наш путь — вверх по Орзогаю, и мы горбимся
под двадцатипятикилограммовыми рюкзаками. При переходе через Сын-Орт-Тхой (его
ширина в устье четыре-пять метров) Саша выкупался, но на противоположный берег
все-таки перебрели.
Шли часа три, но вот жаркое солнце растопило снег, и
мы стали искать место для отдыха. Костер развели на приятном пляжике Орзогая.
— Там, — я показал пальцем в сторону
верховья, — теперь уже никто, кроме медведя, нам не встретится.
Все посмотрели в сторону моего авторитетно протянутого
пальца и замерли… метрах в ста от нас из береговой чащи вылез бородатый детина,
одетый в живописнейшие лохмотья. Через плечо у него был перекинут карабин. Я
приглашающе махнул рукой. Незнакомец помахал тоже. Удивлению обеих сторон не
было предела.
— Подумать только, — говорил парень, —
в такой глуши и в такое время года. Как вы умудрились сюда забраться?
— Но вы-то забрались?
— Нас закинул вертолет. Мы из геологической
экспедиции. Я радист, зовут Валентин Косенко.
— Вот оно что! Это та самая экспедиция, о которой
писал мне из Кан-Оклера Пермяков.
Мы, в свою очередь, тоже представились. Валентин сразу
же говорит:
— Обязательно погостите у нас. Тезка
Семейко — мы живем с ним вдвоем, страшно обрадуется, ведь мы с марта не
видели людей.
Через полтора часа тропка подвела нас к
переправе — нескольким поваленным деревьям. Перейдя на левый берег
Орзогая, вскоре достигли двух маленьких избушек. Одна из них жилье, в
ней — заваленные спальными мешками нары, металлическая печурка, столик с
рацией. Другая — склад продуктов.
— В марте нас забросили сюда вертолетом, —
рассказывали геологи. — Расчистили снег на бугре, рабочие помогли
поставить две избушки, завезли продукты. Когда сезон начнется, вертолеты будут
нарасхват, — и экспедиции уже их не заказать.
У гостеприимных геологов провели весь день. Налегке
прогулялись к устью Сурунцинского ключа, до которого от избушек километров
пять.
Чтобы не идти обратно той же дорогой, а также надеясь
столкнуться с «потапом» — как зовут медведя оба Валентина, — мы
перешли на другой берег Орзогая. Наш путь дважды пересекают уходящие к
верховьям медвежьи следы. Везде много снега, идти очень трудно. Как-то мы будем
штурмовать завтра перевал?
Вернулись домой часов в десять вечера. Только в
разведке прошли более двенадцати километров, но без рюкзаков совсем не устали.
Валентин Косенко угостил нас киселем, и мы пили его с таким же удовольствием, с
каким наши хозяева ели медвежатину.
Мне и Саше предложили лечь в избушке, на земле, а
Володе с Валентином, на нары. Но Володя заявил, что предпочитает спать на
свежем воздухе. Забрав свой спальный мешок он устроился у дверей избушки.
Провожая его, Саша съехидничал: «Если почувствуешь, что мешок кто-то уносит, не
думай, что это мы шутим… ори громче». Проснулись рано. За стеной напевает наш
друг:
«Лучший отдых туризм,
Лучший отдых туризм,
Отдых лучше туризма».
Песня всем нравится. «Вот вы ее и пойте, —
говорит Семейко, — когда полезете на перевал».
К устью Сурунцинского ручья нас проводили оба
Валентина, причем Семейко, несмотря на протесты, взвалил на себя мой рюкзак.
«Еще находитесь!»
Идти по ручью все труднее и труднее. Местами
проваливаемся в снег по пояс. Приходится ползти на четвереньках. Там, где
позволяет глубина ручья, спрыгиваем в русло и, борясь за каждый метр, идем по
воде. В одном месте увидели сошедшую лавину, — здесь снег поплотнее и
метров триста идем по ней, затем опять снежное купание.
Только к вечеру добрались до «развилки» — места,
где сливаются оба истока ручья. Тут и заночевали.
|