Экспедиция провела шесть дней в У-тае и затем
отправилась дальше. Она перевалила через хребет У-тай-шань, после чего
пересекла еще несколько кряжей северной части провинции Шаньси по дороге в
Гуй-хуа-чен. На одном из ночлегов в этой местности, не посещавшейся
европейцами, приезд путешественников вызвал большое волнение. Толпа запрудила
весь двор, а так как чужестранцы зашли в комнаты и не выходили, любопытные,
столпившись у окон, начали делать дырки в бумаге, чтобы взглянуть на «заморских
чертей», потом оборвали всю бумагу и даже совсем вынули рамы. С трудом удалось
вытеснить толпу из двора, запереть ворота и забаррикадировать их бревнами,
приставив караульных слуг.
На пути к г. Дай-чжоу экспедиция испытала сильную
бурю. Около полудня начался резкий ветер, дувший навстречу. Горизонт потемнел
от пыли. Потом появились широкие вихри крутившейся пыли по долине и но склонам,
и, наконец, все скрылось в пыли. Ветер был горячий, он грел лицо и сушил губы;
мелкие песчинки били по лицу и слепили глаза. Против ветра подвигались с
трудом, пригнувшись к седлу. Только к пяти часам ветер ослабел и дул порывами.
Температура держалась выше 30°; поздно вечером она опустилась до 27°.
В одной из деревень пришлось простоять восемь дней
из-за болезни Потанина. Хозяин постоялого двора чуть не выгнал экспедицию,
поведение которой показалось ему подозрительным. Скасси смотрел по ночам на
луну (вернее — на покрытие ею звезд) для определения широты, а жена Потанина
собирала растения по окрестностям, и хозяин боялся, что заморские люди
наворожат ему какие-нибудь несчастья.
На этом пути пересекли еще одну ветвь Великой стены, а
затем главную стену, на границе с Монголией. Здесь башня с воротами была в
полной сохранности и запирала проезд по дну долины. Возле нее стоял на
возвышении ямын местного чиновника, сборщика пошлин; но самая стена была сильно
разрушена. Поздно вечером 5 июля экспедиция прибыла в Гуй-хуа-чен, где с трудом
нашла место в переполненных постоялых дворах, переезжая в темноте от одного к
другому. Ночью кто-то украл несколько седел, а на следующий день экспедиция
переселилась в подворье католической миссии, где патер Кейла отвел ей флигель
на отдельном дворе. После грязи и беспокойства постоялых дворов путешественники
могли отдохнуть и помыться на просторе и в тишине. Ворота подворья держали все
время на запоре.
Гуй-хуа-чен, по-монгольски Куку-хото (голубой город),
представлял крупный торговый пункт, в котором снаряжались караваны в Джунгарию,
Кобдинский округ, а также в Западную Сибирь и через который везли товары туда и
обратно. Он состоял из двух городов—старого и нового; в последнем жил китайский
губернатор и помещалось войско. В старом городе жили купцы; центр города был
обнесен зубчатой стеной с башнями по углам и над воротами, как принято в Китае,
но эта часть его обросла предместьями, которые занимали в семь раз большую
площадь; вся главная торговля, оптовые склады и лучшие магазины находились в
предместьях. В них было несколько рынков, до 200 чайных фирм, около 16
монастырей и кумирен, посвященных разным божествам. Одна кумирня была посвящена
богу войны, царю мертвых, богу врачей, богу лошадей и богу дождя, другая — богу
торговли; в нее приходили купцы молиться о барышах. Третья кумирня была
выстроена в честь солнца и луны. Четвертая называлась храмом ворожей; в нее
приходили советоваться о болезнях, потерях, войне и вынимали из урны деревянные
таблички с предсказаниями, смысл которых искали в особой книге. Были кумирни в
честь Конфуция и в честь бога актеров.
Потанин посетил некоторые кумирни и встречал в них
любезный прием, если его слуга клал деньги на алтарь. Тогда ламы просили его
собственноручно зажигать масляные лампады и охотно объясняли название богов,
статуи которых стояли у стен. В архитектурном отношении наибольший интерес
представляла кумирня У-та-сы (пяти башен), хотя она была запущена и наполовину
состояла из развалин; в ней в отдельном дворе возвышался высокий храм тибетской
архитектуры, разделенный выступами на семь этажей с барельефами богов, по 140 в
каждом. Здание было увенчано пятью башнями, из которых средняя имела семь
этажей, угловые по пяти этажей, нижние этажи их имели ниши со статуями богов.
Во внутрь здания вела огромная арка.
Во дворе одного монастыря Потанин увидел здание,
которое только что отделывали; все простенки, двери, потолки и карнизы этого
здания были покрыты пейзажами и сценами из китайской жизни — не духовными, а
светскими. Он думал, что это — помещение для почетных гостей, но ему объяснили,
что оно назначено для нового гэгэна, которого ждут из Тибета. Последний гэгэн
этого монастыря умер уже восемь лет назад и только теперь возродился в Тибете.
Позже путешественник убедился, что в других монастырях кельи монахов украшают
не религиозными, а светскими картинами по китайским образцам. Национальное
искусство у монголов в то время еще не развилось.
Потанин совершил также поездку в окрестности города;
неподалеку от него высился огромный холм, насыпанный из глины, с крутыми
боками. Его назвали Чао-джюн-фын. По словам одних, он был насыпан над могилой
императрицы династии Хань, выданной в Монголию замуж по договору после войны и
умершей на чужбине, а по рассказам других, здесь была погребена одна из жен
Чингис-хана, которая тяжело ранила его и утопилась в Желтой реке.
|