В конце учения Ждан-Пушкин предложил учителю Старкову
читать эскадронным кадетам более подробно географию Киргизской степи. Он знал,
что казачьим офицерам предстояло ходить с отрядами в степь, нести там кордонную
службу и участвовать в военных экспедициях, доходивших на юге до
границы независимого Туркестана. Старков выполнил распоряжение Ждан-Пушкина, и
кадеты эскадрона вышли из корпуса с такими сведениями о Киргизской степи, каких
не имели ни о какой другой стране.
Для усовершенствования кадет в фронтовой службе были
присланы офицеры из столицы; среди них выделялся Музеус, образцовый фронтовик,
высокий, вытянутый в струну, с громким голосом, гроза для неисправных и нерасторопных.
Он задавал тон и остальным учителям.
Военный дух в кадетах старались поднять и в обстановке
спален; на их стенах повесили портреты героев Отечественной войны 1812 г.; в
одной из камер эскадрона висела картина, изображавшая гибель Ермака, покорителя
Сибири, в волнах Иртыша. В спальнях были библиотеки для внешкольного чтения, с
книгами военного содержания, в частности — посвященные истории Отечественной
войны, «История Государства Российского» Карамзина, исторические мемуары, а
также описания морских путешествий. Последние особенно заинтересовали Гришу,
помнившего еще приключения Робинзона Крузо. Он прочитал записки Броневского о
плавании в Ионическом архипелаге и путешествие Дюмон-Дюрвиля, усвоил всю
корабельную терминологию и морские команды, с увлечением читал описания
Канарских островов, Мадагаскара, Полинезии и стал мечтать о морских
путешествиях, хотя понимал, что для казачьего офицера такие мечты несбыточны.
Но ему нравилась и история Карамзина, особенно примечания, которые он
перечитывал по нескольку раз, делая из них длинные выписки. В мальчике
обнаружилась склонность к кропотливой работе, характеризовавшая и его позднейшую
литературную деятельность.
Кадеты, родители или родственники которых жили в
Омске, на воскресный день отпускались домой; они уходи ли из корпуса в субботу
вечером и возвращались в воскресенье вечером. Этим создавалось общение кадет с
городским обществом; главным образом в связи с этими воскресными отпусками
проникали в среду кадет новые идеи, новые книги, интерес к политике. Общение
детей казаков со своими семьями в этом отношении имело мало значения; через
ротных кадетов в корпус проникли сочинения Сю, Александра Дюма и Диккенса.
Гриша зачитывался ими.
Однако социалистические идеи в корпус не проникали.
Даже о восстании декабристов и о развернувшемся в стране движении за отмену
крепостного права кадеты, судя по воспоминаниям Потанина, не имели представления.
Среди кадетов-казачат выделялся Чокан Валиханов. Это
был киргиз, сын султана. На него смотрели, как на будущего путешественника в
Туркестан или Китай. Он был очень талантлив и много рассказывал о киргизском
быте. Его рассказы так увлекли Гришу, что он начал их записывать, и вскоре из
рассказов составилась толстая тетрадь. Этим он положил начало своим
этнографическим записям, которыми так много занимался во время путешествий.
Чокан в это время еще плохо говорил по-русски, и сам не мог записывать, но он
хорошо рисовал и иллюстрировал тетрадь Гриши изображениями киргизского оружия,
охотничьих снарядов, утвари и пр.
К концу пребывания в корпусе Чокан начал серьезно
готовиться к своей будущей миссии, о которой говорили ему учителя; он читал
описания путешествий по Киргизской степи и Туркестану, изучал историю Востока.
Ему доставляли для чтения интересные книги по Востоку, и он делился ими с
Гришей. Оба мальчика прочитали описание путешествия Палласа в русском переводе,
и Гриша увлекся им. Со страниц этой книги на него пахнуло ароматом полыни и
степных цветов уральских степей; ему казалось, что он слышит крики летающих над
рекой Яиком чаек, уток и гусей. Его мечта о путешествиях приняла новую форму.
Книга Палласа приблизила мечты к той стране, в которой должна была проходить
жизнь и служба Гриши.
Повести Гоголя, которые превосходно читал в отрывках
кадетам-казачатам учитель Костылецкий, особенно «Тарас Бульба», будили в них
демократические настроения. Казачата увидели нечто общее между собой и героями
Гоголя, почувствовали себя сродни запорожским республиканцам, избиравшим
кошевого атамана; они распределили между собой имена героев повести Гоголя.
Среди них появились Тарас, Остап, Андрий. Позже некоторые из них заинтересовались
историей Украины и южнорусского казачества, и в кадетской среде появились имена
Наливайко, Сагайдачный, Дорошенко.
В последний год учения, когда кадеты слушали
фортификацию, их заставляли летом, в лагере, строить люнет. Казаки работали
отдельно от ротных, на особом участке, и, соревнуясь с ними, выполняли работу
дружнее и раньше, чем ротные. Лихой казак, удалой казак стал идеалом.
Хотя корпус был закрытым учебным заведением, но, как
упоминалось, сношения с внешним миром у кадет были. Поэтому на них все же
сказалось влияние передовой части русской интеллигенции. А к тому же до них
докатились отголоски революционных событий 1848 г. Постепенно у некоторых кадетов
стал оформляться горячий протест против вопиющего факта пребывания в крепостной
кабале русского крестьянства и против колониальной политики русского царизма в
Сибири, обрекавшей на вымирание местные национальности, именовавшиеся
«инородцами». Еще в корпусе Гриша задумывался над тем, что огромные табуны и
стада деда Ильи не были нажиты им честным трудом или куплены на скудное
офицерское жалованье, а были им приобретены посредством хищнической торговли с
киргизами, что все хозяйство деда Ильи держалось на эксплоатации труда
разоренных пастухов — киргизских бедняков. Почти у каждого казака во дворе
стояла юрта семьи «джатаков» — киргизов, не имевших собственого скота. Эти
бедняки за право додаивать выдоенных коров и другие подачки выполняли в
хозяйстве казака разные работы — пасли скот, рубили дрова, носили воду из реки,
ездили в лес за дровами, — словом, играли роль дворовых крепостных.
|