В тот же день мимо лагеря прошел большой караван урянхайцев, кочевавших на зимовки. Женщины ехали на быках и коровах, мужчины на лошадях. У урянхайцев лица красивее, чем у монголов, среди молодежи были красавицы. На головах женщин были надеты красные шерстяные капюшоны, отороченные по краям бусами. Шубы оканчивались оборкой, отороченной кумачом или черным плисом. Завидев лагерь экспедиции, все спешились и окружили путешественников. Такую большую экспедицию чужеземцев с палатками незнакомой формы они видели впервые.
Ущелье спуска открылось в широкую долину реки Улухем, составлявшей главное верховье Енисея, в местности, называемой Модон-обо, т. е. деревянное обо. Это огромное обо из бревен, поставленных конусом, стояло у входа в ущелье и внутри было полое; в нем был прилавок с разными фигурками животных, изображавшими принесенные богам жертвы; над столиком были протянуты шнуры с навешанными на них лентами и лоскутками.
Окрестные горы представляли 13 отдельных пиков, населенных, по поверью, 13 горными духами. На этом ночлеге путешественники все время слышали удары бубна и узнали, что в окрестностях живет много шаманов и шаманок, так как эта местность считалась священной. У урянхайцев много шаманов, а шаманок еще больше. Шаман — по-урянхайски «кам», шаманка — «утагана». Способность заниматься шаманством иногда передается по наследству, как нервная болезнь. Обучением приобретается только знание обрядов и напевов. Будущий шаман начинает чувствовать свое предрасположение. Он видит вещие сны, испытывает болезненные припадки. При отдаленном звуке бубна у него начинаются подергивания, глаза разгораются, и с ним делается припадок.
Путешественникам удалось видеть камланье, т. е. обряд шаманства, который выполняла утагана Найдын. Ее юрта стояла в лесу больших тополей и лиственниц, была велика и убрана довольно богато и чисто. Найдын, здоровая и довольно красивая девушка, была одета нарядно, держалась смело, и члены ее семьи — мать, брат, сестры — слушались каждого ее слова.
Плащ, который шаман надевает при камланьи, покрыт массой бахромы из ремешков, с пришитыми к ним железными погремушками и колокольчиками. Ремешки часто изображают змей с головками и глазами из бисера и открытой пастью. У Найдын две змеи на спине были больше других и назывались златоглавыми змеями Амырга. На плечах были нашиты пучки совиных перьев, и ими же обшит воротник. Такими же перьями и мелкими раковинами была обшита ее шапка из красного сукна; перья торчали кверху, образуя диадему, а бахрома спускалась на лицо. Бубен предста»влял обруч, имевший полметра в диаметре, с натянутой на него козлиной шкурой без шерсти, поперечной проволокой и резной рукояткой. У Найдын весь наряд был новый и красивый.
Когда путешественники пришли в юрту Найдын, согласившейся исполнить для них камланье, все было готово: железный очаг был вынесен, и на огнище поставлены три камня для котла, который нужен для курений и возлияний. В переднем углу был протянут шнур, увешанный лентами, а бубен просушивался над огнем. Брат Найдын пробовал звук, ударяя колотушкой. Потом на огнище насыпали можжевельник, мать полила молока на камни, побрызгала им в отверстие юрты и одела Найдын. Последняя в плаще и шапке стала на войлочек лицом к шнуру и спиной к огню и начала камлать — бить в бубен, раскачиваясь всем телом и извиваясь. Движения и удары бубна становились все быстрее, но ноги оставались неподвижными. Иногда Найдын кружилась на месте, и плащ с его ремешками и погремушками развевался вокруг нее широким конусом. По временам пляска прерывалась, и Найдын медленно обходила вокруг очага, на котором курился можжевельник, распространяя своеобразный приятный запах, и начинала петь. Голос ее был нежный, мотивов она исполняла много, но ее пение было заунывно и иногда переходило как бы в плач. По временам она издавала также свистящие, шипящие и гортанные звуки или подражала ржанию лошади и крику кукушки. Это означало прибытие духов, подвластных шаманке и вызванных ею.
Камланье заканчивалось вне юрты, очень эффектно. Перед юртой расстилалась снежная поляна, мерцали звезды. Против дверей стояла белая лошадь, которую держали под уздцы: перед ее мордой на треноге курился можжевельник; между конем и юртой постлали войлок, и мать шаманки поклонилась коню и обрызгала его чем-то.
Затем вышла Найдын и начала бить в бубен. Лошадь храпела, но не рвалась, очевидно привыкла к обряду. Наконец шаманка, не переставая бить в бубен, отступила от лошади и, пятясь, вошла в юрту, обошла вокруг очага и начала бросать свою колотушку всем присутствующим на колени, не прерывая пения. Каждый получивший колотушку прикладывал ее ко лбу и подавал Найдын, которая снова била в бубен и опять бросала. Пение во время бросания состояло из предсказаний судьбы, очень иносказательных. Так, Найдын пела:
«Златоглавая моя змея Амарга! Пьющая воду из вершин рек! Шагающая по вершинам гор!»
«Левой рукой держусь я за радугу, правой за небо.»
«Шуба моя из лохмотьев, пища моя горька, как смола!»
«Тело мое велико, как гора; сердце мое крепко, как надмогильный камень!»
Обойдя всех, шаманка остановилась перед шнуром с лентами. Мать и брат сняли с нее плащ и шапку. Она корчилась и стонала, не переставая напевать. Успокоилась она, когда с нее все сняли. Она имела вид проснувшегося человека, но оправилась после сильной понюшки табака и чашки чая, которую ей подали.
Урянхайцы думают, что во время камланья ум шамана засыпает и в него входят духи. Бубен — это конь, на котором шаман улетает в мир духов. Чем громче удары, тем быстрее мчится шаман на этом коне.
|