Несмотря на двухнедельную стоянку вблизи ставки князя,
Потанину удалось собрать только немного сведений о торгоутах во время
разговоров с князем и его приближенными; представителей этого народа он видел
мало. Сам князь несколько раз приезжал в лагерь экспедиции, а княгиня
пригласила жену Потанина к себе. Александра Викторовна так описывает это
посещение:
«Я поехала в ставку с Сантан-джимбой. Ставка не
представляла ничего внушительного — те же юрты, только войлоки на них немного
белее, чем у простых торгоутов. Перед одной из них стояли мачты. Из нее вышли
две женщины, помогли мне сойти с лошади и повели в юрту. У дверей меня
встретила высокая монголка, за халат которой цеплялось четверо ребятишек. По
костюму я приняла ее за няню; но в юрте она меня усадила и стала занимать
разговорами, и я поняла, что это княгиня, а ребятишки в засаленных халатах и
грубых сапогах — ее дети. От обыкновенных юрт юрта княгини отличалась только
пунцовой шерстяной материей, которой она была обтянута изнутри. Против очага
стояло низкое кресло с пунцовыми подушками; это было кресло самого князя.
Вскоре в юрту вошли несколько монголов с шариками на
шапках; перед нами поставили скамеечки и подали чай в фарфоровых чашках; потом
в тех же чашках нам подали пельмени. Чиновники скоро ушли и увели с собой
Сантан-джимбу; после этого мой разговор с княгиней пошел успешнее. Я отдала ей
маленькие подарки, которыми тотчас же завладели дети. Мы говорили о погоде, о
жаре, о комарах, мучащих людей. Княгиня спрашивала меня о моих странствиях и
призналась, что кроме своих степей она ничего не видала. Старшую девочку она
уже приучала к хозяйству: она умела уже доить овец, но еще не умела доить
коров.
Княгиня не жаловалась на бедность, но вся обстановка
говорила о ней. Особенно поражали нас своими лохмотьями и попрошайничеством
слуги князя. Они приходили в наш лагерь и просили еды и одежды. Хотя наши
рабочие уже сами обносились, но их обноски годились еще для прислуги князя».
5 августа экспедиция на свежих, обмененных и нанятых,
верблюдах пошла дальше вниз по реке Эдзин-гол. Местность сначала имела тот же
характер, что и прежде, — узкая полоса рощ и зарослей тянулась вдоль берега
реки, а к западу от дороги до линии горизонта расстилалась обширная степь с
редкими кустиками, усыпанная галькой, местами сменяемая солончаками. По
прежнему надоедали комары, но, несмотря на их присутствие, встречалось много
юрт торгоутов. Через два дня река отклонилась в сторону, и экспедиции предстоял
теперь большой переход через Гоби.
В первый день дошли до колодца Шара-хулусун по
песчаной степи, по которой были рассеяны бугры песка с кустами тамариска и
отдельные деревья саксаула. Вода в колодце была соленая,
пахучая и грязная; пришлось вычерпать всю воду и черную вонючую грязь на дне
колодца и выждать, пока не набралась свежая сносная, хотя и солоноватая вода.
На следующий день тронулись в путь в пять часов утра,
так как предстоял огромный безводный переход. Когда рассвело, увидели такую же
песчаную степь почти бесплодную; редко попадались маленькие кустики и
стебельки.
В 11 часов дня подошли к большому озеру Гашиун-нор, в
которое впадает один из рукавов реки Эдзин-гол; здесь остановились для отдыха
животных; корма для них не было никакого.
Потанин поехал к озеру, чтобы взять из него пробу
воды; берег был плоский и топкий; чтобы набрать чистой воды в бутылку, пришлось
брести по колено более двухсот метров по соленой грязи, которая пузырилась под
ногами и пенилась; на ней плавала зеленоватая слизь, ходили и стояли мириады
мелких мух. Вода была горько-соленая и содержала 8.3% разных солей. Во время
половодья реки озеро разливается и затопляет свои берега километра на три. Оно
расположено на высоте 1000 метров среди обширной впадины, которая уходила в обе
стороны на восток и на запад за горизонт. А впереди, на севере, тянулся
непрерывный ряд скалистых гор; туда нужно было дойти, там были корм и вода.
|