А. П. Соколова и некоторые другие источники,
«задействованные» в настоящей книге, как и не публиковавшиеся фотографии. Эти
не столько новые, сколько не использовавшиеся материалы позволяют заново
осветить многие стороны деятельности Русанова, например, его отношение к своему
современнику Георгию Яковлевичу Седову на основе статьи, опубликованной в кадетской
газете «Речь» в мае 1912 года. А ведь был еще и личный дневник исследователя,
неоднократно и лишь частично использованный им для отчетов. Был, ибо его
местонахождение в настоящее время неизвестно…
Конечно, следовало бы больше поработать в архивах,
особенно Сорбонны, но здесь я оказался в положении героя анекдота, заявлявшего
окружающим: «Опять хочу в Париж…» Как известно, на вопрос: «А давно вы там
бывали?» он отвечал: «Нет, но я уже хотел…» Для меня эта проблема остается в
том же положении и теперь, если не хуже — поскольку французским я так и не овладел.
Правда, кое-какие документы оттуда получить удалось — и на том спасибо! В
частности, диплом об окончании университетского курса героем этой книги, что
имело принципиальное значение — выдающийся полярный исследователь и
студент-недоучка в одном лице для многих немыслимое сочетание, даже если жизнь
преподносит порой и не такие сюрпризы.
Что касается опубликованной книги «Владимир
Александрович Русанов (1875–1913?)», вышедшей в издательстве «Наука» — это
прежде всего научное издание, посвященное деятельности одного из самых
результативных русских полярных исследователей дореволюционной поры. Личному
там места почти не нашлось или постольку поскольку… В той книге автор стремился
показать истоки успехов исследователя, его высокой научной производительности,
поскольку эти проблемы интересовали меня и тех, кто издавал книгу. Надеюсь, мне
удалось докопаться до причин, которые сделали этого исследователя таким, каким
он остался в нашей памяти. Хотя я и понимал, что сама личность ученого и его достижения
неразделимы, тем не менее на фоне поставленной задачи все личное в этом
человеке оказалось оттесненным на второй план. По этой книге можно было
защищать диссертацию, но к тому времени я уже «остепенился». Книга исчезла с
прилавков довольно быстро, устные отзывы я получил вполне приличные, кое-кто
остался недоволен отдельными выводами и оценками (особенно в заключительной
части), но в любом деле, а в науке тем более, угодить на все вкусы невозможно —
велик риск утратить главное.
Работая над книгой, я убедился в том, что имеющиеся
документы освещают биографию героя далеко не полностью — это же отмечали и мои
многочисленные предшественники. Во всяком случае, сам В. А. Русанов не позаботился
снабдить своих будущих биографов необходимым материалом, но в отличие от многих
он не старался в своих работах представить свои поступки и действия в
благоприятном для себя свете. Даже в наиболее уязвимом для критики последнем
плавании в Карское море (поскольку речь идет о самовольном использовании
находящегося в его распоряжении судна, если хотите — угоне) ни в одном из
известных документов он не только не ищет оправданий, но и ничего не скрывает.
В сложившейся обстановке, скорее всего, он и не мог назвать конечный пункт
своего плавания, предоставив оставшимся судить о нем в меру собственного
разумения. И не только это… Годы его молодости можно воспроизвести по
документам полиции, но гимназический период или учебу в реальном училище
описать сложнее. Не могли же его отчислить из гимназии и реального училища без
мотивировки — за что? Хулиганство, разбой, просто лень?.. Увы, каких-либо
документов, чтобы ясно ответить на этот вопрос, в нашем распоряжении нет.
Еще одно важное обстоятельство для оценки сделанного в
Арктике Русановым. При всей грандиозности достигнутого им сам-то он видел в
содеянном лишь первый шаг, некую обширную рекогносцировку — не более, после которой
собирался приступить к углубленному изучению всего, что связано с Российской
Арктикой. Не получилось, потому что погиб, не вернувшись из непонятного разведочного
маршрута, как это не раз и не два случалось с другими разведчиками — настоящее
проявление скромности, которое не всегда свойственно ученым мужам. Именно
скромности от понимания грандиозности открывшихся перед ним проблем.
Следует сказать, что даже известные документы,
связанные с Русановым, не были использованы достойным его образом. Всего один
пример. Где-то в конце 70-х годов мне позвонили из одного солидного журнала и
сказали, что хотели бы получить мое заключение по поводу русановских документов,
оказавшихся в распоряжении редакции. Они получили интереснейшие материалы о
награждении участников самой успешной его экспедиции 1910 года. На каждого из
награждаемых была представлена детальная характеристика с перечнем заслуг, с
краткими биографическими данными. Отсутствие в этом перечне некоторых лиц
подтвердило мое подозрение о конфликте среди участников, о чем я догадывался по
научным публикациям.
|