Глава 8. Вокруг северного острова
На север, на север, на север — вперед!
Нас за сердце доблесть людская берет.
П. Антокольский
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,
Скрипучий поворот руля.
Земля плывет. Мужайтесь, мужи,
Как плугом, океан деля.
О. Мандельштам
Последствия полевого сезона 1909 года сказались очень
скоро. В конце мая 1910 года Русанов получил в Париже письмо следующего
содержания:
Милостивый государь Владимир Александрович!
Прошу Вас принять начальствование над снаряжаемой мною
экспедицией Главного управления землеустройства и земледелия для обследования в
течение июля и августа северной части Новой Земли — от Архангельской губы до
полуострова Адмиралтейства. Ближайшие задачи экспедиции и условия труда ее
членов известны Вам из личных наших переговоров и сообщений правителя моей
канцелярии.
Подробная программа будет выработана по принятии Вами
моего предложения и прибытии Вашем в Архангельск.
Прошу принять уверения в совершенном почтении и
преданности.
Архангельский губернатор Сосновский
Это означало, что на Новой Земле он становится
самостоятельным, полноправным исследователем. Перед отправлением в экспедицию
он сдал последний экзамен и стал дипломированным специалистом. Правда,
отсутствие диплома не помешало ему в прошлом полевом сезоне ставить
исследования по нескольким разным направлениям, но тем не менее наличие
официального документа делало его положение более прочным. Как руководитель
экспедиции, теперь он отвечал за все, и эту нагрузку, судя по апрельскому
письму матери, он почувствовал скоро:
«Очень много у меня самой спешной работы. Много надо
прочитать и сделать до экспедиции, чтобы все знать, все предусмотреть заранее.
Экспедиция будет большая… Я думаю, вернусь в конце сентября, не раньше… Экспедиции
отпущено 5000 рублей, так как судно будет не куплено, а нанято в аренду. Приеду
в Архангельск еще не скоро; отъезд экспедиции назначен в самом начале июля…
Писал губернатору, чтобы воспитал на казенный счет в гимназии Шурочку, если не
ворочусь. Но что со мной сделается! На Новой Земле как дома. Теперь, пожалуй,
нет в Европе никого, кто бы так хорошо знал Новую Землю, как я» (1945, с.
385–386). Последняя фраза весьма характерна — действительно, среди
новоземельских геологов он обладал наибольшим полевым опытом, как и обширными
сборами образцов пород и ископаемой фауны.
Весьма характерное письмо, в котором смешались
опасения за родных, озабоченность порученным делом, прикрытое легким налетом
бравады — нормальное состояние души, смесь возбуждающей тревоги (мол, где наша
не пропадала!) и ожидание нового перед ответственным делом, так знакомое многим
полярникам и участникам дальних экспедиций. И даже некоторое желание покрасоваться
перед близкими — вот мы какие ребята!..
Что касается дел в Архангельске, то многое решил
местный купец рыбопромышленник Д. Н. Масленников, который пошел навстречу
губернатору совсем не из соображений благотворительности — он, видимо, уже в
ближайшем будущем надеялся воспользоваться результатами русановских изысканий
на Новой Земле, тем более что речь шла о малоосвоенном (точнее, забытом) северном
побережье, перспективы которого в ту пору выглядели обнадеживающими. Несмотря
на очевидный риск, купчина расщедрился на новенький куттер «Дмитрий Солунский»,
построенный всего два года назад в одном из поморских коренных мест — на
острове Мудьюге, родине многих архангельских мореходов, что с моря прикрывает
столицу Поморья и поныне.
Судно выглядело вполне приличным, тем более в
сравнении с прошлогодней «посудиной»: длина 32 метра, ширина — до 8, глубина
интрюма до 3-х, водоизмещение 180 тонн, со специальной ледовой обшивкой по
корпусу из дуба. Неплохой мотор в 50 лошадиных сил, немного уступавший по
мощности знаменитой «Веге», на которой Норденшельд одолел (правда, с зимовкой)
весь Северный морской путь. Об этом Русанов вспомнил не случайно — были у него
на этот счет свои соображения, поначалу не нашедшие понимания у людей, на
которых он понадеялся. В первую очередь это относилось к штурману из Главного
гидрографического управления А. П. Смирнову. Представитель официальной
организации, опытный моряк, офицер с заслугами, ранее неплохо проявивший себя в
зимних рейсах на Мурман, казалось, вполне подходил на роль капитана судна
официальной, а не частной экспедиции, — однако вдруг засомневался,
заколебался и поспешил уйти в сторону, когда Русанов посвятил его в свои планы,
выходящие за рамки официальных, признав «программу слишком рискованной и
невыполнимой». Сосновский также нигде не завизировал часть программы,
относившуюся к обходу Северного острова, хотя сам же выступал с идеей объявить
Карское море внутренним морем России. Весьма характерная позиция: с одной
стороны — не препятствую, а с другой — в случае неудачи вся ответственность,
господин Русанов, не обессудьте-с, на Вас… Однако и чересчур осторожных
губернатор не жаловал.
Совсем иначе повел себя коренной помор Григорий
Иванович Поспелов, несмотря на то, что четыре года назад потерял во льдах
собственное судно на зверобойном промысле. Когда Русанов «с картой в руках
изложил капитану программу экспедиции, одной из главных задач которой был обход
Северного острова, капитан всецело согласился с моей программой, обещая мне в
этом отношении свое содействие» (1945, с. 159) — взаимопонимание было
установлено и сохранялось до завершения экспедиции. Решение на обход Северного
острова — не просто попытка решения задачи, которая нашим морякам после плавания
Саввы Лошкина не давалась, но и очень важная с точки зрения самой постановки
задачи — тем самым отпадал вариант с холостым плаванием, запомнившийся по
прошлому полевому сезону. Таким образом, уроки трех предшествующих экспедиций
не прошли для Русанова даром.
|