У северных пределов архипелага он лишь отметил: «От
лиц, бывших здесь в июле на "Бакане”, пришлось слышать, что Большой Ледяной мыс
выдается не так далеко в море, как обозначено на картах. Однако в этом нельзя видеть
нового географического открытия. Очертания мыса, состоящего из одного чистого
льда, неизбежно должны из года в год изменяться. Если благодаря изобильным
атмосферным осадкам, приток льда в леднике, образующем мыс, возрастает, то
естественно, что и самый Ледяной мыс должен выдвигаться дальше в море. Если же
количество осадков, взятое за несколько лет, в общей сложности уменьшается, то
и Ледяной мыс начинает постепенно укорачиваться. При продолжительном уменьшении
осадков и при повышении температуры возможно даже, что этот же самый Ледяной
мыс превратится в Ледяной залив» (1945, с. 149). Далеко вперед заглядывал
пытливый ум исследователя, не боясь ошибиться, но, как мы теперь точно знаем,
оказался прав — неплохо учила его профессура Сорбонны, тем более что есть
основания предполагать о знакомстве Русанова с ледниками Альп. Во всяком
случае, он излагает свою точку зрения на эволюцию ледников в этой части Новой
Земли строго в соответствии с современными представлениями, а в части
природного прогноза (кстати, подтвердившегося) значительно опередил свое время.
Не мог знать Русанов, что спустя всего три года придет
в эти места на самый северный предел Новой Земли лобастый гидрограф с серыми
умными глазами, с которым он недавно познакомился в Крестовой губе, и положит
на карту здешнее побережье, потеряв в кошмарном пешем маршруте за два месяца 16
килограммом собственного веса. И, конечно, они не догадывались, что суждено им
сложить свои головы в белых просторах Арктики почти одновременно в опасном для
многих достойных мужчин возрасте — в 37 лет…
Однако не будущий мартиролог занимал тогда мысли
Русанова, а все новые и новые ориентиры, открывавшиеся по курсу, —
Оранские острова, долгожданный мыс Желания и многие другие, наряду с ледовой
угрозой, которая с очередным градусом широты становилась все зримей,
отчетливей, грозя спутать все его планы и намерения. И тем не менее само
достижение мыса Желания, с которым нашим исследователям упорно не везло
(вспомним неудачи Ф. П. Литке в 1821–1824 годах, П. К. Пахтусова в 1835 году,
незапланированный дрейф «Ермака» в 1901 году), было выдающимся событием, на чем
в своих воспоминаиях особо остановился Вылка: «На обоих мачтах "Солунского” подняли
флаги. В. Русанов, восторгаясь успехом, сказал экипажу: "Сегодня мы находимся в
самой крайней точке севера Новой Земли. Тут русской экспедиции до нас не было”»
(Казаков, 1963, с. 159).
Прежде чем вторгаться в акваторию Карского моря,
которая начиналась за мысом Желания, надо было провести серию гидрологических
наблюдений, чтобы судить о режиме здешних вод, причем наблюдения, выполненные
на единственной станции, естественно, могли оказаться достаточно случайными.
Ведь речь шла о влиянии вод Гольфстрима на одну из самых сложных в ледовом
отношении арктических акваторий с одной стороны, и важнейшем, по мнению
Русанова, участке будущего Северного морского пути, с другой. Скажем прямо,
ничего, что внушало бы ему надежду на ближайшие дни, обнаружено не было — но
ведь плавали же в этих водах мореходы далеко на восток, и не все из них
разделили злосчастную судьбу Баренца, погибшего здесь в 1597 году, вблизи мыса,
открывавшего, по его мнению, долгожданный путь к заветным берегам Китая и
Индии…
Когда провели третью гидрологическую станцию в
55 км на северо-восток от мыса Желания, причем на больших глубинах, где
лот не достал дна на двухстах метрах (как это и должно быть по современной
карте), на горизонте показалась светлая полоса льда — противник обозначил свое
присутствие. Чтобы проследить положение кромки, пришлось вернуться к мысу
Желания, где была проведена высадка на берег, производивший впечатление
настоящей полярной пустыни, поверхность которой была обработана древним
ледником, словно ножом бульдозера. «Следы недавней ледниковой деятельности встречаются
здесь на каждом шагу: растительность самая жалкая, цветковых растений почти
нет, даже и мхи лишь изредка прячутся маленькими, редко разбросанными пучками
между камнями. Берега озер и ручьев совершенно пустынны. Не видно никаких
следов гусей и уток, столь многочисленных в других, более южных частях острова…»
(1945, с. 151) — что и говорить, безотрадные места. Однако именно здесь,
по мнению исследователя, в будущем должна была возникнуть (и спустя двадцать
лет была построена) полярная станция, чтобы давать полярным мореходам
необходимую информацию. Найденные неподалеку конгломераты позволяли думать, что
породы здесь имеют девонский возраст, хотя позднее было установлено
преобладание более древнего силура.
В последний день августа судно перешло в Ледяную
Гавань, где когда-то голландцы с корабля Баренца провели первую из
западноевропейцев (причем относительно благополучную) зимовку. Участники
экспедиции поднялись на ближайшие холмы, где Русанову и его спутникам открылась
безрадостная картина: «К юго-востоку все Карское море, от самого берега до
горизонта, было покрыто сплошным льдом, причем несмотря на сильный ветер,
дувший от берега, лед этот стоял неподвижно у берегов. Таким образом, путь к
югу был отрезан. Казалось, невозможным идти дальше Карским морем. Но зато к
востоку, докуда хватало глаз, море было совершенно свободно от льда. Оставалось
одно из двух: или вернуться тем же путем, каким пришли сюда, то есть Баренцевым
морем, чего совсем не хотелось Русанову, или попытаться обойти встречные льды,
взяв курс к востоку» (1945, с. 151). Очередной торопливый отбор образцов принес
Русанову добычу в виде пермокарбоновой фауны, а Кругловскому — разброс по
возрасту находок от силура до перми, хотя и в пределах палеозоя.
Слабое утешение, если снова приходится пятиться к мысу
Желания, где в бухте, названной в честь капитана судна, и произошли решающие
события. Здесь 2 сентября, стоя на якорях, судно выдержало шторм при сильном
ветре с Атлантики. В воспоминаниях Вылки этот эпизод отражен следующим образом:
«Подул неожиданный ветер с запада. Двое суток бросало нас из стороны в сторону,
два якоря не держали. На нас надвигалась масса льдов. На четвертый день подул
слабый ветерок с севера, и нам пришлось выйти на Карскую сторону. Другого
выхода не было» (Казаков, с. 1983, с. 159–160). Дальнейшее развитие
событий более развернуто дается в официальном отчете экспедиции в следующих
выражениях: «По предположению Вылки, такой сильный западный ветер должен был
отнести от восточных берегов тот самый лед, который принудил "Дмитрия
Солунского” вернуться, благодаря чему путь Карским морем, вероятно,
освободился. Разделяя это мнение и желая во что бы то ни стало осуществить свою
программу, Русанов уговорил капитана еще раз попытаться пройти Карским морем
вокруг северного острова Новой Земли» (1945, с. 152).
|