На будущий год ситуация, однако, поменялась решительным образом. Три голландских военных корабля с 40 орудиями подстерегли Хили, ставшего за свои деяния уже вице-адмиралом, в Форландсуннете. Несмотря на очевидный перевес в силах, Хили поначалу держал себя как хозяин, подняв сигнал прислать парламентеров для переговоров на свой корабль. Голландцы ответили, что у них есть другие дела, и высадили десант у английских салотопен на берегу, явно намереваясь забрать котлы для выварки жира. Хили стал на защиту компанейского добра с кортиком в руках, причем от кровопролития его удержал лишь один из собственных капитанов. Тем временем к голландцам прибыло подкрепление и, пользуясь перевесом, они стали мешать англичанам в охоте на китов, которая проходила достаточно успешно. Однако присутствие голландцев раздражало Хили, и он потребовал у них разрешения на ведение промысла за подписью принца Оранского, в чем ему было отказано. Спустя некоторое время после состоявшегося военного совета голландцы потребовали в свою очередь капитуляции англичан, дав им на размышление всего полчаса — однако разбушевавшаяся непогода отсрочила кровопролитие на двое суток, но не более. Овладев после абордажа кораблем Хили, победители, как отмечено в английских источниках, «грабили все попадавшееся под руки, выпили все наше пиво и унесли продовольствие, стреляли в наших людей на берегу и делали все, что хотели». Хили не оставалось ничего другого, как посоветовать голландскому адмиралу поить своих матросов собственным пивом. Победители, отметив успех грандиозной попойкой в кают-компании захваченного корабля, затем удалились с добычей, милостиво разрешив побежденным продолжить охоту на китов. Аналогичным образом развивались события в Бельсунне, где, однако, дело до рукопашной не дошло. В тот сезон убытки Московской компании достигли 66 тысяч фунтов стерлингов. Все описанное лишь иллюстрирует размах деятельности китобоев на Шпицбергене в те времена, а также нравы эпохи. Тем не менее одновременно с этими событиями расширялось познание архипелага, хотя, как полагает видный полярный историк XIX столетия Фридрих Гельвальд, «вся история открытия группы Шпицбергена, которая всецело почерпнута из скудных отчетов с пропусками различных китобоев, вообще очень темна и составляет, может быть, самую необработанную часть всех путешествий к Северному полюсу» (1884, с. 364). Разумеется, немало забот мореходам всех наций в водах Шпицбергена доставляли не только конкуренты, но и особенности местной природы. Порой, казалось бы, так удобно пришвартоваться к невысокому фронтальному обрыву ледника, чтобы, например, пополнить запасы пресной воды, но здесь-то и начиналась полярная специфика, отраженная в судовом журнале такими строками: «Всплеск волны, причиненный падением ледниковой глыбы в море, поломал 23 июня 1619 года мачты на корабле, снес с борта пушку, убил трех и поранил несколько человек» (Норденшельд, 1881, с. 174). Бывалый шкипер при этом мог бы заметить: Дешево отделались…
Тем не менее благодаря прагматикам-китобоям представление об особенностях архипелага, в первую очередь о его прибрежной полосе и многочисленных островах, быстро прогрессировало. Английский моряк Эдж в 1616–1617 годах прошел на восток архипелага, обнаружив там современные острова Эджа и Баренца и водное пространство Стур-фьорда, помимо какой-то суши к востоку от архипелага — возможно, это были современная Земля Короля Карла или острова Рик-Ис. Кроме того, стал известен и пролив Хинлопен, отделяющий от главного острова архипелага Северо-Восточную Землю. По результатам этих плаваний Парчес составил одну из первых карт, на которой архипелаг был показан впервые целиком, хотя и с рядом пропусков. «На этой карте, — по отзыву Клемента Маркхама, президента Лондонского географического общества в конце XIX века, — обозначены и названы все подробности как западного, так и восточного побережья Шпицбергена со всеми его фиордами и островами, равно как и части пролива, проходящего между главным островом и Северо-Восточною Землею» (Гельвальд, 1884, с. 366).
К этому же времени относятся и первые зимовки западноевропейских моряков на архипелаге. Так, восемь английских моряков в 1630–1631 годах на берегах Грен-фьорда перезимовали настолько благополучно, что без потерь дождались спасительного судна. Столь же удачной оказалась и первая зимовка голландцев в Нур-фьорде в 1634–1635 годах, тогда как весь состав присланной им замены на следующий год вымер от цинги. Что больше всего сбивало с толку пришельцев — люди оставались в живых или, наоборот, целиком вымирали, казалось бы, в одних и тех же условиях… Поморы, также не подозревая о существовании таинственных витаминов, открытых уже в XX столетии, забирали на зимовки моченую морошку и при первой же возможности уже на месте пользовались ложечной травой.
В XVI веке европейский китобойный промысел продолжал расширяться за счет северо-германских городов Гамбурга и Бремена. Одновременно голландцы стали постепенно занимать места традиционных промыслов англичан, покидавших воды Шпицбергена. В 1707 году голландский моряк Гиллес увидел таинственную землю на северо-востоке архипелага, безрезультатные поиски которой продолжались позднее на протяжении более чем двух веков. С китобойным промыслом было связано существование голландской береговой промысловой базы в Смеренбург-фьорде, действовавшей только в летнее время. Ее основание относится к 1622 году, когда она и получила весьма характерное название — Сме-ренбург или Ворванный город, красочное описание которого оставил Фритьоф Нансен, посетив его жалкие развалины в 1912 году: «…сотни кораблей стояли здесь на якоре в фиорде, всюду кипела жизнь и наживались состояния… На этом месте более 250 лет назад стоял целый город с лавками и улицами. Не менее 10 000 человек толкались тут среди шума торговых складов, на салотопнях, в игорных притонах, в кузницах и мастерских, в трактирах, где пели и плясали. У этого плоского берега кишели лодки с возвращавшимися со своего рискованного промысла моряками-китоловами, а также пестро разряженными женщинами, приехавшими ловить мужчин» (1938, с. 370).
|