Жилище русских было разбито на две большие половины,
каждая площадью в 30 квадратных футов, но с таким низким потолком, что я в
своей меховой шапке задевал за него. Посредине дома стояла круглая печка,
которая одновременно согревала помещение и служила камбузом и хлебопекарней,
она отапливалась плавником, который массами выбрасывает здесь на берег. Большая
труба служила одновременно и для вывода дыма, и для копчения мяса. По трем
стенам переднего помещения стояли лавки шириною в три фута, накрытые медвежьими
шкурами, на которых спала команда. Постели капитана и фельдшера постланы были
шкурами белых песцов, а койки штурмана, кока, плотника и некоторых других —
овчинами. Стены помещения были гладки и замечательно чисты. Гладкий и чистый
потолок был сбит из ровных толстых досок. Свет попадал в помещение через
достаточное количество стеклянных окошек в 2 квадратных фута, пол же был
глиняный. Все помещение имело с наружной стороны в длину 60 футов и ширину 34
фута; оно было построено из толстых бревен 12 дюймов в диаметре, сложенных в замок
и законопаченных сухим мхом; пазы и шел и кроме того густо залиты глиною и
песком, так что холодному воздуху доступа в помещение не было. Крыша состояла
из сосновых досок…
Из Архангельска ежегодно отправляют сюда одно судно
приблизительно в сто регистровых тонн, с экипажем, состоящим из капитана,
шкипера, фельдшера, штурмана, кока и человек 15-ти команды. Люди снабжаются
мушкетами, винтовками, порохом, большими ножами и другим оружием, необходимым
для добычи китов, моржей, оленей, белых медведей и песцов. С хорошими запасами
муки, водки, платья, лыж, лесными материалами, строительными инструментами и
прочими необходимыми вещами это судно ежегодно в мае месяце выходит из
Архангельска и прибывает в июне или июле…
Отправляется в Архангельск с грузом, состоящим из шкур
белых медведей и песцов, гагачьего пуха и других перьев, моржовых клыков,
копченых оленьих языков и прочего.
Зимовщики не получают никакого жалования, только
полное продовольствие и известную часть выручки за добычу. Капитан получает
5 %, шкипер и фельдшер 3 %, плотник, штурман и кок 2 %, а каждый
матрос 1 %. Фельдшер рассказывал, что капитану обыкновенно достается более
1000 рублей, ему самому более 600 рублей, а матросам от 50 до 60 рублей»
(Ставницер, 1948, с. 32–33).
В это время поморские стоянки и сопутствующие им
кресты проникли в самые отдаленные и недоступные уголки архипелага — участники
шведской экспедиции 1899–1902 годов встретили в Мурчисон-фьорде крест с датой
1798 год, причем один из участников указанной экспедиции отмечал, что русские
из Онеги, Колы и Мезени промышляли здесь к тому времени более 30 лет, добираясь
сюда на судах водоизмещением от 60 до 16 тонн. В. Карлхейм-Гюлленшельд в своей
книге «На 80-м градусе северной широты» продолжает: «Наиболее часто посещаемыми
районами были западное и северное побережье Шпицбергена, с большим количеством
удобных гаваней, изобилующие фиордами, а также южные и юго-западные части
Восточного Шпицбергена (остров Эдж. — А К.). Напротив, пролив Хинлопен,
большая часть Северо-Восточной Земли и западное побережье Стур-фиорда,
негостеприимные берега которого заняты ледниками, вообще не имеют признаков
былых плаваний русских… Вряд ли есть какой-либо фиорд, где бы русские охотники
не возводили свои постройки и не ставили свои кресты на высоком побережье
фиордов. Сейчас почти все они исчезли, избы разрушены, кресты попадали и следы
пребывания русских становятся все менее заметными».
Шведы предприняли раскопки русских развалин и так
описали результаты своих археологических изысканий: «…изба была преднамеренно
разрушена, поскольку на ее опорных столбах остались следы топора.
Наши труды в течение нескольких часов были
вознаграждены с лихвой, и те предметы, которые мы обнаружили в земле, дали нам
полную и четкую картину той жизни, которая существовала в этих охотничьих
угодьях», с перечислением целого ряда находок, включая осколки темно-зеленого
стекла, судовые детали (в частности, блоки), веники, топор, лопата, наконечники
копий, гарпуны, колышки для натяжения шкур, деревянная бочарная клепка, обручи
и другие остатки бочек, ткацкие принадлежности (веретена, вязальные спицы для
вязки сетей), женский гребень, палочки с зарубками — календари, остатки одежды
и обуви, многочисленные кухонные принадлежности (глиняные горшки со следами
сажи, деревянные тарелки), жировые лампы-ночники, многочисленные кости оленя,
птицы и рыбы и т. д. «Все указывало на то, что русские устраивались здесь
с максимальными удобствами и точно так же, как у себя дома… Наличие женщин и
детей (о чем, в частности, свидетельствовали детские сапожные колодки)
показывает, что им здесь жилось весьма неплохо».
Вместе с тем Карлхейм-Гюлленшельд приводит примеры
гибели в целом ряде случаев поморских судов и поселений, причем не только от
цинги или голода. Так, например, «около главного русского поселения в Хорнсунне
в 1820 году была обнаружена севшая на мель ладья с полностью погибшим экипажем.
Многие обстоятельства указывают на то, что эта неудачная экспедиция была уже
готова к отправлению домой, но подверглась нападению и разграблению морскими разбойниками».
Таким образом, случаи пиратства, о которых сообщал еще Корнилов почти столетие
назад, очевидно, продолжались и жертвами их нередко становились и русские
промышленники. Отмечены и случаи совершенно противоположного характера.
Например, в 1743 году в Петербург из Голландии были доставлены 12 поморов,
снятых с аварийного судна голландскими моряками (Иванов, 1935, с. 15).
|