Глава 12. Пойти и не вернуться
…Пойти, открыть и пропасть.
Р. Киплинг
Уже тот далеко ушел на восток,
Не оставив на льду следа.
Н. Тихонов
…Иду на восток — вот лейтмотив всех действий Русанова
в попытке разгадать тайну его исчезновения. Слишком мало, чтобы создать более
или менее удовлетворительную версию, объясняющую исчезновение метеора, прочертившего
сумрачный арктический небосвод от горизонта до горизонта и оставившего во мраке
полярной ночи свой след, который сохраняется до сих пор как пример верности
избранному долгу, научного успеха и нестандартных решений, поражающих
воображение его последователей уже почти на протяжении века. И еще —
готовностью оплатить свой выбор самой высокой ценой…
В развитии описанных ниже событий нет ничего
сколько-либо неожиданного. При внимательном изучении оставшихся
немногочисленных документов обнаруживается полное сходство с экспедициями
1909–1911 годов, когда Русанов выдвигал в противовес официальным свои
собственные программы, более обширные и, несомненно, более сложные, —
стиль максималиста, привыкшего работать на пределе возможного. Только на этот
раз предупреждение для высокого начальства прозвучало еще более отчетливо, если
не вызывающе, о чем читателю известно по предшествующей главе. Таким образом,
Русанов из своих намерений не делал секрета, как и не брал обязательств. На это
обратил внимание, возможно, самый дотошный из биографов Русанова В. М.
Пасецкий, отметив, что указанное намерение тот «не конкретизирует, не
приурочивает к 1912 году, а как бы намечает на будущее» (1961, с. 135), с чем
невозможно не согласиться. Не случаен, разумеется, зимовочный запас
продовольствия, как и неоднократные предупреждения самого Русанова о возможности
зимовки. Нет ничего неожиданного и в реакции руководства — в 1910 году
губернатора Сосновского, а в 1912-м — высоких чиновников из министерств
иностранных и внутренних дел, которые, имея лишь общее представление об
арктических делах, препоручают окончательное решение своему бывалому протеже,
целиком полагаясь на его опыт и знания. Поэтому те, кто говорят о каком-то
неожиданном развитии событий после завершения работ на Шпицбергене, или
искренне заблуждаются, или заведомо игнорируют известные факты, которых действительно
немного.
Ограниченность информации о последнем походе Русанова
требует предельной осторожности в воссоздании финала его последнего
предприятия, начиная с того момента, когда 24 августа горы Шпицбергена растаяли
в тумане за кормой «Геркулеса». Пока определенно можно утверждать о двух
событиях.
Первое — достижение «Геркулесом» Новой Земли в
последний день августа подтверждается телеграммой, оставленной Русановым в
Маточкином Шаре и переданной с попутным рейсовым судном на Большую Землю:
«Юг Шпицбергена, остров Надежды окружены льдами.
Занимались гидрографией. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к
северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно,
направляюсь к ближайшим по пути островам: Уединения, Новосибирским, Врангеля.
Запасов на год. Все здоровы. Русанов» (Визе, 1948, с. 108). Эта телеграмма была
доставлена «Ольгой Константиновной» в Архангельск и 4 сентября (23 августа
старого стиля) 1912 года поступила к управляющему делами архангельского
губернатора Г. А. Садовскому достаточно быстро — всего за четверо суток. Еще
трое суток ушло на ее изучение, прежде чем она проследовала дальше по адресу,
отнюдь не официальному, — А. И. Стюнкелю, родственнику одного из
чиновников Департамента общих дел МВД. О реакции директора этого департамента
А. Д. Арбузова, который курировал всю подготовку последней русановской
экспедиции, или М. М. Пуришкевича ничего не известно. Спустя месяц, 27 сентября
текст телеграммы появился в газете «Новое время». К этому времени наверняка уже
были опрошены вернувшиеся в Россию P. JI. Самойлович и 3. Ф. Сватош, которые
ничем не могли помочь чиновникам МВД, поскольку Русанов с ними своими
намерениями не поделился.
На переход со Шпицбергена до Маточкина Шара «Геркулес»
затратил практически восемь суток, видимо, напрямую, поскольку по совокупности
сведений кромка льда в Баренцевом море в то время располагалась на 76 градусе
северной широты. Почти сорок лет спустя пребывание Русанова в Маточкином Шаре,
по рассказам принимавших его ненцев, описал в своих воспоминаниях Вылка — он не
мог оставаться равнодушным к судьбе человека, сделавшего для него так много.
«Судно "Геркулес” по прибытии в бухту Поморскую встало
на якорь примерно в 500 метрах от берега. Русанов и другие члены экипажа
добирались до берега шлюпкой. В становище Маточкин Шар Русанов больше всего находился
у местного населения. В момент ухода последней шлюпки к борту своего судна в
теплой и дружеской обстановке прощался с местными жителями, собравшимися
проводить в дальний путь своего самого близкого друга — друга ненцев… Собрались
все: мужчины (9 человек), женщины (8 человек) и дети (5 человек) бухты
Поморской на берегу. В момент от-швартования шлюпки от берега все взрослое
население из боевого оружия дало троекратный салют в честь отбытия своего
незабываемого друга и неутомимого исследователя Арктики Владимира
Александровича Русанова. Когда судно "Геркулес” уходило в море все дальше и
дальше, жители бросились в гору, чтобы еще раз приветствовать и пожелать
Русанову и его спутникам счастливого плавания.
|